В период ПНР книжка о Мишке могла быть издана только за границей — с культом Коменданта и Маршала было покончено, казалось, навсегда. В нынешней Польше она вновь оказалась востребованной — вышла двумя печатными изданиями и в виде аудиокниги.

Маршал жил, Маршал жив, Маршал будет жить.

Первое и второе издания книги украшали рисунки Камиля Мацкевича, знаменитого карикатуриста и создателя первого польского комикса. Художник обучался изящным искусствам в Москве и Варшаве, в 1914 году был призван в русскую армию, раненым оказался в немецком плену, в 1920-м воевал опять, вышел в отставку в чине капитана. Предмет был известен ему не понаслышке, русскую армию он изображал со знанием дела, чуть иронически, но не без теплоты.

Эти агрессивные и безыскусные вирши родились в буквальном смысле слова на ходу — во время марша из тогда еще австрийского Кракова в тогда еще русские Кельцы. В ночь на 6 августа 1914 года стрелковая рота, сформированная тремя днями ранее из членов стрелковых обществ, направилась из Кракова в сторону границы, которую пересекла спустя шесть часов, повалив по дороге пограничные столбы. Поход имел целью вызвать восстание в Царстве Польском.

Автором большей части строф был девятнадцатилетний студент Торговой академии в швейцарском Санкт-Галлене Тадеуш Островский, псевдоним Остер. Две строфы принадлежали его старшему товарищу Вацлаву Казимежу Лэнцкому, псевдоним Граба. Вполне традиционная по жанру — поношение врага и самовосхваление — песня отчасти напоминает сегодняшние кричалки футбольных болельщиков. Исполнение ее по пути в Кельцы и на прочих дорогах войны, вероятно, походило на известный эпизод кинофильма «Оптимистическая трагедия» — революционные матросы на марше выкрикивают под гармошку свирепые куплеты: «Эх, яблочко, да сок анисовый, поскорее в расход белых списывай!»

Исполняется с радостью и безграничным энтузиазмом.

Восстание не вспыхнуло, толпы осчастливленных соотечественников не кинулись под знамена долгожданных освободителей. Дистанция до варшавянок не сократилась — разочарованному Коменданту и его немногочисленному пока еще войску пришлось возвращаться в Краков.

Оба автора вскоре стали уланами. Островский в марте шестнадцатого, окруженный в бою казаками, покончил с собой, чтобы не попасть в плен. Лэнцкий умер в 1961-м, пережив возрождение польского государства, новое его крушение и новое возрождение в сорок пятом (если даже и воспринял последнее как очередную оккупацию).

Сочиненная ими песня обрела популярность в легионах. Ныне она неотъемлемая часть репертуара патриотических концертов, где обычно исполняется в смягченных версиях — без «псов» (в оригинале выступают psiawiara и psiajucha), без «москалей», а порой и без «варшавянок».

Песня о розмарине представлена почти во всех солдатских песенниках Великой войны. Будучи народной по происхождению, она в тринадцатом году была разучена — как водится, прямо на марше — членами краковского «Стрелка» и стала их походной песней. В августе четырнадцатого ее пели во время знаменитого похода на Кельцы — наряду с новорожденной «Первой кадровой».

Не приходится сомневаться, что «Розмарин» был в войсках гораздо популярнее, чем «Первая кадровая». Мягкий и лиричный, он не был связан с каким-либо конкретным подразделением и, тем более, с какой-либо политической ориентацией. Универсальная солдатская песня, которую можно тихо пропеть у костра — или, ускорив темп, пройти под нее маршем. Исполнять ее можно грустно, изливая печаль и тоску, но можно и весело — трактуя как психологический шантаж любимой девушки. Постепенно песня пополнялась новыми строфами.

Вечнозеленый розмарин в польских народных верованиях — символ любви и верности.

Сначала дважды поется первый стих, затем поются и повторяются второй и третий.

Первое достоверное свидетельство об исполнении этой приобретшей невероятную популярность песни относится к семнадцатому году. Во время войн, последовавших за Первой мировой (польско-украинской и польско-советской), был досочинен ряд новых строф — в представленной нами версии это четвертая, пятая и шестая.

Бодро.