– Просил, – возразил пес. Уши у него повисли. – Но ты не обязана мне его давать, если не хочешь.

– Ханс Петер, – сказала ласси, понизив голос, чтобы остальные не услышали, – этот пес со мной разговаривает.

– Понимаю. – Он отложил кусок дерева, на котором что-то вырезал, и аккуратно зачехлил нож. Потом поднялся, подошел к младшей сестренке и положил ей руку на плечо: – У тебя голова не болит?

– Нет.

– Ты сегодня ела?

– Да. – Она раздраженно дернула плечом, стряхнув его ладонь. – Он со мной разговаривает. Я не больна, не спятила и не сплю. – Она снова указала лопаткой на собаку: – Скажи что-нибудь еще!

– Можно мне кусочек, пока он не остыл?

– Вот! – Она торжествующе повернулась к Хансу Петеру. – Слышал?

– Нет. – Брат покачал головой, но лицо у него сделалось задумчивое. – Однако я слышал, что он издает звуки. Ворчит и скулит, как и положено собаке.

– Но я разобрала слова совершенно ясно.

Ласси в расстройстве швырнула лопатку. Затем, увидев, что мать смотрит в их сторону, быстро налила на сковородку еще теста и краешком лопатки разровняла очередной лефсе. Пока блин жарился, она снова переключила внимание на собаку.

– Ты знал, что мой брат не понимает тебя? – спросила она негромко.

– Никто не понимает, – тут же отозвался пес. – Я все время говорю, но ты первая, кто понял. – Он задрал заднюю лапу и почесал за ухом. – Сестра у тебя славная, но я весь день ее умоляю, а она никогда не дает мне ничего вкусного. – Его большие карие глаза сосредоточились на стопке лефсе, остывающих на столе. – Пожалуйста, всего один кусочек, а?

Ласси оторвала полоску от края блина, скатала ее и бросила молодому псу. Тот поймал угощение, клацнув зубами, и съел. Покончив с едой, он вздохнул и снова взглянул на девочку.

– На вкус твой лефсе так же хорош, как на вид, – сообщил он.

– Спасибо, – ответила ласси, все еще потрясенная.

– Ты по-прежнему говоришь с собакой? – Изумление на лице Ханса Петера уступило место любопытству.

– Да, и он отвечает, – сказала девочка.

– А раньше тебе доводилось слышать, как звери разговаривают?

– Нет, я… погоди-ка. – Она поджала губы. – Сегодня утром, могу поклясться, одна из кур сказала: «Опять она идет!» – когда я открыла курятник. Но Эйнар и Анни тоже были во дворе.

– Хм. – Ханс Петер присел на корточки рядом с собакой. – Можешь поговорить со мной, малыш?

Пес некоторое время изучал его, потом сказал:

– Могу попробовать.

Ханс Петер поднял глаза:

– Это прозвучало как скулеж.

– Он сказал, что попробует, – перевела ласси.

– О чем это вы двое там шепчетесь? – Йорунн, веселая и розовощекая, подошла к огню. – Учите Нильсова пса фокусам?

Ее длиннопалые ладони гордо покоились на большом животе: Йорунн ждала ребенка.

Ханс Петер и младшая сестренка переглянулись. Брат откашлялся:

– Мы пытаемся научить пса разговаривать, но, похоже, ничего не получается.

– Ах вот как! Нильс говорит, он не очень смышленый.

На это ласси ощетинилась. Пес показался ей весьма разумным.

– По-моему, он сметливый. Давайте попробуем фокус еще раз. – Она подмигнула псу и наставила на него палец. – Говори, малыш!

Пес сел и залаял.

– Хороший пес! – Ласси кинула ему кусочек лефсе. – А теперь ложись!

Он послушно лег на вытертый коврик.

Еще кусочек лефсе.

– Перевернись!

Пес перекатился на спину.

– Ха! – Ласси бросила ему последний кусочек лефсе под одобрительные восклицания сестер, собравшихся вокруг посмотреть.

– Будь добра, перестань скармливать животному наш ужин, пика, – прошипела мать, положив конец веселью.

– Да, мама. – Девочка выпрямилась и вернулась к работе.

Йорунн и Ханс Петер сочувственно посмотрели на нее.

– Нильс! – весело приветствовала Йорунн мужа, когда тот вернулся с остальными парнями из хлева. – Только посмотри, моя младшая сестренка научила пса нескольким фокусам.

Нильс засмеялся и подошел, и пес старательно исполнил новые ужимки. Пока мать не смотрела, Йорунн отломила кусочек желтого оленьего сыра от лежащего на столе клина и дала собаке.

– Вот бы ты и с оленями так ловко управлялась, – тоскливо произнес Эйнар, когда садились за стол. – С нашей старшей оленухой что-то не так.

– Что такое? – встрепенулся сидевший во главе стола Ярл. – Она дает меньше молока?

– Вообще не дает, – проворчал Эйнар. – Так и норовит меня укусить, когда я подхожу близко. Даже если удается ее стреножить и привязать, ничего не выходит.

– Вот досада, – отозвался Ярл, заворачивая кусочек соленой рыбы в лефсе и принимаясь задумчиво жевать. – Та беломордая оленуха всегда была у нас лучшей.

– Если она слишком стара, чтобы доиться, то ей пора в котел, – заявила Фрида. – Зарежьте ее завтра. Торст, у тебя это хорошо получается.

Ярл покачал головой, а Нильс, муж Йорунн, ловко перевел беседу на более приятные темы. Ласси не терпелось продолжить беседу с собакой, но молодого песика выгнали в хлев, пока люди ели. Ночью пса в дом не забрали, и девочка лежала без сна в большой кровати вместе с матерью и сестрами и гадала, спятила она или просто Бог нашел странный способ благословить дитя, во всем прочем оставленное без Его попечения.

На следующее утро ласси отправилась в хлев посмотреть, как дела у Эйнара. Она послушала кур, но совсем недолго. Да, они болтали, но не очень интересно, и они не замечали, когда она им отвечала. Девочку больше заботила оленуха. Как и отцу, ей не хотелось, чтобы беломордую зарезали. Олени никогда ее особенно не занимали, но именно эта оленуха была самой красивой в их маленьком стаде.

При мысли об олене ласси остановилась, едва войдя в хлев. Ведь она говорила с белым оленем. Неужели он сотворил с ней нечто такое, что теперь она может говорить с животными? Девочка вспомнила о его поцелуе, о прикосновении его мягкого носа к своему лбу, о тепле его дыхания. И в груди у нее родилась уверенность: это дар не Бога, а странных древних духов земли.

– Ты собираешься помогать или нет? – спросил Эйнар из дальнего угла хлева.

В одной руке он держал ведро, а в другой табуретку. Они служили ему щитом, позволявшим удерживать оленуху в углу. Та жалобно мычала, ее карие глаза закатывались.

– Больно, больно, больно, – стонала она.

– Эйнар, прекрати! – Ласси подскочила к брату и легонько стукнула его по плечу. – Ей больно.

– Она просто упертая, – проворчал Эйнар, размахивая табуреткой перед носом у оленя.

Издав звук наподобие кашля, обычно кроткое животное увернулось и действительно бросилось на Эйнара. Ласси шагнула вперед и поймала оленуху за истертый веревочный ошейник, когда та уже прыгнула. Тяжелое животное протащило ее несколько футов, прежде чем остановилось, и Эйнар нырнул в кучу опилок и сухого мха, используемых на подстилку для оленей.

– Тихо, тихо, ну же, тихо, – стала успокаивать ласси беломордую. – Не обращай внимания на глупого мальчишку и расскажи мне, что не так.

– Больно.

Оленуха, тяжело дыша, привалилась к девочке. Бедняжка дрожала, на густой бурой шкуре проступили влажные пятна пота.

– Где больно? – проворковала ласси.

– Вымя, – ответила оленуха и содрогнулась.

Эйнар стоял в нескольких шагах от них и, разинув рот, таращился на младшую сестру:

– Она вправду с тобой разговаривает?

– Да, – коротко отозвалась девочка и опустилась на колени возле оленя. – Пожалуйста, дай мне посмотреть. Обещаю не делать тебе больно.

Оленуха снова вздрогнула, но все же кивнула.

Ласси нагнулась ниже и посмотрела на раздутое вымя оленухи. Трудно было что-то разглядеть сквозь густую свалявшуюся шерсть. Наверное, поэтому Эйнар раньше и не заметил беды. На одном из сосков темнела отметина от укуса, и там началось воспаление.

– Ее укусила лиса, – сообщила девочка брату. – Посмотри сюда.

Эйнар нагнулся посмотреть и негромко присвистнул.

– Ой, будь я… Я ведь даже не подозревал! – Он хлопнул оленуху по боку. – Прости, девочка. Я принесу тряпок и обмою.