Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

- Прощу извинения, помешал?

- Садись поближе к теплу, грейся, - пригласил комдив.

Несколько человек встали, уступая место Шаронову.

- Сидите, сидите, товарищи. - Он снял шапку и устроился на ящике, потирая озябшие руки.

Шаронов осмотрелся, увидел комбатов и комиссаров батальонов, а также командиров рот и политруков. «Совещание проводит», - решил он.

- Так продолжим, товарищи, - обратится Канашов к присутствующим.

- Разрешите, товарищ полковник, - поднялся командир первого батальона, высокий, худощавый, подтянутый капитан Пряслов.

- Давайте.

- Вот у меня с моим комиссаром спор был о нашем боевом уставе пехоты. Я так понимаю: мы, даже кадровые командиры, неточно выполняем требования устава. Вот и все наши неудачи потому получаются. Если брать под сомнение уставные положения, если они устарели, то как же нам воевать тогда?

- А так, как боевой опыт подсказывает, - бросил комиссар батальона Ларионов.

- Нет, это неверно. Откуда я боевого опыта наступать наберусь, если я только отступал и оборонялся? Взять хотя бы оборону. У каждого свой боевой опыт. Вспомните, товарищи, там, где можно было нам заранее подготовить позиции, как требовал устав, немцы долго не могли прорваться. Иван Андреевич говорит мне, - он сделал жест рукой в сторону комиссара, - какая же это оборона, если немец ее все же прорывал? Прорывал, но когда? Когда с танками и самолетами наступал…

Комиссар батальона Ларионов, нетерпеливо поглаживая подбородок, не выдержал, встал и, обращаясь к комбату, перебил его:

- Ты, дорогой, сам же себе противоречишь и подтверждаешь истину, что устав не дает нам ответа, как сделать нашу оборону непреодолимой для немца. Написано в нем будто убедительно, что оборона должка быть непреодолимой, а немцы все же ее прорывают.

- Как же это устав не говорит? - протестовал комбат. - А параграфы раздела обороны? Там же все ясно говорится.

- Написано-то ясно, - вмешался в спор смуглый похожий на цыгана командир третьего батальона старший лейтенант Верть. - А как начнет наступать немец с танками, так мы ничего и сделать не можем, отходим, а то и бежим…

- Открытие сделал, - сказал командир первого батальона. - Кто же этого не знает, что у них пока танков больше, чем у нас? А вот под Ельней у него их много было, а как напоролся он на наши артиллерийские полки, не мог прорваться. По десятку раз ходили немцы в атаки, а мы сдержали. Горели их танки, как костры.

- Артиллерия, она, конечно, вещь надежная, - сказал Верть. - В первые дни войны она, матушка, только и выручала нас. Но и ее не хватало.

- А что сделает наша артиллерия, если он авиацией по головам ходит? - встал коренастый, маленького роста капитан Колесюк, командир второго батальона. - Под Смоленском мы оборонялись - у нас там столько артиллерии было. А что толку? Немецкая авиация до тех пор бомбила, пока половину орудий не вывела из строя. Потом танки его пошли, и все…

- Какая же это военная наука? Раз устав не дает нам ответа на эти вопросы, значит он устарел, - настаивал Ларионов. - Да и чего тут спорить, товарищи. Мы ведь просто противоречим основным принципам марксистской диалектики: все течет, все меняется, отживает и нарождается. Применила против нас фашистская армия новую тактику, с массой танков и самолетов. А наша оборона оказалась не на высоте…

- Вот ерунда-то! - замахал руками командир первого батальона. - А в нашем уставе разве ничего не говорится о танках и авиации? Все ведь дело в том, что мало у нас техники.

- Мало, мало, - усмехнулся Ларионов. - Восточная поговорка гласит: сколько ни повторяй сахар, сахар, во рту сладко не будет… Не об этом идет речь. Устав нас учит, что можно создать непреодолимую оборону. Мы так и делаем, как он учит, а начнет немец наступать - все трещит по швам. Значит, не так ее надо строить, а по-другому…

Канашов внимательно слушал разгоравшийся спор, давая всем высказаться. Перед ним стояла ответственная задача - не просто примирить спорящих или ответить на волнующие вопросы, а убедить тех и других, как воевать правильно, грамотно, учитывая боевой опыт. Надо, чтобы эти люди - командиры и политработник», которые несли ответственность за руководство и жизнь нескольких сотен бойцов, сержантов и командиров, прониклись непоколебимой уверенностью сами и убедили своих подчиненных, что задачи, поставленные командованием дивизии, выполнимы. Тогда и укрепление обороны, которым они занимались сейчас в тяжелых условиях зимы, и инженерное оборудование второй позиции, над которой они бьются второй месяц, приобретет для них главную цель жизни.

Канашов понимал, что в нашей военной науке, существовавшей до Великой Отечественной войны и на теории которой были созданы и боевой и полевой уставы, по-видимому, имелись пробелы. Война вносила каждый день свои новые требования и изменения. Значит, сама жизнь подсказывала необходимость пересматривать некоторые положения, уставов. «Вот оно, самое больное место, о котором мы обменивались накануне мнением с Шароновым…» Но в то же время комдив ясно отдавал себе отчет, что в этом деле нельзя брать все на себя. Иначе эта отсебятина внесет анархию в действия командиров, подорвет авторитет воинских уставов и в конечном счете не принесет пользы подчиненным. Если и было так, что он учился у младших по служебному положению и званию командиров и солдат, если он и использовал их и свой боевой опыт, то это он делал отнюдь не из желания самолюбия и жажды собственной славы. Ему казалось, что нельзя было идти поперек того, что выдвигала сама жизнь. «Как же поступить теперь?» Несколько десятков глаз смотрели на него с нетерпением и ждали ответа. Канашов то хмурился, то светлел лицом, поправляя левой рукой шевелюру. Потом обвел всех взглядом и остановился на Шаронове.

- Мы, товарищи, собрались здесь с вами не на лекцию. Нет у нас для этого времени. Но война поставила перед нашей армией новые задачи, которые должны решать и мы с вами, выполняя свой долг перед Родиной. Если мы их решим, будем бить насмерть врага. А не решим - будем сами биты… И это заставляет меня высказаться по вопросам, о которых вы здесь спорили. Спорить и думать нам всегда полезно. И выводы делать, что верно, а что просто заблуждение. Боевой и полевой уставы наши не устарели, товарищи. Написаны они были на основе современной и передовой советской военной науки. - Комдив тронул левой рукой подбородок, прищурился. Все следили за ним с напряженным вниманием.- Но война показала, что некоторые положения уставов разработаны были только теоретически. Слабым местом в боевой подготовке наших войск была неправильная организация противотанковой обороны. Вот к примеру… Устав наш требовал, чтобы оборона создавалась как противотанковая, но главной задачей считалось уничтожение пехоты противника. А это ошибка. Мало мы перед войной проводили учений, на которых бы обучали этому командный состав и бойцов.

- Как нас учили, так и мы учили, - сказал командир первого батальона.

- Конечно, да и условностей было много в обучении,- подтвердил командир полка Бурунов. - Фанерные, в лучшем случае, танки на занятиях. А о борьбе с воздушным противником и совсем забывали…

- По-моему,- сказал комдив, - и вопросы организации противовоздушной обороны тоже плохо были разработаны в уставе. Вот вам, товарищи, и одна из причин танкобоязни и самолетобоязни в первые месяцы войны. И успехи немецких танков я отношу к нашей теоретической недоработке - отсутствию в уставе вопросов обеспечения стыков между частями и флангами. Оборона этих уязвимых мест в боевых порядках войск была у нас непродумана. Прорвутся один-два танка - поднимается иногда паника. Или, к примеру, как мы неумело использовали огневую мощь винтовки. У немцев автоматы, а у нас их еще мало. Но русская наша трехлинейка при залповом огне взвода или роты дает не меньше эффекта, чем трескотня немецких автоматов. Нельзя сказать, чтобы тяжелые бои прошли для нас впустую. Пусть пока еще это новинка, но после боев под Москвой мы стали применять траншеи вдоль переднего края в ротных и батальонных районах…

9
{"b":"241715","o":1}