Наконец высокопоставленные гости спустились в зал. На вопросы отвечал в основном Куроедов, Клебанов проронил всего несколько слов. Но ненависть в зале накапливалась почёму-то именно в его адрес. Одна женщина несколько раз пыталась прорваться к вице-премьеру, кричала, что задушит. У меня нет сомнений, что если бы не своевременные действия психологов, высокопоставленные гости пострадали бы физически. К середине встречи их называли «сволочами» каждые пять минут. От Клебанова с Куроедовым хотели только одного — чуда. Сделать так, чтобы лодка сама всплыла и на ней все были живы. Все доводы, почему невозможно проникнуть в 7-й и 8-й отсеки, почему нельзя сегодня же поднять лодку, почему нельзя хотя бы в течение недели достать трупы, убитый горем рассудок отказывался воспринимать.

«Скажите, кто решил, что все на лодке погибли? Фамилия, звание, должность! Мы подадим на него в суд за убийство наших сыновей!» — кричал один из отцов. Он же знает из вчерашних новостей, что фамилия этого человека — Попов, что он командующий Северным флотом и один из немногих, кто нашел в себе мужество сказать людям правду. Но чтобы понять этих людей, надо слушать только их эмоции. Когда человеку больно, нет места логике. Куроедов пытался ее искать, поэтому зал заводился все больше и больше. «Скажите нам правду, есть там еще кто живой или нет?!» — взревел зал. «А вы командующему флотом не поверили?» — «Нет!!!» — «Тогда я вам отвечу так: я до сих пор верю, что мой отец, который умер в 1991 году, жив».

Клебанов уехал. В машине его откачивали. После пяти часов в Доме офицеров появились работники ФСО со спаниелем, и у крыльца начали собираться люди. Постепенно собрался весь поселок. К восьми часам, когда показался президентский кортеж, фээсошники успели сдружиться с толпой и по мере возможности выполняли функции сестер милосердия. Кортеж проследовал мимо толпы. Пошел дождь. Еще почти час люди ждали под дождем. Многие не выдерживали и уходили: «Бессовестный человек! Надо было тогда приезжать, когда он был в Сочи. А теперь он нам не нужен».

Путин приехал в 21.15. Он вышел из микроавтобуса с тонированными стеклами вместе с женой командира экипажа Геннадия Лячина. Оказывается, этот час он провел у нее.

От толпы президента встретил старик, один из тех немногих родственников, которые пытались спиртным заглушить свое горе. Охрана, от которой он нервно отмахнулся, не посмела его задержать. «Как хотелось познакомиться с хорошим человеком», — отчаянно улыбнулся старик. Путин явно смутился. Он только кивал головой и не мог ничего ответить.

Когда толпа пронесла меня мимо охраны в зал, Путин уже был на сцене. Он сидел за столом, покрытым красным сукном. Потом к нему присоединились секретарь Совбеза Сергей Иванов, главком Куроедов и еще один адмирал — кажется, Попов. За три часа (а не шесть, как доложила кремлевская пресс-служба) они не проронили ни слова. Ответы на все вопросы брал на себя Путин.

Немецкие журналисты, которые выступали по НТВ, имели полное право утверждать, что на этот раз с Путиным говорили далеко не как с отцом родным. Для сравнения немецкие журналисты вспоминали победоносные выступления президента предвыборной поры. Если бы они присутствовали на встрече народа с Клебановым и Куроедовым, они бы поняли, что разговор зала с Путиным на самом деле прошел в «теплой, дружеской» обстановке. Люди спрашивали о том же, но, в отличие от своих предшественников на сцене Дома офицеров, президент не шел против эмоций. Он терпеливо отвечал на все вопросы, даже самые нелепые, даже когда они повторялись по третьему и четвертому разу. Охранники покорно носили из зала записки, и только один раз, когда одна женщина завелась, один из них попытался силой усадить ее в кресло, за что тут же получил публичный нагоняй от президента. На многие вопросы Путин отвечал: «Я об этом не знал». Или: «Я понятия не имею, но специалисты, которым я доверяю, считают, что…» Сначала такие формулировки вызывали в зале ропот: ведь этот человек обещал отвечать за все. Но потом люди стали реагировать так: «По крайней мере, не врет».

Предельно честным был ответ Путина на вопрос, почему тянули с иностранной помощью:

— Мы рассчитывали на собственные спасательные средства. Но они не сработали. Развалились все средства. Нету ни шиша! Вот и все.

Шок, который испытали при этом родственники в зале, не позволил им задать следующий вопрос, логично вытекающий из такого ответа, — «Господин президент, вы признаете банкротство Вооруженных Сил России?»

Психологи, с которыми я этим вечером снова разговорился, посчитали выступление Путина очень грамотным. «Людей подкупила искренность — это во-первых, — сказал профессор Шамрей. — А во-вторых, главный удар взяли на себя Клебанов с Куроедовым. Я не знаю, было ли это запланировано, но если бы встречи поменялись местами, могло бы быть и по-другому».

Еще сыграло свою роль то, что президент приехал не с пустыми руками, а с мешком материальных компенсаций.

— Я сегодня говорил с женой техника лодки «Курск», — сказал Путин. — Она рассказала, что всю жизнь они с мужем откладывали деньги на учебу сына. Только потому здесь и работали. И я решил: и ей, и каждой семье экипажа выдать зарплату их мужей за десять лет вперед из расчета среднего офицерского содержания — 3 тысячи рублей в месяц.

— Сколько?!! — взревел зал.

Через несколько минут президент России узнал, что реальный доход моряков-подводников гораздо меньше, нежели ему докладывают подчиненные. Поскольку военные пайковые не выдаются несколько лет. Во всем Видяево долгов по ним теперь не имеют только члены экипажа «Курска». Посмертно. Их семьям пайковые вернули только на днях.

— Семьям погибших, — продолжал президент, — будут предоставлены квартиры или дома в центральной части России. Я уже дал распоряжение на 48 семей. Это будет справедливо.

Разговор о компенсациях отвлек людей от беды. Все стали внимательно слушать. Только подвыпивший старик, который встречал президента, время от времени вскакивал с места и кричал: «Непонятный разговор!» Но на него шикали. Некоторые вопросы были даже откровенно меркантильными. Родственники, которые были друг с другом в плохих отношениях, просили не одну квартиру, а две. Их президент корректно остудил: «Мы не можем на основании этой трагедии расселить весь гарнизон».

— О живых надо было думать! — взорвалась одна из женщин в зале. — Вы что, люди! Какие деньги, люди! Мы забыли о наших мальчиках! Мне не нужна квартира, мне нужен мой брат!

Люди очнулись: «Владимир Владимирович, вы что, доверяете своим подчиненным?! Они же вам врут! Они специально убили наших мужчин, чтобы скрыть следы своего преступления!» Такой разговор шел еще долго, президент терпеливо выслушивал, потом сказал: «Я верю академику Спасскому. Он говорит, что все погибли. Есть люди, которые не хотят слушать специалистов. Потому что сердце не дает».

Разговор закончился без малого в полночь, и последним вопросом был: «На Филиппинах же пловцы жемчуга ныряют на 60 метров и глубже, неужели нельзя было их привлечь к спасательным работам?!»

День Путина был кульминацией трагедии в Видяеве. Это был кризис. Уже вечером людям стало легче. Психологи мне сказали, что в ночь на 23-е спали все.

Утром по громкой связи родственников пригласили на экскурсию на подлодку «Воронеж». Эта лодка один в один — «Курск». Экскурсию провел лично заместитель командующего флотом по воспитательной работе Александр Дьяконов. Родных провели по всем отсекам, с первого по девятый. Они посидели в спасательной камере, в которой не удалось спастись экипажу (возможно, ее заклинило от удара о грунт), они посидели каждый на том месте, где нес службу их родственник, они вылезли из злополучного люка девятого отсека, узнали, как работает механизм выравнивания давления и почему не так просто покинуть подлодку на глубине 100 метров.

«Воронеж» они называли «Курском». Лодка, которая по размерам равна многоподъездному девятиэтажному дому, поразила людей. В ней есть сауна, бассейн, циркулярный душ, большая кают-компания с рыбками и попугайчиками. Покинув «Воронеж», Мария Яковлевна Байгарина попросила у меня листок бумаги из блокнота и написала для музея подлодки: