Не я придумал сюжет этой книги, не я создал ее героев.

Создавали ее собственными делами авторы воспоминаний и донесений, а также те, на чью долю выпал кропотливый труд собрать эти воспоминания, и прежде всего Галина Качмарская-Васьковская. Она стала инициатором рождения этой книги и, приняв решение собрать рассказы участников боев, приступила к скрупулезной систематической работе. К сожалению, преждевременная смерть оборвала ее деятельность.

Работу Галины Качмарской-Васьковской продолжили через несколько лет ее друзья и товарищи.

И однако…

Долгие месяцы общения с парнями из Островецких лесов привели к тому, что они мне стали исключительно близкими. Рассказы о событиях я переживал так, словно участвовал в них сам. Я старался узнать о них как можно больше. Это было нелегкой задачей. Все новые воспоминания о тех грозных днях заслоняют более давние, которые часто уже нельзя восстановить. Стираются в памяти черты лица, характеры, наклонности. Одно, во всяком случае, бесспорно: я привык к островецким мальчишкам, полюбил их, с сожалением расстался с ними на последних страницах книги, и это дает мне смелость заявить, что книга частично и моя…

Это не исторический документ, хотя все главные действующие лица, факты и события соответствуют исторической правде. Участие молодежи в партизанском движении на Келецкой земле было таким широким и разнообразным, что невозможно сколько-нибудь полно рассказать здесь о всех событиях, назвать все имена.

Да и не в этом дело. Судьбы Здзиха, Богуся. Юрека были судьбами десятков других мальчишек из Келецкой земли. Важно, чтобы память о них не умерла.

Поэтому всем тем, кто своими воспоминаниями, сотрудничеством и замечаниями помог читателям познакомиться с их героической жизнью, я приношу горячую благодарность.

Станислав Бискупский

Эдек присвистнул сквозь зубы и многозначительно покачал головой.

— Сам понимаешь… — повторил он и задумчиво посмотрел вперед.

Здзих перевернулся на спину, подложил руки под голову и взглянул в небо. В вышине плыли белые облака. Где-то там, под голубым куполом, их трепал ветер, создавал из них фантастические фигуры причудливых очертаний.

— А оружие? — спросил Здзих и замер в ожидании ответа.

Эдек только таинственно улыбнулся. Воображение досказало Здзиху остальное. «У них-то должно быть оружие, — думал он, следя за кучевым облаком, которое теперь приняло форму сказочного замка. — Эдек молчит, потому что это тайна, понятно».

Он повернулся на бок и посмотрел вперед. Внизу лежал город Островец. Близкий, родной город, знакомый с детства. Он не изменился за последние годы.

Такой же, как всегда, темный дым грозно и беспокойно клубился над трубами островецких заводов, чтобы затем медленно потянуться вверх, упорно отыскивая дорогу к хмурому небу. Город лежал в котловине, окруженный рабочими районами. На его южной окраине серой стрелой взлетало ввысь шоссе на Опатув.

Эдек украдкой поглядывал на Здзиха, который в темном пиджаке и серых брюках гольф казался ниже, чем был на самом деле. Рыжевато-светлые волосы, которые он всегда старательно зачесывал назад, упрямо спадали на лоб. Узкие, плотно сжатые губы говорили о настойчивости и выдержке. С этой стороны Эдек знал Здзиха даже слишком хорошо. Худая, мальчишеская фигура Здзиха плохо вязалась со сосредоточенным взглядом его голубых глаз, со всем его обликом — обликом серьезного взрослого человека. И это чисто внешнее противоречие бросалось в глаза каждому, кто имел возможность повстречаться с ним хотя бы на короткое время.

Всего несколько дней назад Эдек пришел из «леса» и вскоре должен был вернуться туда. Он понял, ради чего Здзих вытянул его сегодня на эту прогулку. Он видел устремленные на него возбужденные, нетерпеливые глаза парня.

Стояла весна. Свежий запах зелени манил и звал на простор. Эта зима тянулась особенно долго. Здзих не мог дождаться ее конца. На протяжении бесконечных ночей и безнадежных дней он страдал от избытка энергии, не находившей выхода. Его злило, что на него все еще смотрели как на ребенка. А ведь он не был слепым, видел и понимал многое. И еще раз он мысленно вернулся к последним годам.

Не так давно, году в сорок первом, к ним приехал незнакомый мужчина. Дверь ему открыла мать.

— Мариан, это к тебе, — сказала она отцу и ушла из комнаты.

Отец долго разговаривал с незнакомцем, который просидел до позднего вечера. Когда наутро Здзих проснулся, дома никого, кроме родителей, уже не было.

Это посещение взволновало отца, но он постарался скрыть его от соседей. Но именно с того дня все и началось. Незнакомые люди приезжали все чаще, оставались ненадолго и исчезали. Отец Здзиха стал серьезнее, задумавшись, ходил по комнате, меньше разговаривал, зато все чаще пытливо поглядывал на сына. Здзиху казалось, что у отца появилась какая-то тайна, которая гнетет его и вместе с тем придает ему новые силы и энергию. Именно так ведет себя человек, который в горном бездорожье нашел наконец нужную тропинку и проворно, хотя и не без труда, взбирается по ней вверх.

Отец не раз разговаривал с сыном. Как-то, еще до войны, вернувшись из школы, Здзих застал отца мрачным и задумчивым. Сын чувствовал, что отца мучит нечто такое, в чем он не может признаться. Здзих прямо спросил его об этом. Тот ответил не сразу. В задумчивости он гладил свой колючий подбородок, подыскивая нужные слова.

— Видишь ли, — сказал он наконец, — человек должен ежедневно заботиться о десятках самых разнообразных дел, но все эти дела — мелкие, будничные. Но есть дела и большие…

— А что это такое, большие дела?

Отец на минуту задувался.

— Понимаешь, это такие дела, за которые борются иногда всю жизнь.

— До самой смерти?

— Да. Иногда до самой смерти, — сказал отец.

Нынешние посещения их дома, чтение тайных газет, призывавших к борьбе с оккупантами, к выдержке и сопротивлению, начали все яснее связываться в сознании Здзиха с тем давним разговором. Да, по-видимому, это были именно Большие Дела!

Его приятель Юрек был первым человеком, с которым Здзих заговорил на эту тему. Юрека это привело в такое же волнение, как и Здзиха. Они разговаривали подолгу и часто. Не было дня, чтобы они не встретились несколько раз. Из этих разговоров возникали туманные, расплывчатые планы. Среди них особенно манило обоих одно: партизанский отряд.

До Островца уже некоторое время доходили отголоски боев в близлежащих лесах. Когда же Эдек исчез из дому, Юрек и Здзих обменялись понимающими взглядами.

— Хорошо этому Эдеку, а?

— Еще бы…

Правда, никто не говорил ни, что Эдек ушел к партизанам, но, по их мнению, иначе и быть не могло. В Людвикуве, рабочем районе Островца, об Эдеке говорили как можно меньше. Ну был и пропал.

И вот несколько дней назад Здзих собственными глазами увидел его вновь. Эдек подъехал к дому на элегантной линейке, как помещик на гулянии. Здзих не мог сначала этому поверить. Подбежал, потрогал колеса, погладил коня и глянул Эдеку в глаза. Тот улыбнулся и протянул руку:

— Здорово, Здзих! Как поживаешь?

Здзих смотрел на него как завороженный. Эдек вырос, возмужал, стал каким-то…

Каким — вот этого Здзих не мог выразить точнее. Но было очевидно, что Эдек стал другим. Он был на два года старше Здзиха и Юрека, но это никогда не мешало им вместе проводить время. Теперь же расстояние между ними как-то увеличилось. Здзих уже не мог разговаривать с Эдеком, как прежде. По сравнению с ним он чувствовал себя совсем мальчишкой. Это было тем удивительнее, что Эдек отнюдь не давал к этому повода. Он не гордился, не хвастал, не кичился. Конечно, он вспоминал о своей жизни там, в лесу, но явно не договаривал все до конца.