Один из некрасовских героев, человек «почтенный, в чинах, с орденами», которого «столица видела в палате, в судах», Владимир Иванович Лихачев, был пятью годами старше В. О. Ковалевского и раньше его окончил училище правоведения. Как многие правоведы, ходившие в начале 60-х годов в либералах, Лихачев поддерживал отношения с теми воспитанниками своей школы, которые примыкали тогда к радикальным кружкам. Был он хорошо знаком и с Владимиром Онуфриевичем. Кроме чинов, орденов и служебного положения Лихачев обладал и другими признаками героя «Современников». В 70-х годах он был городским общественным деятелем и богатым петербургским домовладельцем, печатал статьи в либеральном «Вестнике Европы» о гласных судах и городском самоуправлении.
В составлении капиталов Лихачев ничем не брезгал. Как общественный деятель, он был одним из главных воротил городского кредитного общества и сам себе выдавал ссуды под дома, покупаемые в кредит и продаваемые потом с прибылью.
В числе других представителей пестрого общества, в которое вошли Ковалевские в Петербурге, был знаменитый математик, академик П. Л. Чебышев (1821–1894). Все знали, что он происходил из обедневшей дворянской семьи и в молодости нуждался в самом необходимом.
В 70-х годах за великим математиком числилось по имению, как он говорил, чуть ли не в каждой губернии. Всем было известно, что Чебышев нажил свое миллионное состояние удачными земельными спекуляциями: узнает, через посредников, где разорившийся помещик продает имение, выгодно купит его, сдаст в аренду нуждающимся крестьянам, с которых взыскивает плату через своих строгих управляющих, подержит некоторое время и, при повышении цен на землю, продаст с большой прибылью. Ковалевскую гипнотизировал пример П. Л. Чебышева. Зачарованная его богатством, Софья Васильевна говорила: «У меня в каждой улице будет по дому; вот Чебышев — великий математик, а нажил себе состояние; одно не мешает другому».
Софья Васильевна была убеждена, что Чебышев разбогател только потому, что умеет обращаться с цифрами, и рассчитала, что при большой коммерческой опытности, приобретенной ее мужем в издательских делах, при огромной и разносторонней его одаренности и умении отдаваться делу до самозабвения, наконец, при ее собственных познаниях, можно пуститься в спекуляцию без риска. Только бы нажить капитал! Этого не трудно достичь при настойчивости и упорстве. Тогда можно будет заняться наукой, построить здание для женских курсов, распространять образование в народе.
Желая помочь бывшему товарищу по школе, Лихачев надоумил Ковалевского строить доходные дома в кредит. Софья Васильевна точно высчитала, в какой геометрической прогрессии возрастут те гроши, с которыми ее предприимчивый муж начнет строительство, особенно если он будет благоразумен и отдастся всецело делу подготовления материальной базы для их научных занятий. Когда же ей говорили об опасности этого увлечения, она отвечала, что «все вычисления показывают, что это совершенно верное и выгодное дело».
Владимир Онуфриевич, сначала думавший только о том, как бы развязаться с долгами и заняться научными исследованиями, поддался всеобщему увлечению спекуляциями и стал строителем. Горячка захватила и других членов семьи, которых Ковалевские убедили вложить деньги в строительство. Когда же старший Ковалевский, посылая младшему брату свои скромные сбережения, робко напоминал ему об осторожности, о невозможности совмещать палеонтологические исследования и профессуру с кредитными операциями и постройкою доходных домов с банями, Владимир Онуфриевич признавался в письмах: «Это поразительно, до чего эта зима в Петербурге со старыми делами, выездами и т. п. выбила из головы всякую здоровую научную мысль, и на меня находит хронически то же милое расположение духа, как бывало в 1868 году, до моей поездки (т. е. мрачное отчаяние и т. п.). Эти дела и вообще хлопоты по дому и домашние заботы — просто язва для всякого научного дела».
Потом появилась новая помеха занятиям: внезапная смерть В. В. Корвин-Круковского, в конце сентября 1875 года. Устраивать наследственные дела всех членов семьи пришлось В. О. Ковалевскому, который писал брату: «Я боюсь, чтобы эти хлопоты не отвлекли меня от дела, уже и теперь голова наполнена разными посторонними вещами, но нельзя же при таких переворотах в семье оставаться в стороне и сидеть за костями».
В. О. Ковалевский сознавал, что хорошие научные работы возможны только при вполне чистом и спокойном мозге, которому достижения научной истины кажутся самою насущною и высшею целью, но продолжал заниматься спекуляциями.
По возвращении из-за границы в Петербург, С. В. Ковалевская встречалась с Ф. М. Достоевским, который рассказывал ей о своих литературных замыслах и делился с нею впечатлениями о произведениях других писателей. Несомненно под влиянием этих бесед зародилось у Ковалевской влечение к писательству. Тогда же у нее уточнилось и прочно осело в памяти многое из того, что впоследствии вошло в главу о Достоевском в «Воспоминаниях детства». Во всяком случае литературная деятельность С. В. Ковалевской началась в середине 70-х годов в газете. Эта деятельность Софьи Васильевны также связана с одной из прискорбных страниц в биографии ее мужа.
В. И. Лихачев был очень богат и захотел иметь собственную газету, где он мог бы свободно печатать свои публицистические статьи. В числе друзей Лихачева из либерально-радикальных писательских кругов был талантливый журналист А. С. Суворин, которого правительство преследовало за его едкие и остроумные обличительные очерки в газетах и журналах. По приговору суда была даже сожжена книга Суворина, составленная из этих очерков. Затем он вынужден был уйти из газеты «Петербургские ведомости», где печатал их за подписью «Незнакомец». Лихачев и Суворин приобрели за гроши, на средства первого, захудалую газетку «Новое время». При содействии группы лучших писателей из радикального лагеря и либеральных общественных деятелей, они преобразовали ее в радикальный орган, успешно боровшийся с наиболее распространенной либеральной газетой «Голос», не брезгавшей подачками правительства.
В «Новом времени» печатались Н. А. Некрасов, М. Е. Салтыков-Щедрин, И. С. Тургенев, видный юрист и общественный деятель К. К. Арсеньев, общественный деятель и профессор-гигиенист Ф. Ф. Эрисман, радикальный журналист С. С. Шашков, талантливый; радикальный в то время, журналист В. П. Буренин, историк литературы из радикального лагеря С. А. Венгеров и многие другие.
Надо было освободить Суворина от мелкой, но очень важной в газетном деле, организаторской работы. Надо было иметь свою типографию. Надо было вообще иметь в газете «своего» человека — энтузиаста, хлопотуна, волнующегося каждой мелочью, который при нужде может и редактора заменить, и статью напишет в последний момент на какую угодно тему, и днем будет занят газетой, и ночью уйдет последним из типографии, и связи имеет разносторонние. Главное, что было нужно богатому, но расчетливому Лихачеву и бедному Суворину, — получить все это без больших затрат. Лучшего не мог Лихачев придумать, как втянуть в «Новое время» В. О. Ковалевского.
Неукротимая энергия, опытность в типографско-издательском деле, разносторонняя образованность, богатое политическое прошлое — от подпольных и радикальных кружков, через лондонские и континентальные европейские эмигрантские колонии к гарибальдийскому отряду, огромная работоспособность и свойство с энтузиазмом отдаваться каждому очередному увлечению, — делали Владимира Онуфриевича незаменимым, для новой газеты. В журналистских кругах были еще памятны его яркие и сжатые корреспонденции в «Петербургские ведомости» о походе Гарибальди 1866 года, знали о популяризаторских способностях Ковалевского и его умении без запинки диктовать переводы со всех европейских языков стенографу, который едва поспевал за ним. И Софья Васильевна могла пригодиться в новой газете с ее знанием языков и театра, с ее стремлением к писательству. К тому же у Ковалевского висит на шее тяжелым грузом еще с 60-х годов типография, которую можно приспособить для газеты, освободив его от тяжелых платежей по векселям. Все это учел Лихачев.
