— Пля, старший наказатель припёрся, — обречённо всхлипнули слева от Семёна. — Вот же скотина! Плакала моя пайка масла… — и стало тихо.
Наказатель подошёл к начальнику охраны, косо глянул на него: начальник поспешно козырнул, неловко развернулся и отступил за спину старшему наказателю. Откуда немедленно принялся грозить кулаком всему строю и делать страшное лицо. Видимо, вдохновлял подчинённых на внимательность и послушание.
— Бойцы! — не напрягаясь, ровным голосом сказал наказатель: голос у седого был глубокий, громкий, как у преподавателя со стажем. — Я не буду ходить вокруг да около, а скажу прямо, как солдат — солдатам: в ваших рядах был предатель! Побег ремонтников первого блока организовал охранник номер девяносто четыре, которого обнаружил патруль дежурной прыгалки рядом с одной из камер перемещений, на внешнем оборонном рубеже. Будучи обнаруженным, охранник номер девяносто четыре предпочёл тут же покончить жизнь самоубийством, нежели сдаться патрулю. — Выдержав эффектную паузу и переждав лёгкий ропот, пробежавший по шеренгам, старший наказатель добавил:
— Должен заметить, что обстоятельства происшедшего весьма подозрительны: номер девяносто четвёртый вошёл в кабину и задушил сам себя. Заодно сломав себе шею.
Начальник охраны, услышав такую поразительную новость, замер позади седого наказателя, забыв опустить кулак и убрать с лица зверское выражение: так и застыл с перекошенной физиономией. Только побледнел сильно.
— Потому в Мире Равновесия повсеместно вводится чрезвычайное положение, — всё так же ровно и спокойно продолжал старший наказатель. — По личному распоряжению Главного Хозяина! Есть подозрение, что сознание охранника было насильно изменено кем-то посторонним, тайно проникшим в Мир Равновесия для шпионажа и проведения диверсий. И, скорее всего, пришелец в данное время укрывается в Старых Секторах — все ныне действующие помещения проверены, подозрительных не обнаружено. Туда же, в Сектора, по-видимому, ушли трое ремонтников из первого блока. Тоже насильственно переделанные…
Потому слушайте приказ Главного Хозяина — незанятые в несении службы сейчас же отправляются в Старые Сектора на зачистку: приказано ликвидировать всех, кого там обнаружите!
— Пля, опять недоделков мочить будем, — обрадовался кто-то справа от Семёна. — Весело! Хоть постреляю от души… Мурз, у тебя травка ещё осталась? Под травку и охотиться веселей! — Что ответил неведомый Мурз, Семён не расслышал, но спрашивающий, похоже, остался доволен:
— Согласен! У меня ещё два зуба от последней плановой зачистки припрятаны. Золотые. Один — твой… Может, и сейчас повезёт? Надо щипцы взять, не забыть, — Семёна передёрнуло.
Старший наказатель обернулся, что-то тихо сказал начальнику охраны — тот насупился, хотел было возразить, но потом махнул рукой, мол, делайте, что хотите. Ваша власть.
Наказатель медленно пошёл вдоль рядов охранников, пристально вглядываясь им в лица, не пропуская ни одного — многие из охранников опускали глаза, настолько пронзительным был взгляд седого наказателя. И цепким.
Семён тоже отвёл глаза в сторону и постарался изобразить на лице тупое служебное выражение: видимо, получилось это у Семёна недостаточно хорошо, потому что старший наказатель задержал свой взгляд на нём несколько дольше, чем на остальных. Задержал и пошёл дальше.
— Бр-р, — сказал Мар. — Ну и тип! Посмотрел, как сверлом насквозь продырявил… Не нравится он мне, Семён! И то, что здесь происходит, тоже не нравится. Регулярная охота на беззащитных умственных калек, надо же… Достойное развлечение для крепких вооружённых мужиков, пля! Вот что я тебе, Семён, скажу — я и раньше не любил охранников. А сейчас тем более не люблю! Зубы они, понимаешь, щипцами выламывают… Сволочи! Эх, если б не серьёзный заказ, я бы настоятельно рекомендовал тебе сваливать отсюда к едрене фене, причём немедленно, и заняться чем-нибудь не настолько мерзким, как вооружённые прогулки в компании с этими мародёрами… Общественный нужник вручную почистить, и то меньше замараешься, ей-ей! Тьфу.
Тем временем старший наказатель вернулся к начальнику охраны, перебросился с ним парой коротких фраз и ткнул рукой в сторону напрягшегося Семёна. Указал на него как Вий на Хому.
— Эй, ты! — рявкнул начальник Семёну, — да, ты, козломорд в четвёртой шеренге! Стоять на месте, пля! Остальным — получить оружие, разбиться на тройки и отправляться по маршрутам самостоятельно! По окончанию зачистки старшие групп — ко мне. Вольно, разойдись.
— Влипли, — убеждённо сказал медальон. — Как есть влипли. Но почему? Не понимаю… Если возникнут проблемы, я тебя на следующий адрес перекину, согласен?
— Через адрес, — шепнул Семён. — Что мне теперь у наказателей делать? Вон, самый главный уже и так здесь. Сейчас беседовать со мной будет. Любезничать… Может, и я у него смогу что-нибудь полезное вызнать?
— Ну-ну, — пробурчал Мар. — Шпион-вызнаватель, ага. — И замолчал.
— Ко мне! — громко приказал Семёну начальник охраны. — Бегом! — Семён вздохнул и побежал, а куда было деваться? Помня армейские правила, Семён остановился за пару шагов от грозного начальника и приложил ладонь к берету: сейчас надо было немедленно отрапортовать, и отрапортовать именно так, как здесь принято — мол, товарищ-господин как-вас-там, рядовой номер такой-то по вашему приказанию прибыл… Но ни звания товарища-господина, ни своего возможного номера Семён, разумеется, не знал; положение складывалось критическое. Хреновое, как сказал бы Мар.
Ситуацию разрядил сам начальник — не дожидаясь рапорта, он, брызжа слюной, сходу заорал на Семёна, топоча ногами:
— Что, пля, за дела? Почему твоей рожи в портретной картотеке до сих пор нету? У старшего наказателя глаз — алмаз, он всех в лицо помнит! Что ты, пля, себе позволяешь, кретин безмозглый?! Молчать, не думать, стоять смирно! Даже если ты из восстановленых, даже если тебе в больничке новую козлиную морду пришили, ты всё одно должен был вовремя по новой зарегистрироваться! Ты, пля, не номер сорок пять, ты, пля, нуль-нуль сортирный! Объявляю тебе выговор с лишением карточек на пиво в течение месяца! — начальник охраны, более не обращая внимания на Семёна, в изумлении так и застывшего по стойке смирно, повернулся к старшему наказателю.
— Это сорок пятый, — спокойным голосом пояснил начальник седому, — из новичков. Я в ваш отдел ещё неделю тому назад доложил: так и так, сорок пятый пострадал на вечернем патрулировании. В восьмой блок его случайно занесло, в одиночку, он же дурак ещё, ни фига не знает… Ничего, отмахался. Только морду на лоскуты порезали. И нос сломали. И один глаз выбили. А, пустяки! Вот, починили, в строй вернули, как новенький стал. Правда, на себя теперь малость не похож, потому накладочка и вышла!
— Действительно, как новенький, — задумчиво согласился наказатель, бесцеремонно уставясь Семёну в лицо. — Чересчур новенький… Ну, ладно. Сорок пятый, так сорок пятый. Я не против, — старший наказатель, не прощаясь, резко повернулся и зашагал к камере перемещений.
— Ты ещё здесь? — наконец заметив остолбеневшего Семёна, вне себя заорал начальник охраны. — Кр-ругом! Бегом марш! Два месяца без талонов!
Семён уставно развернулся на месте и бросился прочь. Куда глаза глядят.
— Три! — донеслось в спину убегающему сорок пятому с малость изменённой в больничке физиономией, — нет, четыре! Я вас, пля, всех научу, как вовремя регистрироваться! — Семён нырнул в ближайший коридор. Пробежал немного и перешёл на шаг: угроза миновала и надо было обдумать, что делать дальше.
— Сорок пять — морда ягодка опять, — флегматично изрёк Мар. — Поздравляю вас, номер сорок пятый, с успешно проведённой пластической операцией! По изменению внешности. Нда-а… Этот седой ведь не успокоится! Я таких гадов знаю — он всё перероет, но проверит, кто ты такой есть на самом деле. И в больничку сходит, не сомневайся. Или пошлёт туда кого из своих шестёрок. Так что на всё про всё у тебя около часа, пока настоящего сорок пятого не найдут. Управишься?
