Кривая успеха Дворжака шла стремительно вверх. И чем выше она поднималась, тем больше издателей искало контакта с композитором. Как стая волков теснились они вокруг Дворжака, и каждый старался урвать самый лакомый кусок. Чтобы не упустить право первенства, прозорливый Фриц Зимрок стал подумывать над тем, как бы ему купить оптом все, что выйдет из-под пера Дворжака.
Ни дня без мелодии
Возраставшая популярность Дворжака, частые поездки за рубеж, постоянные встречи с новыми людьми требовали большого нервного и физического напряжения. Темп работы тоже убыстрился. Дворжак начал уставать и почувствовал, что какие-то часы, во что бы то ни стало, он должен проводить на воздухе. Постепенно ежедневные прогулки вошли в привычку. Встав пораньше, пока занимавшийся день не прогнал еще утренней свежести, пока цветы и листва серебрились росой, он шел в близлежащий парк у площади Карла и до завтрака слушал там пение птиц. Если же накануне удавалось дописать нужную страницу и никакие срочные дела не были намечены на первую половину дня, Дворжак позволял себе больше потратить времени на прогулку и отправлялся тогда бродить по окраинам города или же шел в сторону железной дороги к вокзалу, чтобы посмотреть на прибывавшие и отходившие поезда, переброситься парой слов с машинистами.
Интерес к паровым машинам, зародившийся в раннем детстве, со временем превратился в настоящее увлечение Дворжака. Он знал номера всех паровозов, приходивших на главный вокзал Праги, знал имена машинистов, был с ними знаком лично. Йозеф Сук, будущий зять композитора, рассказывал, как однажды, когда он еще учился у Дворжака в консерватории, тот послал его на вокзал посмотреть, какой номер паровоза у отходившего в Вену скорого поезда. Вернувшись, Сук выпалил номер, который твердил всю дорогу, чтобы не забыть, и вдруг Дворжак не на шутку рассердился: оказывается, Сук сообщил номер тендера, а не паровоза.
— И вот за такого человека ты собираешься выходить замуж! — с возмущением говорил потом Дворжак Отилии, искренне удивляясь, как интеллигентный юноша мог спутать тендер с паровозом.
Кроме ежедневных прогулок, полюбились Дворжаку и более длительные выезды за город на лоно природы. Охотнее всего он брал себе в компаньоны Леоша Яначка. Время их очень сблизило и подружило. Яначек, приезжая в Прагу, останавливался у Дворжака, а у себя в Моравии усиленно пропагандировал его творчество. Вместе они объездили много мест, расположенных вверх по Влтаве. Были в Орлике, Гусинце, Прахатицах, Ржипе, у Карлова Тына. Иногда, если Дворжак был очень утомлен, они уславливались не говорить о музыке. Но соблюсти такой уговор не всегда удавалось. То сам Дворжак не выдерживал — уж очень осаждали его музыкальные мысли, то кто-то обратит внимание на невысокого, скорее полного, но подвижного приезжего, который даже у стойки трактира ни минуты не может постоять спокойно, взглянет в его не слишком красивое, выразительное лицо и вдруг просияет от радости, узнав Дворжака. Через минуту уже весь городишко оповещен, какой гость забрел на его улицы, и кончилась свобода передвижения, свобода выбора тем для беседы. Дворжак, а с ним и Яначек, оказывались в плену у местных музыкантов. Начинались расспросы о творческих планах, о музыкальных новинках в столице, а потом уговоры: окажите честь, посетите выступление нашего музыкального общества, послушайте наш камерный ансамбль, продирижируйте нашим хором.
Не обходилось и без просьб написать что-нибудь для того или иного коллектива. Дворжак быстро забывал о своем намерении отдохнуть от музыки и сочинительства. Глоток чистого воздуха, маленькая разминка — и он снова готов засесть за работу. «Глаголу Пражскому» он пишет «Псалом 149» для смешанного хора с оркестром, студенческому обществу — полонезы. Сочинив ряд вальсов для фортепиано в две руки, Дворжак тут же их инструментует для малого оркестра, а часть переделывает для струнного квартета. «Чешская сюита» для малого оркестра, Серенада для струнных, мазурка для скрипки с сопровождением фортепиано или малого оркестра, различные циклы фортепианных пьес — «Силуэты», «Эклоги» и другие существенно обогащают репертуар небольших музыкальных коллективов. Ни дня не проходит без новых нотных страниц. Дворжак пишет и пишет… Поставив точку в конце одной пьесы, он сразу же начинает другую. Он сочиняет даже в пути, и с присущей ему педантичностью отмечает это на рукописи: «По дороге из… в…». Сочинений так много, что начинает ощущаться нехватка названий. Задумав очередной цикл фортепианных пьес, Дворжак ворчит, что Шуман исчерпал все характерные, оригинальные названия.
— Разве дело в названии, — говорят ему. — Все зависит только от музыки.
— Э! Что толковать о музыке! — отвечает Дворжак. — Она у меня есть, а названий не хватает! Дайте мне какое-нибудь поэтическое название, чтобы я смог себе представить какую-нибудь картину, какой-нибудь образ, и я вам напишу музыку.
Одна из поездок привела Дворжака в Злоницы. Родителей его уже там не было. Они жили в Кладно. Антонин Лиман покоился на кладбище. Но многие из жителей еще помнили Тоничка, сына мясника, которому Лиман предрекал большое музыкальное будущее.
На Дворжака нахлынули воспоминания. Ему захотелось чем-нибудь отблагодарить своего дорогого учителя. Но что можно сделать для мертвого? Дворжак объявил в Злоницах свой концерт. Его жена, вызывавшая у слушателей всегда изумление своим необыкновенно глубоким полнозвучным и в то же время нежным контральто, и ее сестра Клотильда исполнили «Моравские дуэты», а сам Дворжак при участии местных музыкантов сыграл свои «Безделушки» и два «Славянских танца». В заключение был исполнен отрывок из Реквиема Верди. Разумеется, все знавшие Дворжака мальчиком или просто наслышанные о нем пришли в тот вечер. Зал был переполнен. Концерт дал большой сбор, и Дворжак всю эту сумму израсходовал на сооружение надгробного памятника Антонину Лиману, так много для него сделавшему.
Дружба с Леошем Яначком, естественно, не раз приводила Дворжака и в Моравию. Кромержиж, славившийся своим музыкальным объединением «Мораван», Оломоуц и, конечно, Брно часто принимали дорогого гостя, устраивали в его честь концерты из его произведений. Брненское филармоническое общество, так называемая «Беседа Брненска», которой руководил Яначек, ежегодно исполняла какие-то новинки Дворжака. Яначка даже упрекали в том, будто он насаждает культ Дворжака в ущерб Сметане, и он оправдывался, объясняя это тем, что у Сметаны меньше, чем у Дворжака, сочинений для концертного исполнения.
В Моравии очень дорожили дружбой с Дворжаком, ценили внимание композитора к их народной музыке. «Моравские дуэты» не уходили из программ. Дворжак, в свою очередь, очень благодарен был Яначку за постоянную и широкую пропаганду его произведений — на концерты моравских музыкальных обществ обычно съезжались люди со всего края. Кроме того, Дворжак отмечал исключительно высокий художественный уровень моравских музыкальных коллективов. Присутствуя позже в Англии и Америке на исполнении своих хоровых произведений, он неизменно вспоминал, как звучало это в Кромержиже и Оломоуце, словно это был своего рода эталон.
Лето теперь Дворжак тоже старался проводить не в Праге. Иногда он жил с семьей в Высокой. То было расположенное у деревни Высокой, недалеко от Праги, имение графа Вацлава Коуница, за которого вышла замуж разборчивая Иозефина Чермакова. Теперь она приходилась Дворжаку свояченицей, и он называл ее просто Пепичка, но должен был соблюдать определенную дистанцию в отношениях, ибо в среде богатой знати, к которой принадлежал ее муж, господствовали еще традиции, в силу которых на музыканта смотрели как на существо низшее, недостойное сидеть с ними за одним столом.
В поместье графа Коуница за его виллой в лесу находился каменный сарай, в котором обычно стояли кареты. Вот этот сарай и отводился знатными родственниками Дворжаку и его семье на лето. Кареты оттуда выкатывали, ставили под навес. Сарай чистили, мыли, превращая насколько возможно в жилое помещение. Дворжак привозил туда уже не прокатный, а свой собственный, недавно купленный инструмент и обосновывался там на лето. Он не был очень раним, но все же мирился с таким положением нелегко, и потому пользовался каждым случаем, чтобы провести лето где-нибудь в другом месте.
