Танец этот выражал и горячую мольбу, и бурную радость, какая свойственна цветущей юности. Но вот музыка замолкла, и Ок Пун, поклонившись, исчезла за кулисами. Её проводили горячими аплодисментами и восторженными выкриками. Концерт продолжал идти своим чередом. В перерывах между номерами зрителей развлекали двое затейников. Поляна то и дело оглашалась взрывами смеха.
Ок Пун, уже переодевшаяся в свой обычный костюм, вышла из-за кулис на поляну, стороной обошла зрителей и медленно направилась к лесу. Увидев это, поднялся с своего места и Чжан Ин-ху.
«Куда это она пошла одна?..» — подумал он с тревогой и двинулся вслед за девушкой. В лесу было тихо-тихо. Тьма сгущалась, а на небе всё ярче и ярче разгорались
звёзды. Деревья, тропинка в лесу, речная гладь — всё казалось синим…
Пройдя лес, Чжан Ин-ху зашагал в сторону санчасти. Из открытого окна комнаты, где жила Ок Пун, слышался тихий плач. Чжан Ин-ху заглянул в окно. Ок Пун лежала на кровати и плакала, уткнувшись в подушку. Облокотившись о подоконник, Чжан Ин-ху негромко позвал:
— Сяо Ким, а Сяо Ким! Что с тобой, Сяо Ким?..
Девушка зарыдала ещё горше.
— Мне не хочется… не хочется расставаться с вами! — сказала она сквозь слёзы.
Чжан Ин-ху с трудом удалось подавить волнение. Он отошёл от окна, закурил сигарету и некоторое время молча прохаживался взад и вперёд. Потом снова приблизился к распахнутому окну.
— Не плачь, Сяо Ким… Выйди-ка на минутку; мне надо тебе сказать кое-что.
Теплота и участие звучали в его голосе, и Ок Пун понемногу успокоилась. Она встала у окна, опустив голову, не смея поднять глаза на Чжан Ин-ху.
— Ну, что ты так раскисла? — улыбаясь, спросил Чжан Ин-ху. Девушка только покачала головой.
— Я знаю, как тебе трудно, Сяо Ким, — ласково продолжал Чжан Ин-ху. — Но возьми же себя в руки. Ты и у себя на родине будешь работать для народа. Ведь правда?.. Там у вас идёт мирное строительство… и родина ждёт вас!..
Ок Пун подняла опущенную голову; лицо её осветилось улыбкой.
— Не буду, не буду больше… Я ведь очень люблю свою родину и стремлюсь туда всей душой. Но сейчас… Ох, всё это не так просто! Вы же знаете — я выросла в Китае. И нелегко мне уезжать от вас… Но можете быть уверены: вернувшись в Корею, я честно буду работать, куда б меня ни послали. Ведь меня воспитала Китайская коммунистическая партия, и я упорным трудом должна отблагодарить председателя Мао!
— Вот и прекрасно, — обрадованно сказал Чжан Ин-ху. — Пусть тебе будет хорошо на родине, Сяо Ким!.. И не бойся трудностей! Всегда иди вместе с народом.
Вынув из кармана фотографию, он передал её Ок Пун. Той захотелось взглянуть на снимок, и Чжан Ин-ху зажёг карманный фонарик. Кружок света упал на знакомое лицо.
— Председатель Мао! — радостно воскликнула Ок Пун. С фотокарточки серьёзным, внимательным взглядом смотрел на неё Мао Цзэ-дун.
— Ах, как хорошо!.. Я возьму её с собой в Корею.
— Возьми, Сяо Ким… И повесь рядом с портретом Ким Ир Сена.
Чжан Ин-ху подарил Ок Пун и свою маленькую фотокарточку.
Глава четвёртая
Туман над полуостровом
«Товарищ Чжан Ин-ху!
Вот уже два дня, как мы с сестрой приехали домой. Всё здесь такое родное, знакомое. В саду пышным розовым цветом цветут яблони. По двору бродят куры. В хлеву грузно ворочается свинья.
Никто нас не ждал, и на двери нашего дома мы нашли замок. Я сходил к соседям, но и. там никого не застал. Вдруг я услышал, что в одном из домов стучит ткацкий станок. Я пошёл на стук. За станком сидела старушка. Она проводила нас в поле.
Рис дал чудесные всходы!.. Всё вокруг устлано зелёными коврами — и нет им ни конца, ни края. Средь густой зелени серебряной лентой вьётся река Датунцзян.
На полях, в белых одеждах, работали крестьяне. Тут были и старые и малые. Мать моя пропалывала поле; жена расчищала канаву, по которой на поле течёт вода из реки. За спиной у неё был привязан мой сынишка: ему сейчас уже два года.
Ах, старина Чжан, за всю свою жизнь я ещё не видел мать такой радостной. Она стояла в воде с засученными до колен шароварами и с восхищением оглядывалась вокруг.
— Глядите-ка, дети! Вот от этого оврага и до того лесочка — вся земля наша. Нам дал её народный комитет. Пройдёт два-три месяца, и мы соберём больше восьми мешков риса!
Лицо у матери бронзовое от загара, руки загрубелые, в мозолях. Но держится она бодро. Радостно рассказывала она нам о своей жизни. А когда слушала нас, широкая улыбка расплывалась по её лицу. Сестра сказала мне, что мать словно помолодела лет на десять. И она права. Вечером мы пошли домой.
— Видите, сколько новых домов в деревне? — сказала мать. — Теперь нам не страшны ни мороз, ни ветер. Правительство выдало нам кредит на постройку домов.
Вернулся домой и братишка: он привёл с пастбища корову, которая принадлежала ему и дяде Паку. Днём брат работает, а по вечерам ходит в школу. На рогах у коровы висела книжка: учебник, напечатанный на родном корейском языке.
Дом наш чисто, аккуратно прибран. После ужина у нас собрались родные и соседи. Все оживлённо говорили о счастливом настоящем, мечтали о ещё более прекрасном будущем… Дядя Пак закурил свою длинную трубку и задумчиво произнёс:
— Так-то, дети мои… Можно сказать, что Советская Армия спасла нас из ада. А трудовая партия ведёт народ по верному пути. В народе говорят: когда пьёшь воду — не забывай о человеке, вырывшем колодец… Пусть наши дети и внуки помнят об этом!
Да, старина Чжан, времена переменились. Народ Северной Кореи стал свободным; своими руками строит он новую, счастливую жизнь, превращает страну в цветущий сад.
Завтра мы с сестрой должны покинуть дом. Я получил направление на один из химических заводов, сестра устроилась на работу в городскую больницу.
— Ну, что ж, счастливого вам пути! — сказала мать. — С работой на поле мы справимся как-нибудь и втроём.
Жена моя трудится прилежно, старательно. Сынишка начал уже ходить. Маленький чертёнок — он сначала и знать меня не хотел и всё отворачивал от меня головку. А теперь я для него «папа», и он часто протягивает ко мне ручонки, просит, чтоб я взял его на руки. Вот поколение, которому не придётся знать рабства, унижений, горя!
Завод, на который меня направляют, был в своё время выстроен японцами. Ох, сколько они крови высосали из рабочих! А сейчас завод принадлежит нам, нашему государству. Мне не терпится приступить к работе. Уж постараюсь не подкачать!.. Я всегда помню о Ваших словах, старина Чжан: мы должны трудиться ради счастья будущих поколений.
Ким Ен Гир».
* * *
«Дорогой друг!
Пишу Вам из окопа. Только что улетели американские самолёты. Воздух пропитан запахом пороха. А сердце моё сжигает ненависть.
Я уже писал Вам, что меня направили на завод. Я упорно учился, стараясь освоить новую специальность. Завод наш производил искусственные удобрения, и я немало приложил сил, чтобы понять характер производственного процесса, особенности каждой реакции, назначение каждого реактива. Думаю, что мне в этом деле удалось достичь определённых успехов. Химическое производство перестало представлять для меня тайну.
Но долго оставаться на заводе я не мог.
В районе 38-й параллели было неспокойно. Провокация следовала за провокацией. В нашей деревне, расположенной неподалёку, слышны были пушечные выстрелы. В одно из своих посещений мать взволнованно сообщила мне, что у них в деревне беженцы. У одной знакомой семьи дом, находившийся в двадцати ли к северу от 38-й параллели, был разрушен снарядами. При этом едва не погиб ребёнок.
— Вы захотели нарушить наш покой, бандиты! — проговорила мать сквозь стиснутые зубы. — Ох, плохо вы кончите!..
Вы же знаете: я бывший солдат. Да к тому же унаследовал от отца горячий характер. В общем, я ушёл с завода и вступил в армию.
Луна клонилась уже к западу, когда мы миновали Шонин и подошли к 38-й параллели. Враг в эту ночь совершил очередную вылазку, но наша пограничная часть отбросила его назад. На двадцать ли к северу от 38-й параллели царит запустение. Враг начал свои провокации с октября прошлого года. От воздушных бомбардировок, орудийной пальбы, перестрелок пехотных частей страдало прежде всего мирное население. Правительство пришло ему на помощь и эвакуировало из опасного района. Сёла обезлюдели…
Когда мы проходили через одну деревню, то в лунном свете можно было различить дома, обратившиеся в руины, с корнем вырванные деревья, торчащие тут и там голые, обугленные стволы. Местами выгорела даже трава.
Мы вошли в один из разрушенных домов. Крышу снесло снарядом, на полу осколки. На одной из стен — она вся была в пробоинах — покачивались на ветру лохмотья чудесной картины «Богатый урожай». Сердце сжимается, когда видишь всё это!
По дороге мы обнаружили много листовок и надписей, которые оставлял враг во время своих вылазок. Надписи были вырезаны на деревьях, выведены краской на камнях и поражали своим бесстыдством и наглостью. Одну из них я решил выписать для Вас полностью: «Сегодня 38-я параллель, завтра Пхеньян, через неделю Чанбайшань, а через месяц мы будем в Маньчжурии!..» Видите: агрессоры замышляют развязать большую войну. Жадные их взгляды устремлены на Китай и Советский Союз.
Навстречу нам попались двое мужчин с носилками. На носилках лежал раненый в военной форме. Повязка ослабла, и кровь заливала его лицо. Раненый возбуждённо размахивал руками и бессвязно бормотал:
— Нет, так нельзя… Наша страна не должна терпеть этих обид… Генерал Ким Ир Сен… отдайте приказ… Оставьте меня! Почему вы несёте меня в тыл?.. Оставьте меня!.. Я вам приказываю!..
Несшие его люди рассказали нам, что это командир отряда пограничников; его ранило осколком, когда он находился на пограничном посту и вёл наблюдение.
Вот мы и на линии обороны. Рассветает… Положение становится всё более напряжённым. Враг перешёл 38-ю параллель в районе Хайчжоу и проник вглубь нашей территории больше чем на десять ли. Противник наступает и со стороны Кайнена. С востока доносится гром орудийных выстрелов.
Радио передало обращение Ким Ир Сена. Враг перешёл в общее наступление. Трудная, но благородная задача ложится на наши плечи.
Мы сидим в окопах и крепко сжимаем винтовки. Когда рассвело, мы усилили наблюдение за противником. Раз уж он решил наведаться к нам, надо приготовить ему достойную встречу. Мы полны решимости уничтожить на нашей земле агрессоров — всех, до последнего!.. Ждите от нас победных вестей, дорогой друг!
Ким Ен Гир».
