В ночь под воскресенье их молодежная группа была послана на задание. Разбившись по двое-трое, они осторожно пробирались по улицам Берлина, расклеивая на стенах домов воззвания, которые призывали жителей столицы на борьбу против нацистов. Как всегда, Виктор и Хорст действовали рядом. Хорст наносил кистью клей на стену, а Виктор наклеивал на это место плакат.

Все шло нормально. Они уже «обработали» три или четыре улицы, не встретив ни одного человека. Пачка листовок, которую нес Виктор под мышкой, уменьшилась почти наполовину.

И тут случилось непредвиденное: когда Виктор наклеивал на стену очередную листовку, из-за угла неожиданно выехала машина, на несколько секунд свет ее фар ослепил их. Машина сразу же затормозила, развернулась и исчезла в соседней улице, откуда только что выехала. Виктор и Хорст поняли, что эта встреча не может сулить им ничего хорошего, и со всех ног побежали в противоположном направлении.

— Может быть, нам бросить ведерко с клеем и кисть? — тяжело дыша от быстрого бега, спросил брата Хорст.

— Глупости. Мы еще поклеим с тобой. Нам важно пересечь главную улицу, а там им уже ни за что не найти нас…

Подходя к главной улице, они услышали шум автомашины, идущей на большой скорости. Они осмотрелись по сторонам. Слева тянулась гладкая высокая стена, через которую им не перелезть. Справа стояли высокие дома с закрытыми дверями и воротами. Единственный выход — бежать назад до первого переулка… Гул машины приближался.

До переулка оставалось метров тридцать, двадцать пять, двадцать…

Оглянувшись перед самым переулком, они увидели, как следом за ними в улицу въехал грузовик, осветил их фарами. На стене дома заметались две огромные тени.

— Хальт! Хальт! — услышали они громкие крики.

Виктор и Хорст добежали до переулка и свернули в него, но, пробежав несколько десятков метров, поняли, что попали в тупик. Перед ними была стена выше человеческого роста.

— Становись мне на плечи! — приказал Виктор брату, когда они подбежали к стене.

Хорст с помощью Виктора влез на стену, а затем, перевесившись через нее, протянул руки, чтобы помочь брату. Тем временем машина въехала в тупик. Но Виктор на стену уже не полез. Приказав Хорсту прыгать на землю и бежать, сам он бросился к окошку ближайшего подвала. Ногами вперед Виктор влез в подвал, а в это время на улице раздалось несколько приглушенных пистолетных выстрелов. Хорста полицейские застрелили прямо на стене, с которой он не успел прыгнуть. Виктору удалось через двор уйти от преследователей.

Шестнадцать часов… Шестнадцать часов двадцать минут…

Виктор посмотрел на голые деревья, росшие на кладбище. В этот миг они почему-то напомнили ему печные трубы среди развалин домов, каких сейчас на Украине было видимо-невидимо. Да только ли домов? Сотни городов и сел лежали в руинах. Шум мотора подъезжающих машин, чьи-то голоса и топот ног отвлекли Виктора от раздумий.

Он вскочил, спрятал ножик и рукоятку, на которой уже хорошо различались два дерущихся медвежонка.

— Эй, товарищи, вставайте! Мне кажется, они уже возвращаются!

Вместе с Колей, самым молодым связистом, Виктор побежал в село, чтобы встретить майора Кипиани. Коля мигом растворился среди связистов, санитаров и шоферов, которые группами стояли перед КП Трофименко. Всем хотелось побыстрее узнать, принял ли генерал Штеммерман предложение о капитуляции.

Неожиданно кто-то тронул Виктора за плечо.

Виктор обернулся.

— Толик! — Он обнял парнишку, словно не видел его целую вечность. Толик смущенно засмеялся. Он ожидал, что Виктор начнет ругать его за то, что он не выполняет приказ майора и ходит за ним.

Оба парламентера довольно быстро вернулись обратно. Они сразу же пошли на КП Трофименко, где их уже ждали штабные офицеры 1-го и 2-го Украинских фронтов. Когда майор Кипиани проходил мимо них, Толик предусмотрительно спрятался за спину Виктора, но майор все равно не заметил бы его, так как был чем-то сильно озабочен и не смотрел по сторонам.

Почти целый час солдаты не расходились и спрашивали каждого, кто выходил из дома, о результатах переговоров и о том, как решили поступить гитлеровцы. Однако узнать удалось только то, что окончательный ответ будет дан немецким командованием в одиннадцать часов следующего дня, а до тех пор на этом участке фронта будет стоять тишина.

Когда штабные офицеры наконец покинули дом, Виктор прошел к Кипиани, но так и не решился задать ему вопрос — уж очень уставшим выглядел майор. И только когда они ехали на машине в свое расположение, Виктор, как и положено по субординации, доложил Кипиани, что Толик находится в селе.

— Как это так?! Толик находится здесь, в Хировке? — возмущенно спросил Кипиани.

Правда, ругаться он не стал, так как голова его была слишком занята последними событиями.

Возле кладбища они пересели в штабную машину. Толик расположился на переднем сиденье рядом с водителем, а на заднем — майор и Виктор.

Когда Хировка осталась далеко позади, майор по настойчивой просьбе Виктора рассказал, как гитлеровцы приняли парламентеров.

— Они повезли нас довольно далеко от переднего края в свои тылы. Мы ничего не видели, так как на глазах у нас были повязки. Но зато мы слышали много голосов, что свидетельствовало о присутствии большого количества людей. Потом мне кто-то на ломаном русском языке шепнул на ухо, что русский народ хороший и он, говоривший, уважает его…

— А вы что на это ответили? — поинтересовался Виктор.

— Я ничего не ответил. Действовать надо было осторожно, и я промолчал. Потом нас посадили в легковую машину и примерно полчаса везли куда-то на большой скорости. В каком-то селе машина остановилась, нас высадили и наконец-то сняли с глаз повязки. Мы оказались в крестьянском доме, где находился офицер, подполковник. Рядом с ним стоял штабной офицер с гладко зачесанными назад волосами.

— Командующий артиллерией сорок второго армейского корпуса полковник Фуке! — представился нам штабной офицер. — Генерал Штеммерман поручил мне принять от вас послание, которое вы ему привезли. Насколько нам известно, в нем идет речь об условиях нашей капитуляции.

Полковник Горбунов подтвердил это и сказал, что советское командование предлагает окруженным сложить оружие и прекратить военные действия.

Немецкий полковник на это только недоуменно пожал плечами, сказав, что понятие «окружение» является чисто тактическим термином и что если сегодня они находятся в окружении, то вполне возможно, что завтра в нем могут оказаться русские части.

Однако текст ультиматума полковник Фуке прочел очень внимательно.

Предложив нам подождать в соседней комнате, Фуке по телефону передал текст ультиматума, по-видимому, генералу Штеммерману, после чего они, вероятно, обсудили кое-какие пункты документа. Затем оба офицера задали нам несколько вопросов, попросив уточнить некоторые формулировки. Полковник Фуке попрощался с нами, заявив, что наше предложение о капитуляции их сторона внимательно рассмотрит. Ответ будет дан несколько позже. — Майор потер щеки руками и сказал: — Вот, собственно, и все.

— По крайней мере, пока что обошлось без инцидентов, — заметил Виктор. — Вот только вопрос… думают ли немцы серьезно о капитуляции? Или, может, они просто будут тянуть, чтобы выиграть время?

— Я глубоко убежден, что ультиматум должен заинтересовать немцев, — твердо заметил майор. — В противном случае они вообще не стали бы нас принимать или распрощались бы с нами сразу же после того, как прочитали наш документ. Однако из вопросов, которые они нам задали, явствует, что они не намерены бесспорно принимать все наши условия. Однако сам факт, что полковник Фуке тщательно обсуждал с нами отдельные детали и советовался с генералом Штеммерманом, свидетельствует, что он понимает всю тяжесть положения, в котором находятся оба армейских корпуса, и что он, так сказать, созрел для того, чтобы согласиться на условия нашего ультиматума.