Размышления Миронова прервал хрипловатый голос и веселый смех.

- Гора с горой не сходится, а человек с человеком - случается.

Он обернулся. Перед ним, сверкая золотыми клыками, стоял старший политрук Куранда. Они поздоровались друг с другом за руки, и Куранда потащил его на скамейку,

- Садись рассказывай, откуда и куда путь держишь?

Но Миронову не удалось вымолвить и слова. Старший политрук не давал ему даже рта раскрыть.

- Ну, Александр Николаевич, со мной такие дела творились, что ты и во сне не увидишь… Когда нашу дивизию - помнишь, на Днепре? - разбили немцы, попал я, как и многие, в окружение. Признаюсь, думал, что все, спета моя песенка. Схватят меня фашисты - и к стенке. А потом взял себя в руки. «Нет, - говорю себе, - ты коммунист, Куранда, и тебе нельзя поддаваться панике. Ты должен бороться с врагами до последней капли крови, до последнего дыхания». Вспомнил я призыв товарища Сталина создавать в тылу у немцев партизанские отряды. И решил: организую такой отряд. Собрал легкораненых из нашей и других дивизий и подался в лес.

- И много народу набралось у вас? - перебил его Миронов.

- Вначале не очень много. Человек так сорок. А потом, когда я решил влиться в партизанский отряд «Деда», около двух сотен подсобрал…

Миронов посмотрел на грудь Куранды. На правой стороне сверкал красной эмалью орден Красной Звезды, ниже - две желтые полоски за ранение. На левой стороне лис медали «За отвагу». Причем у одной медали был выщерблен край

Куранда перехватил его взгляд.

- А эта медаль, - потрогал он пальцем, - спасла мне жизнь. Осколок попал. Не будь ее на груди, и не было бы в живых Куранды.

- Да, счастливый случай.

- Надо мне на мои награды справки взять… А то, понимаешь, когда меня; тяжело раненного, отправляли самолетом на Большую землю, документы так и остались в полевой сумке. Ничего, я сейчас зайду к Харину, он мне сделает…

- Харину? Это к майору? Что у нас в штабе дивизии служил? Где он сейчас работает?

- Не к майору, а подполковнику. У-у-у, он сейчас большое начальство, с ним не шути. Ведает всеми кадрами политработников фронта. Предписание мне подписывал. Гляди, - протянул он Миронову бумажку.

- Так мы в одну дивизию служить едем, - показал Миронов свое предписание.

- Вот и хорошо, - сказал Куранда. - Значит, полком едешь командовать? А я редактором дивизионной газеты.

Куранда не хотел говорить Миронову, что в партизанском отряде Мозолькова он встретил Подопрыгору, Барабулю, Полудницу и даже Полагуту.

- Нет, я заместителем… Предлагали командиром полка, отказался.

- Напрасно… Ты что, сейчас из госпиталя?

- Нет, с курсов «Выстрел». Меня в июле под Сталинградом ранило. Пролежал полтора месяца в госпитале, а потом два месяца учился в Солнечногорске. Просился в свою дивизию - отказали. На Сталинградский фронт тоже не пустили. И вот направили на спокойный фронт.

- Скажи, и не встретились… У меня жена из Солнечногорска. Частенько приходилось там бывать. Я ведь тоже учился в это время на курсах газетных работников в Перхушкове.

Куранда порылся в полевой сумке и протянул Миронову книжку в бумажном переплете. Она называлась «Народная война». Миронов поглядел на титул: «Очерки и рассказы о советских воинах и партизанах». Автор - Е. Куранда.

- Спасибо.

- А ты, Александр Николаевич, чего здесь дожидаешься?

Миронов рассказал, что ждал брата, и о том, как они встретились на фронте.

- Да это феноменально! Ты разреши, я сделаю о вас очерк в армейскую газету? Материальчик чудесный.

- Я не возражаю, но не хочу, чтобы указывалась наша фамилия.

- Это пожалуйста. Я только факты использую. У тебя, Александр Николаевич, новые стихи есть?

- Есть.

- Давай мне, будем ехать в дивизию, заглянем по пути в армейскую газету. Я устрою. Напечатают. Там у меня редактор закадычный друг. Вместе на курсах учились.

- Спасибо, Евгений Антонович, но я думаю, что если стихи хорошие, их и так напечатают.

- Ну, Миронов, ты по-прежнему такой же наивный. Как хочешь, но я же по-товарищески хочу тебе помочь.

Он достал из кармана письмо, помял его-в руках и оказал:

- От сестры родной получил. В Сталинграде она у меня - сталеваром на заводе. Хотел ей доброе дело сделать. Дал телеграмму - приглашал в Солнечногорск эвакуироваться. Отказалась. А там сейчас, знаешь, какое светопреставление? Тоже мне героиня… С детства и до сих пор мышей боится, а строит из себя Жанну д'Арк. Ну пусть как знает.

Куранда положил руку на плечо Миронова.

- Ну, от совместной поездки в дивизию, я думаю, ты не откажешься? Мне машину Харин дает.

- Мне надо дождаться брата.

- Жди я никуда не уходи. Я сейчас сюда на машине подъеду за вами.

Куранда ушел, а Миронов все думал и никак не мог ответить себе на возникший вопрос: почему Куранда остался в его представлении тем прежним, которого он знал раньше? Он какой-то один и тот же, не меняющийся ни внешне, ни внутренне. Удивительный человек…

Миронов невольно вспомнил о бывшем комиссаре его батальона Ларионове. Его фамилия довольно часто появлялась в армейской газете и в «Красной звезде» под корреспонденциями и очерками. Где он сейчас? Может, погиб? «Вот бы с кем мне встретиться, а не с этим блатмейстером и приспособленцем», - подумал он.

Командира истребительного батальона вместе с Григорием Русачевым вызвали в городской комитет обороны и приказали вступить в бой, преградив немцам путь к заводу.

Ранним утром истребительный батальон погрузился в автобусы с оружием и направился в район, назначенный для обороны.

Бойцы истребительного батальона были в приподнятом настроении. Ехали, переговаривались.

- Помню, когда в первые дни войны начали формировать в нашем районе полк народного ополчения и истребительный батальон, - сказал нормировщик блюминга Иван Судаков, - подсмеивались мы тогда друг над другом: тоже, мол, вояки, старье, песок сыплется. А вот, гляди, воевать взаправду пришлось…

- Да, я вот старше тебя, - сказал рабочий из разливочного цеха Захар Бутузов, - в гражданскую еще в армии Ворошилова Царицын защищал, а до сего дня не верил, что нам за свой завод драться придется.

- Надо мной тоже девки из нашего цеха смеялись, - сказал мастер-инструментальщик Василий Казьмин. - «Ну куда ты;, дядя Вася. Тебя и без винтовки ноги еле держат, а надень всю амуницию, упадешь и не встанешь». - Он подкрутил седые усы штопором и хитро подмигнул.

Головной автобус не доехал до окраины, когда просвистел и неподалеку разорвался снаряд. Автобус остановился, зазвенели битые стекла, лопнули задние скаты.

- С машин! - крикнул комбат. - Рассыпайся в цепь! Вперед, ребята, к саду! Там наша оборона на берегу реки. Первая рота - Гришин - держи правее. Давай попроворнее, чего вы там спорите? Русачев, - обратился он к комиссару, - бери две роты - и к тем постройкам, у сада, что ближе к оврагу.

Григорий Александрович подтянулся, надвинул промасленную кепку, огляделся, отыскивая командиров рот Сергея Волкова и Митрофана Савченко, и удивленно пожал плечами, увидев среди бойцов женщину. «Кто же это такая?» И тут уже узнал: «А, это Зинка Куранда». Ей было лет сорок. Она давно работала на заводе, прошла путь от разнорабочей до помощника сталевара. Среднего роста, плотная, с широким мужественным лицом и чуть косившими темными глазами. Русачев знал весь состав отряда. А вот откуда в него попала Куранда, он не мог сообразить. Решил спросить. Дело серьезное. В бой идет батальон, не к теще на блины. Он подошел к ней, поздоровался.

- Ты зачем сюда? Уходи на завод.

Она угрюмо молчала. Комиссар настойчивее повторил ей:

- Уходи, Зинаида, от греха. Не бабское это дело. Война ведь.

Она взглянула на Русачева упрямо.

- Бабы не хуже вашего воевать сумеют, коли надо… И ты ко мне не приставай.

Уговорить ее было невозможно: знали ее резкий, настойчивый характер. Стоявший рядом боец-кочегар Малков сказал Русачеву: