– Хорошо, – сказал Стюарт. – В общем, если идти напрямик, то нужно зайти за эти дома. Мой дом прямо за ними, ярдах в двухстах. Ну, примерно.

Мы сошли с мигающей огнями дороги и свернули в темный проход между домами. Я достала из кармана телефон, чтобы проверить, не звонил ли Ной. Нет, не звонил. Я постаралась проделать это незаметно, но Стюарт все равно увидел.

– Не звонил? – спросил он.

– Пока нет. Наверное, все еще занят.

– А насчет твоих родителей он знает?

– Знает, – сказала я. – Я от него ничего не скрываю.

– И он тоже? – спросил он.

– И он тоже что?

– Ты сказала, что ты от него ничего не скрываешь, – ответил он, – а не «мы друг от друга ничего не скрываем».

Это еще что за вопрос?

– Это само собой, – быстро ответила я.

– А какой он? Ну, кроме того, что чуточку швед?

– Он умный, – сказала я, – но не заумный, как парни, которые вечно намекают на свой IQ, оценки и все такое. Он не особенно напрягается, и ему на самом деле плевать, но оценки у него хорошие. Очень хорошие. Так само собой получается. Еще он играет в футбол, участвует в олимпиадах по математике, и у него куча друзей.

Да, я так и сказала. Да, это прозвучало так, будто рекламирую Ноя.

Стюарт снова ухмыльнулся и посмотрел на меня с таким видом, будто изо всех сил сдерживает смех. Но как я должна была ответить? Все мои знакомые знали Ноя. Они знали, кто он такой, какой у него характер. Обычно мне ничего не приходилось объяснять.

– Хорошее резюме, – сказал он, хотя, судя по тону, оно его не очень-то впечатлило. – Но какой он?

Боже! Эта беседа еще долго не закончится.

– Он… ну, такой, как я сказала.

– Нет, какой у него характер? Может, он тайно пишет стихи? Может быть, он танцует, кружась по комнате, когда думает, что его никто не видит? Может, он такой же забавный, как ты? В чем его сущность?

Стюарт наверняка дурачил меня этой своей «сущностью». Хотя мне даже понравилось, что он спросил: «Может, он такой же забавный, как ты?» Мило. Но ответ на все его вопросы один – нет. Ной бывал разным, но уж точно он не был забавным. Обычно он считал забавной меня, но как вы сами могли убедиться, иногда у меня не закрывается рот. Когда такое случалось, Ной уставал от меня.

– Серьезность, – сказала я. – Его сущность – серьезность.

– В хорошем смысле?

– Стала бы я иначе с ним встречаться! Далеко еще?

На этот раз Стюарт понял, что от него требуется, и замолчал. Мы шли молча, пока не дошли до пустыря с парой деревьев. Вдалеке, на вершине холма, стояли дома, сверкавшие праздничными огнями. Снега в воздухе было так много, что все расплывалось перед глазами. Это было бы даже красиво, если бы снег не жегся так сильно. Руки у меня замерзли до такой степени, что теперь даже казались теплыми.

Вдруг Стюарт остановил меня.

– О’кей, – сказал он. – Сейчас нам нужно перейти через ручей. Только он замерз. Я видел, как на нем люди поскальзывались.

– А он глубокий, этот ручей?

– Не очень. Футов пять.

– И где он?

– Где-то впереди, – ответил Стюарт.

Я вгляделась в белую пелену. Где-то там, впереди, под снегом, таился ручеек.

– Мы можем вернуться, – сказал он.

– Но ты же собирался идти этой дорогой, несмотря ни на что? – спросила я.

– Да, но тебе вовсе не нужно мне ничего доказывать.

– Ничего страшного, – сказала я, стараясь, чтобы мой голос прозвучал уверенней, чем было на самом деле.

– Значит, будем идти вперед, и все?

– План такой.

Так мы и сделали. Мы поняли, что дошли до ручья, потому что снег уже не казался таким глубоким, плотным и хрустящим и под ним чувствовалось что-то скользкое.

В этот момент Стюарт снова решил заговорить.

– Вот везет тем ребятам в «Вафельной». Их ждет лучшая ночь в жизни, – сказал он.

В его голосе чувствовался какой-то вызов, как будто он хотел, чтобы я заглотила наживку. Не стоило вестись на эту уловку. Но я повелась.

– Ох, – вздохнула я. – И почему все мальчики такие простые?

– В смысле? – спросил он, искоса посмотрев на меня, и тут же поскользнулся на льду.

– Ну, почему ты говоришь, что им везет?

– Потому что они заперты в «Вафельной» с дюжиной черлидерш.

– Ну вот откуда эти высокомерные фантазии? – сказала я чуть резче, чем хотела. – Неужели вы, мальчики, и правда думаете, что, если в округе хоть один парень отыщется, девочки сразу на него полезут? Что мы готовы наброситься на каждого и наградить сеансом групповых ласк?

– А что, такого не бывает? – спросил он.

Я даже не стала на это отвечать.

– А что плохого в черлидершах? – спросил он, довольный тем, что меня разозлил. – Я не говорю, что мне нравятся только черлидерши. У меня просто нет предубеждений.

– Это не предубеждение, – твердо сказала я.

– Нет? А что тогда?

– Меня раздражает сама идея черлидерш, – сказала я. – Красавицы по бокам спортплощадки, убеждающие парней в том, что они крутые.

– Ты судишь о людях, которых не знаешь, обсуждаешь их внешний вид и делаешь выводы. По мне, похоже на предубеждение, – сказал он.

– Нет у меня никаких предубеждений! – не сдержалась я.

Мы были одни в этом поле. Наверху – оловянно-розовое небо, а вокруг – только силуэты голых деревьев, похожие на тонкие руки, прорывающиеся из-под земли. Белый кружащийся снег, свист ветра и тени домов вдалеке.

– Слушай, – сказал Стюарт, не желая прекращать свою дурацкую игру, – откуда тебе знать, что в свободное время они не работают медсестрами? Или, может, котят спасают или кормят бедных.

– Потому что они не делают ничего такого, – сказала я и обогнала его. Я поскользнулась, но удержала равновесие. – В свободное время они делают эпиляцию воском.

– Ты все выдумываешь, – крикнул он мне в спину.

– Ною мне бы не пришлось объяснять. Он сам бы все понял.

– Знаешь, – спокойно сказал Стюарт, – может, этот Ной и вправду такой чудесный, как ты говоришь, но лично я пока не впечатлился.

Мне все это надоело. Я развернулась и решительно зашагала обратно.

– Ты куда? – спросил он. – Эй, да ладно тебе…

Он пытался сделать вид, что не произошло ничего особенного, но мне все это надоело до чертиков. Я шла быстро, не останавливаясь.

– Обратно далеко идти! – прокричал он, стараясь догнать меня. – Не надо! Я серьезно.

– Прости, – сказала я, стараясь сделать вид, что мне все равно. – Просто я подумала, что мне лучше…

Раздался новый звук. Новый звук на фоне свиста ветра и скрипа снега. Он был похож на треск бревна в костре, и в этом чувствовалась какая-то неприятная ирония. Мы оба застыли. Стюарт бросил на меня тревожный взгляд:

– Не двиг…

И лед ушел у нас из-под ног.

Вы, наверное, никогда не проваливались под лед на замерзшем ручье. Вот как это происходит.

1. Вам холодно. Так холодно, что Отдел оценки и регулирования температуры, узнав об этом, заявляет: «Нет, это вы без нас, мы пас», вывешивает табличку «Обед» и возлагает всю ответственность на…

2. Отдел боли и реакции на нее, который, получив из температурного отдела абракадабру, в которой ничегошеньки не понимает («А наше ли это дело?»), начинает жать на все кнопки подряд, вызывая у вас странные ощущения и подключая к работе…

3. Отдел замешательства и паники, где всегда найдется тот, кто готов по первому же звонку подойти к телефону. В этом отделе только и ждут, чтобы взяться за работу. Всем известно – в Отделе замешательства и паники обожают нажимать на кнопочки.

Из-за этой бюрократической неразберихи в наших головах мы со Стюартом в первую секунду оказались неспособны что-либо сделать.

Когда мы немного пришли в себя, я смогла осознать, что происходит. Хорошие новости – мы ушли в воду только по грудь. Ну, не мы, а я. Я ушла в воду по грудь, а Стюарт – по середину живота. Плохие новости – мы провалились в дыру во льду, а выбраться из дыры во льду сложно, если ты застыл от холода. Мы оба пытались выкарабкаться, но лед ломался всякий раз, когда мы пытались за него ухватиться.