— О! Да, конечно… Она с ума сходит от его фильмов!

— Я хотел спросить, знала ли она его лично? Старушка трясет седым пучком.

— Нет, так жаль. Я бы тоже хотеть знакомиться с этим красивым актером… Вы видели его фильм «Кто польстится на Пульхерию Кукульф?» Сенсация!

Поскольку нет абсолютно никакого желания трепаться с божьим одуванчиком о кинематографе, я прощаюсь. Она говорит мне вдогонку, что останется в отеле до возвращения хозяйки и если мне что-то понадобится, то она всегда к услугам французской полиции.

И вот я снова в летательном аппарате под названием лифт. Спуск на землю произвожу в компании магараджи цвета сгоревшего хлеба и породистой немки с розовой кожей, белыми волосами и серыми глазами, грудь которой похожа на капот «фольксвагена», а улыбка — на свастику.

Выходя из гостиницы, я роняю изучающий взор на циферблат своих часов и вижу, что прокукарекало три. Через мой мощный мозг искрой проскакивает мысль, что в половине четвертого назначена встреча с малышкой, сидевшей со мной по соседству на концерте вчера вечером… Я быстро решаю вновь на время вернуться в отпуск, но сначала, как говорят китайцы, сделать цзынь в Контору.

Попадаю на Пино. Узнав мой голос, он спешит объявить, что его шов от аппендицита краснеет и еще он потерял один франк сегодня утром, когда покупал лотерейный билет. Я сразу же в уме подсчитываю, что он в сумме потерял целых три, поскольку Пинюш из тех, кто никогда не выигрывает, будь то национальная лотерея или трамвайный билет.

— Пинюшет, — говорю я ему, — быстро отыщи мне, если такое существует, американское агентство недвижимости, занимающееся продажей жилья для выходцев из Америки, приезжающих в Париж… Если найдешь, соединись с ним или с ними и постарайся узнать, есть ли среди их клиентов некая миссис Один Таккой…

— Таккой, — вскрикивает Пинюш, — американка из Орли?

— Скажи пожалуйста, ты обалденно информирован в этом году… Ты что, выписываешь справочник для любознательных скаутов?

— Нет, только «Свободного парижанина»… Старик Пино начинает ехидно хихикать в телефон.

— Представь себе, по поводу этой американской миссис мы всласть повеселились на работе, поскольку она вылитый портрет жены Берю… Послушай, тебе надо срочно купить газету, сам увидишь, какое сумасшедшее сходство!

— Обязательно куплю! — уверяю я его. — А пока сделай, как я просил, и пошевели швом, чтоб быстрее рассосался!

Повесив трубку, я ощущаю себя преисполненным чувством выполненного долга, долга до конца и даже немножко больше… На сегодня работа закончена!

Жму на газ через Большие Бульвары до площади Ришелье-Друо. Свидание назначено на площади Мадрида, и я прихожу вовремя, что со мной бывает крайне редко.

В зале ресторана оркестр вовсю дует «Сыграй со мной в паровозик», железнодорожную песенку из трех куплетов и регулируемого переезда с автоматическим шлагбаумом российского автора Шлагбаума узкоколейного масштаба.

Иду мимо столов. Клиенты, в основном клиентки, смотрят на меня, будто ждут, что я начну поиск партнерши для скоростного спуска с Монблана.

Повертев головой и старательно обойдя выставленные напоказ бюсты, наконец нахожу свою брюнетку. Робкими знаками она старается привлечь мое внимание.

Мы говорим друг другу «здрасьте!», чувствуя себя немного не в своей тарелке. Вы, наверное, замечали, что когда снимаете телку в общественном месте, то все происходит нормально, без эксцессов, стоит только башмаки развернуть в нужном направлении. Но затем, когда вы с ней встречаетесь нос к носу, наступает томительный момент неуверенности. Вы бросаете друг на друга взгляды, робеете, не знаете, о чем говорить, и несете всякие банальности…

— Я не слишком заставил вас ждать?

— Нет, я пришла раньше…

— Хорошая погода сегодня, да?

— Да, сегодня утром немного накрапывало, и все было подумали…

— Это правда, все было подумали, но теперь, видите…

— Наверное, мы живем в такое время, когда…

— Не знаешь уже, как жить дальше. Времена года стерлись после всех этих атомных испытаний, бомб, так что погода как взбесилась…

Пройдя прелюдию, мы впадаем в унылое молчание, во всяком случае между нами, поскольку вокруг шумно, все говорят громко, стараясь перекричать оркестр, взявшийся дудеть мелодию «Слоны сморкаются по утрам» из фильма «Как был девственен мой лес».

— Итак, вы, значит, и есть комиссар Сан-Антонио, — восхищенно бормочет брюнетка. — Значит, и есть… Следующий раз постараюсь быть лучше.

Мне хочется побыстрее смыться отсюда со своей подружкой. Она очень миленькая, заметьте, но одета, как жена сельского сторожа. Мы, сливки полиции, раскрепощенные и элегантные, не любим показываться на людях с девицами дальних окраин. Наша самцовая гордость протестует. Нам подавай шмотки из дорогих магазинов не меньше «Бальмена», концертный вариант, то да се. Поэтому-то шикарно одетые проститутки пользуются таким успехом. Мужчины настолько тщеславны, что готовы прогуливаться скорее с норковым манто, чем с опрятными девушками, одетыми по-домашнему, как одеваются вдали от больших городов. Естественно, молодые парижанки знают мужские наклонности и способны на все, лишь бы купаться в роскоши. Есть, правда, шлюхи-любительницы, которые сторонятся высшего света. На тротуарах их полным-полно. Они предпочитают одеваться, раздеваться и совершать культовый обряд любви на свой вкус без оглядки на светских снобов, поскольку навар полностью кладут себе в карман!

Достаточно им сунуть под нос бумажку в пятьсот франков — действует сильнее удостоверения личности! Вот только их гардероб! Мило, конечно, выглядит: самострок и даже натуральная бижутерия из пластмассы, никаких претензий, только немного в глазах рябит!

Всех теперь встречают по одежке в нашем мире! В нынешнее время лучше работать на тротуаре, чем изучать право. Дает больший доход, и расслабиться можно.

Ах! Я хотел бы написать историю человечества! Настоящую, хорошо изданную, с цветными картинками и прейскурантом. Историю человека от инфузории-туфельки до Брижит Бардо, упомянув Пастера и, конечно, с остановкой по требованию на Сан-Антонио.

— Вы парижанка? Хотя это видно и так, — спохватываюсь я и сглаживаю вопрос, который мог бы показаться некорректным, широкой улыбкой.

— Почти! — отвечает она тихо. — Я родилась в Лориане, но семья моего дяди из Леваллуа.

— А чем вы занимаетесь в жизни в свободное от свиданий со мной время? Что вы делаете?

Она косит на меня глазом цвета «вечерних грез» и произносит, широко расставив слоги:

— Ни-че-го.

— Вы не работаете?

— Нет. Мой муж занимает хорошее положение…

— А кто он?

— Младший бригадир… Ясно, что не в деньгах счастье, как сказал один бедный мудрец, и с тех пор человечество не устает повторять эту глупость. Я задумчиво перелистываю лежащий передо мной номер «Сине-Альков», журнала, который в кино делает то же самое, что биде в индустрии сантехники. — Я читала, пока ждала вас, — отвечает малышка-бригадирша на мой немой вопрос, — кошмар, о чем они пишут в этом журнале! У Софи Лорен первый зуб мудрости прорезался в пятнадцать месяцев… И она писалась… Я воздерживаюсь от междометий, которые она в принципе вправе ждать от меня. Мое внимание всецело поглощено статьей, посвященной Лавми. На фотографии, помещенной в журнале, он изображен в момент прибытия на съемки фильма «Последнее люмбаго в Париже». Кинозвезда стоит на перроне вокзала Сан-Лазар вместе с женой, секретарем, няней, чемоданами, «Оскаром» в целлофане под мышкой и отпрыском на руках. Можно сказать, только в лучах фотовспышек у красавца Фреда просыпаются отцовские чувства. Он с удовольствием показывает своего засранца народу, будто король, разродившийся наконец наследником престола… Люди! Чем громче их имя, тем выше их гордость за свое потомство. Они воображают, что их дети не только переплюнут их славу, но и покроют ее толстым слоем золота… Утописты! Вы замечали когда-нибудь, чтобы потомки были настоящими продолжателями своих шнурков? Ха, за редким исключением! Сынки знаменитых родителей в основном слабоумные дегенераты. Они прячутся в лучах славы своих отцов и используют визитные карточки могущественных папаш, чтобы открывать нужные двери. Все, на что они способны, это охмурять девиц и делать долги.