После этих слов Тайер сделал странную вещь: скрутил уголки глаз, оттянув кожу так, что стала видна красная выстилка.

– Мистер Лэндор, – сказал он, – все это в высшей степени не отвечает правилам.

– Все наше дело не отвечает правилам, не так ли? – Я чуть резче добавил: – Именно По навел меня на этого парня, Лафборо. Он обладает умением наблюдать. Которое, замечу, скрыто под нагромождением самоуверенности и похвальбы. Но я умею просеивать, джентльмены.

Справа от себя я услышал удивленный голос Хичкока:

– Вы искренне считаете, что По подходит для этого?

– Ну, не знаю… Но да, я распознал в нем некоторые признаки. – Видя, как Тайер качает головой, я сказал: – Если он не справится, я возьму кого-нибудь из ваших Клеев или Дюпонов и назову это компромиссом.

Хичкок вдруг прикрыл рот рукой – вероятно, чтобы слова, произнесенные в следующее мгновение, прозвучали так, будто он уже взял их назад.

– Строго с точки зрения академических дисциплин, – сказал он, – По очень силен. Даже Берар не отрицает, что он обладает интеллектом.

– Росс тоже, – мрачно добавил Тайер.

– Кто-то может возразить, что в сравнении с другими первогодками он не такой уж незрелый. Предыдущая служба, вероятно, научила его определенному самообладанию.

Ну вот, впервые за день я узнал что-то новое.

– По служил в армии? – спросил я.

– Три года был рядовым, прежде чем поступил сюда.

– Что ж, эта новость застала меня врасплох… По сказал мне, что он поэт.

– О, это так, – сказал Хичкок, печально улыбаясь. – Я являюсь счастливым обладателем двух его томов.

– В них есть какие-то достоинства?

– Да, в некоторой степени. Очень мало здравого смысла… во всяком случае, ничего такого, что я смог понять своим скудным умом. Думаю, в юности он перебрал Шелли [34].

– Если б Шелли был единственным, с чем он перебирает, – пробормотал Тайер.

Ты простишь меня, Читатель, за то, что я побледнел от этих слов. Прошло менее cуток с тех пор, как я смотрел вслед кадету По, уходившему от Бенни Хевенса; впрочем, едва ли меня должна была шокировать новость, что у Тайера глаза на каждом дереве.

– Итак, – быстро заговорил я, – я с облегчением узнаю, что поэзия ему дается. Он показался мне человеком, склонным выдумывать истории. Просто чтобы быть в центре внимания.

– Очень интригующие истории, – сказал Хичкок. – Как минимум троим он рассказывал, что приходится внуком Бенедикту Арнольду.

Думаю, именно невменяемость подобного заявления заставила меня дать волю смеху, который закружился по прохладной, душной, сонной гостиной. Заявить такое в Вест-Пойнте – в месте, чью передачу королю Георгу обдумывал Арнольд, в месте, которое он отдал бы, если б майор Андре не арестовал его, – о, такое находится за пределами здравого смысла.

Это, естественно, не было попыткой понравиться Сильванусу Тайеру. Его губы, как я заметил, вдруг сжались в тонкую линию, а глаза приобрели голубоватый оттенок льда, когда он повернулся к Хичкоку и сказал:

– Вы забыли самую интригующую историю По. Он утверждает, что является убийцей.

Наступила довольно долгая пауза. Я видел, как Хичкок качает головой и морщится, глядя в пол.

– Ну, – сказал я, – вы же не можете верить в эту сказку. Тот молодой человек, с которым я познакомился, никогда бы… не отнял…

– Если б я в нее верил, – отрезал Тайер, – он уже не был бы кадетом Военной академии Соединенных Штатов. Можете не сомневаться. – Он взял чашку и допил остатки. – Вопрос, мистер Лэндор, в том, верите ли в это вы. – Он поставил чашку на колено. Чашка покачнулась и начала падать, но его рука уже спешила подхватить ее. – Полагаю, – сказал он, сдавленно зевая, – если вы так уж горите желанием использовать этого По, вам, возможно, захочется самому расспросить его.

30 октября

После того как пыль осела, остался единственный вопрос: как договориться с этим По. Хичкоку нравилась идея затащить его в какой-нибудь укромный уголок для тайной встречи. Что до меня, то я склонялся к тому, чтобы подойти к нему у всех на виду – так было проще спрятать то, чем мы занимались. Поэтому утром в среду мы с Хичкоком заявились незваными гостями на занятие группы, где числился По. Занятие вел Клодиус Берар.

Месье Берар был французом с историей уклонения от военной службы. Будучи юным в период правления Наполеона, он избежал исполнения военного долга цивилизованными средствами, наняв себе замену. Все шло хорошо, пока заменяющий по беспечности не попал под пушечный снаряд в Испании и не поставил месье Берара перед необходимостью выполнять свой долг. Тот, не будь дураком, взял и сбежал за океан, где превратился в странствующего преподавателя французского: сначала в Дикинсон-колледже, а потом в Военной академии Соединенных Штатов. Как бы далеко ты ни сбежал, армия все равно найдет тебя. А если так, наверняка размышлял месье Берар, то гораздо приятнее служить в горах Гудзона и слушать, как американская молодежь грызет гранит науки, постигая французский язык. А может, это оказалось таким же мучительным страданием, какое ждало его по возвращении домой? Короче, месье Берар задавал себе множество вопросов, и от этого скептического настроя у него в самом центре глаза образовалось пятнышко, которое двигалось, даже когда глаз был неподвижным.

Сейчас же, при виде своего командира, он вскочил на ноги; кадеты тоже поднялись с лавок. Хичкок жестом велел им сесть, а мне указал на место у самой двери.

Опустившись на свой стул, месье Берар устремил взгляд на кадета четвертого класса, стоявшего в центре комнаты и, щурясь, вглядывался в книгу в красном кожаном переплете.

– Продолжайте, мистер Планкетт, – сказал француз.

Несчастный кадет стал продираться через тернии прозы:

– «Он приехал на постоялый двор и отвел в стойло свою лошадь. Затем он съел… сытный обед из хлеба и… яда».

– Ах, мистер Планкетт, – сказал преподаватель, – не очень аппетитный обед, даже для кадета… «Poisson» переводится как «рыба»[35].

Получив замечание, кадет приготовился продолжить, но был остановлен взмахом пухлой белой руки месье Берара.

– Достаточно. Можете сесть. В следующий раз попрошу вас быть более внимательным с предлогами. Ваша оценка один и три.

Еще три кадета сломались на том же тексте и получили оценки два и пять, один и девять и два и один соответственно. Пара кадетов трудилась у доски, с трудом спрягая глаголы. Никто не произносил ни слова по-французски. Изучение языка ограничивалось переводом военных текстов, и многие ученики наверняка спрашивали себя, зачем они тратят время на хлеб с ядом, когда могли бы изучать теорию Жомини[36] на местности. Приводить ли убедительные доводы в пользу Вольтера и Лесажа[37] – это оставалось на усмотрение месье Берара, но он был слишком уставшим. Лишь один раз, за десять минут до конца урока, он все же стряхнул с себя апатию. Иными словами, сложил руки и слегка повысил голос:

– Мистер По, прошу.

В дальнем конце комнаты вскинулась голова, затем кадет вскочил на ноги.

– Мистер По, прошу вас, переведите следующий отрывок из главы второй «Histoire de Gil Blas».

За три шага кадет оказался на середине комнаты. Перед ним был Берар, по бокам – сокурсники, за всем наблюдал командир; он был в центре внимания и знал это. Открыв книгу, По откашлялся – дважды – и начал.

– «Пока мне готовили яйца, я вступил в беседу с хозяйкой, которую никогда раньше не видел. Она показалась мне достаточно привлекательной…»

В тот момент стали ясны две вещи. Первая: он знает французский лучше других. И вторая: он хотел, чтобы именно его прочтение «Жиль Бласа» сохранилось для последующих поколений.