– Никита Сергеевич – тоже знает и не ждет? – спросил Андрей.

– Ах, Никита Сергеевич!., он знает, делает и – ждет, – ждет большее количество лет, чем твоему отцу от роду… Как будет хорошо, если он дождется…

Андрей засиделся в столовой, – давно уж пора было б идти на столбы, – но в столовой Никита Сергеевич выставлял зимние рамы, из сада в столовую должны были двинуться весна, запахи земли, весны, должны были заполнить столовую, – и Андрей с Леонтием Владимировичем ковырял замазку дотемна, пока не открыли рам, пока не сказал Леонтий Владимирович, что пора спать.

Андрей вылез из окна в сад навстречу весне, пошел садом по просохшей дорожке, застрял около Надежды Андреевны, помогал ей рыть клумбу под цветы. В сад вошел Леонтий Владимирович, с можжевеловой дубинкой в руках, с которой он ходил по городу, – сказал:

– Ты еще здесь болтаешься? – марш отсюда! Леонтий Владимирович вышел за калитку вместе с

Андреем.

– Ты куда же теперь?

– На тумбы.

– По дороге.

Тумбы пустовали. Леонтий Владимирович пошел дальше, в темноту, к соляному амбару. Андрей присел около тумб в надежде, что придет кто-нибудь из товарищей. Тумбы отделялись от соляного амбара площадью, амбар был на возвышении. Андрей долго видел голову Леонтия Владимировича на фоне зеленого, как прудовая заводь, неба. По мосту прошел Артем Обухов, отец Климентия, – постоял у моста, оглянулся во все стороны, направился к соляному амбару, вслед Леонтию Владимировичу, – и опять долго виднелась голова на зеленом небе. Андрей видел, что еще чья-то голова прошла по небу с другой стороны площади, от станции,

– и показалось, что вспыхнул на секунду и потух спичечный огонек в развалинах соляного амбара. И тогда со дна оврага на мост к тумбам выполз Климентий.

– Твой папа и товарищ Леонтий сейчас пошли в соляной амбар, ей-Богу! – крикнул Андрей.

– И чего ты врешь на всю улицу? – ответил Климентий.

– Я не вру, я сам видел, головы на небе.

– А раз видел, зачем орешь.

Климентий сел рядом с Андреем, степенно, как старик.

– Все учишься и книжки читаешь?

– Да.

– А я на станции пропадаю… И интересные есть книжки?

– Очень интересные… Товарищ Леонтий сказал,

– точно неизвестно, когда будет, – а что делать, об этом он сказал точно. Нельзя жить, откладывая на завтра все, что можно сделать сегодня…

По мосту прошел еще человек – Григорий Васильевич Соснин, чертановский учитель. Андрей примолк. Григорий Васильевич постоял у моста, свернул к соляному амбару.

– Пойдем, посмотрим, – шепотом сказал Андрей.

– И смотреть нечего, – сказал Климентий. – И чего ты все время болтаешь зря и нос суешь, куда не надо… Что в интересных книжках-то написано?..

Андрей ушел с тумб, когда небо стемнело окончательно, пересказав Климентию все прочитанное. Климентий остался один. Он опер локти о колени, скрестил руки, на руки положил голову, дремал, караулил весеннюю ночь – до тех пор, пока – обратным путем из соляного амбара – пошли поодиночке отец, молотобоец из депо Воронов, Григорий Васильевич, Илья Ильич Стромынин, Леонтий Владимирович.

Леонтий погладил голову Климентия…

– Ну, как? – не уснул?.. С тобой тут Андрей сидел?

– Сидел… болтает он все зря.

Через день, когда Андрей сидел за промокательной бумагой, Леонтий Владимирович сказал почти такими же словами, как Климентий:

– Ты, между прочим, Андрей, зря ничего не болтай.

– Я и не болтаю, – ответил Андрей. – А Никита Сергеевич, между прочим, всегда учил, что говорить и думать надо только правду…

– Это верно – правду, – сказал Леонтий Владимирович, – да только правда-то не для всех одинакова. Другу, товарищу, с которым у тебя одна правда, говори всегда все до конца, иначе – предатель. Врагу – никогда ничего не говори, иначе – опять предатель. Понял? – А если сразу не знаешь, кто друг, кто враг, – предварительно молчи и спрашивай у меня, я тебе друг, то есть буду говорить только правду…

В мае Андрей Криворотов, Иван Кошкин, Антон Кацауров держали экзамены, выдержали, но осенью не поехали в губернский город учиться: на империю надвигалась революция, ее ждали все.

На Дальнем Востоке в мае было сражение при Тюренчене, и русские войска были разбиты. В июне сражались при Вафангоу, и русские войска были разбиты. В июле 15-го числа, вслед за предшественником Сипягиным, бомбою был взорван министр внутренних дел фон Плеве. 12-го августа был добит японцами порт-артурский русский военный флот. 24-го августа начался бой под Ляояном, русские лагеря были разгромлены. В ночь с 8-го на 9-е октября на смех всему миру адмирал Рождественский принял в Немецком море английских рыбаков за японцев, стрелял в них, но попадал, главным образом, в свои собственные корабли. В октябре же Куропаткин сражался вновь и разбит был на реке Шахэ. 6-го ноября в Санкт-Петербурге собрался самовольный съезд земских деятелей и заговорил о конституции. В ноябре ж император Николай под своим председательством собрал совещание о введении народного представительства и закончил совещание – шампанским, но не представительством.

Наступала зима. Наступал новый, 905-й год.

12 декабря его величество Николай то ли обещал, то ли нет государственные реформы в будущем. 20-го декабря под Рождество и под Новый год со всеми войсками, пушками и остатками флота сдался японцам Порт-Артур. В России была старая патриотическая солдатская песня, начинавшаяся словами, –

Вдруг повсеместно, и в трактире Козлова в частности, запели на мотив Полтавского дела:

Мимо Камынска шли поезда с Дальнего Востока, везли раненых и – «гомерические» – вести о пьянстве офицеров, о развале в армии, о воровстве и взятках.

Новый год наступил. Очень крепко держались крещенские морозы.

3-го января в Санкт-Петербурге забастовал – военный, металлургический – Путиловский завод. 9-го января в Санкт-Петербурге на площади перед Зимним дворцом расстреляли рабочих, – в тот день в рабочем Питере строились первые русские баррикады.

10-е января в Камынске было очень морозным, дым из печей столбами поднимался в небо, газеты пришли к сумеркам. И в сумерки показалось, что Санкт-Петербург вовсе не за тысячи верст от Камынска, но совсем рядом.

Бабенин проследовал к Верейскому.

– Ваше сиятельство, слышали?

– Да, голубчик!..

– Революция.

– К несчастью, на самом деле так…

В штатском платье, то есть переодетым, хоронясь под заборами, пришел к Верейскому жандармский ротмистр Цветков.

– Революция, ваше сиятельство.

– Да, голубчик.

– Ваше сиятельство, может быть, сядем поиграть в преферанс?..

Разбойщин на замок запер калитку, на замки и засовы запер все двери в дом, на замок заперся в кабинете, через дверь крикнул жене, что его нету дома, – вынул из книжного шкапа водку – и не пил.

Доктор Криворотов взял в руки голову жены, положил женину голову к себе на плечо, сам склонился на плечо жены – и заплакал.

В трактире Козлова и Общества трезвости всю ночь сидели люди, до рассвета, в молчании, как на станции. В Чертаново петербургские вести пришли в час, когда свет в избах был уже погашен, – и избы одна за другой начали вновь светиться оконцами. Люди не спали.

Страна фабрик и заводов ответила на 9-е января забастовочной волною, прошедшей по всей империи, 4-го февраля в Кремле в Москве против арсенала бомбою взорвали дядю императора и наследника престола – великого князя Сергея. 11-го февраля начался разгром русских армий под Мукденом, закончился к концу февраля, когда по всей империи шли рабочие забастовки…