— Там были испанские золотые дублоны, пистоли, даже золотой дирхем Омейядов — ценнейший раритет! — услышала я. Профессор только оседлал своего любимого конька.
— Подождите, Александр Григорьевич, — удалось мне вставить, когда профессор замолчал на секунду, восполняя запас кислорода в легких. — Значит, в тот вечер, когда совершилась кража, квартира была пуста?
— Да.
— Ну, как смогли открыть дверь, я даже не спрашиваю — Седому это раз плюнуть. Кстати, вы были с ним знакомы?
— С кем?
— С Седым? С тем, который вас ограбил?
— Нет, не был. Да нам просто негде было бы познакомиться. Думаю, у нас с ним разные круги общения, — профессор рассмеялся.
— Но ведь откуда-то он знал, что в тот вечер в квартире никого не будет?
— Значит, следил за нами.
— Возможно, — задумчиво проговорила я. — А кто обнаружил пропажу?
— Маша, когда вернулась домой наутро. Ей стало плохо, и она вызвала милицию. А милиции пришлось вызывать «Скорую», потому что Маше стало плохо с сердцем. Нас с женой тоже вызвали с юга, я вылетел в тот же день, как узнал. Отдохнули! Он горько усмехнулся, потом подошел к шкафу и достал из него бутылку коньяку.
— Я прошу прощения, — лицо его покрылось красными пятнами. Чувствовалось, что профессор разнервничался не на шутку, вспоминая эту старую и крайне неприятную историю. — Выпить захотелось. Составите мне компанию? Коньяк превосходный!
— Нет, спасибо, — вежливо отказалась я, не стремясь подчеркивать, что не пью принципиально. Не такая уж я невоспитанная, Олечка, как ты хочешь меня представить!
Профессор налил себе коньяку в маленькую рюмочку и быстро выпил. Потом задумчиво стал смотреть в окно.
Я молча пила кофе.
— Ну так вот, — спохватился он через некоторое время. — Я тогда был просто в шоке. Попал в больницу. Милиция постоянно звонила, сообщала результаты расследования… Потом взяли этого человека, Седого… Я чуть с ума не сошел от радости! Но оказалось, что все напрасно. Коллекции так и не нашли. Он отказался сказать, где спрятал ее. Все напрасно!
— Ну почему напрасно? — попыталась я хоть как-то успокоить его. — Он понес заслуженное наказание…
— Да что мне наказание! — Караевский вскочил и махнул рукой. — Разве меня это интересует? Мне нужна коллекция, а сводить счеты — это низко!
— Не счеты сводить, а преступника наказать, — поправила я его.
— А, все равно! — Профессор снова махнул рукой и опять наполнил рюмку коньяком. Одним махом опрокинул ее в рот, не закусывая, и заходил по комнате. — Ведь я согласен был даже заплатить ему, чтобы он вернул коллекцию! Даже предлагал ему деньги! И большие деньги, поверьте! Отказался, подлец такой!
У Караевского вздулись вены.
— Вы, пожалуйста, успокойтесь, — мне даже стало неловко, что из-за меня он так разволновался.
— Да… — Караевский потер лоб. — Вы меня простите, пожалуйста. Просто я потратил многие годы, чтобы собрать эту коллекцию. Ездил в экспедиции, знакомился с нужными людьми… Тратил деньги. И вот… все рухнуло!
— Скажите… — закралась в голову очень интересная мысль. Я радовалась, что в этот момент меня не видит и не слышит Жора. У нас с Жорой разные взгляды на многие вещи, и ему вряд ли понравилось то, что я надумала. Но это его проблемы. — Вы говорили, что готовы были бы заплатить, если б вам вернули эту коллекцию…
— Безусловно, — твердо сказал Караевский и повторил: — Безусловно!
— Отлично, — в душе у меня все запело. — Значит, если я найду ее…
— Можете смело рассчитывать на вознаграждение! — с жаром произнес он. — Но только… Вы знаете, прошло столько лет, а я все еще надеюсь… Надеюсь увидеть свое сокровище… Но ведь по этому делу работала вся милиция! И ничего…
— Ну, не совсем ничего, — поправила я, ощутив легкую обиду за родную милицию. Все-таки там работал мой некогда любимый муж. — Ведь нашли же преступников?
— Да, да… Конечно. Я не то хотел сказать.
— В общем, — проговорила я, вставая, — я постараюсь сделать все, что в моих силах. Понимаете, теперь, не буду скрывать, я очень заинтересована в том, чтобы коллекция нашлась.
— Я вас понимаю, — произнес Караевский.
Но я не думаю, чтобы он понимал. У нас разные цели: ему нужна коллекция, а мне, грешной и приземленной, — деньги. У каждого свои ценности. Но, конечно, помочь увлеченному человеку мне тоже хотелось. Не настолько уж я меркантильна.
— Простите, Полина Андреевна, — задержал меня в дверях Караевский. — А вы уверены, что сможете найти коллекцию?
— Я, к сожалению, ни в чем не уверена, — вздохнула я. — Ничего гарантировать не могу. Но стараться буду не за страх, а за совесть. Это обещаю. Понимаете, сейчас как раз появились новые обстоятельства, которые могут пролить свет на это дело. Во всяком случае я очень надеюсь.
— А я буду надеяться на вас, — ответил Караевский, целуя на прощание мою руку.
Очевидно, он уже хватался за любую соломинку в надежде, что хоть кто-то сможет ему помочь.
Мне очень понравился этот человек, и я от души хотела, чтобы он обрел долгожданное спокойствие.
Больше я пока все равно ничего не могла сделать: Мутный и Рябой не пойманы, остальные участники этой истории умерли. Я имею в виду Седого, его жену и Галькину тетку. А кто еще может что-то рассказать? Значит, нужно ждать известий от Жоры, как это ни печально.
Овсянников позвонил вечером и грустным голосом сообщил, что пока ему нечем меня порадовать. В смысле продвижения дела. Зато он может это компенсировать и приехать составить мне компанию. Вдвоем все же веселее. Это он так считал.
Я вздохнула и… разрешила ему приехать. Все равно у меня нынче застой в личной жизни, а Жора… С Жорой, что ни говори, иногда очень приятно проводить время.
Овсянников появился минут через пятнадцать с букетом цветов. Я чуть не упала на пороге.
— Ну ты даешь! — восхищенно проговорила я, принимая букет.
— Стараюсь, — скромно ответил Жора. — Все-таки джентльмен по натуре.
«Кобель ты по натуре», — хотелось сказать мне, но я промолчала. А то еще обидится, помогать не будет.
Я усадила Жору в кресло, принесла ему ужин, а сама свернулась клубочком на диване. Жора уплетал за обе щеки, постоянно нахваливая мою стряпню.
— Готовишь ты, Полинушка, просто замечательно, — восхитился он в очередной раз, отодвигая тарелку и утирая рот платком.
Я унесла грязную посуду и перемыла ее. Когда вернулась в зал, довольный Овсянников сидел на своем месте и выжидательно смотрел на меня. Я поняла, чего он выжидает, и решила занять его разговором. Иначе, если мы начнем слишком рано, то Жора утомит меня до такой степени, что наутро я просто не смогу подняться и ничего не сделаю. Это Ольге в кайф, а мне нет.
— Жора, ты больше ничего не сделал?
— Ты о чем? — состроил Жора недоуменное лицо, хотя прекрасно понял, о чем речь.
— Я все об этом деле…
— Ну вот, Полина, ты всегда о деле! — недовольно заворчал Овсянников. — Есть масса других приятных дел… Хочешь, я тебе докажу?
— Не сомневаюсь в тебе. Но все же?
— Ты, Полина, всегда думаешь обо мне хуже, чем я есть, — притворно вздохнул Жора. — Представь, целый день только этим и занимался, хотя у меня восемь грабежей, между прочим! Поговорил с ребятами, которые вели это дело. Так вот, они сказали, что единственный человек, который может знать, где Седой спрятал коллекцию — это его дочь.
— Неужели?
— Да. Правда, тогда она была еще маленькой. Но он мог сказать жене.
— А жена умерла… — закончила я Жорину мысль.
— Но она могла перед смертью что-то рассказать девочке? Ты бы потрясла ее как следует, раз она твоя знакомая! Или Ольгу бы попросила, она все же психолог. Может, поняла бы по ее поведению, знает она что или нет?
— Я, конечно, не психолог, — но мне кажется, что Галина ничего не скрывает. Она на самом деле ничего не знает. И потом, если бы она знала, где коллекция, то почему она ее до сих пор не забрала?
— А может, забрала, откуда ты знаешь?
