Гошу родители устроили в престижный проектный институт, но, проработав два года, он предпочел стать прорабом на стройке, чтобы получить квартиру, — сколько можно ютиться по чужим углам! После этого свекровь, и без того не жаловавшая невестку, возненавидела ее. Недели не проходило, чтобы Фира Марковна не позвонила и ядовитым тоном не подчеркнула, что, женившись на ней, Гоша погряз в быте, гнет спину ради жилплощади. Они-де, полагали, что Серафима из хорошей семьи, но приличные родители мигом разменяли бы свои трехкомнатные хоромы на Ленинском проспекте, чтобы выделить молодой семье отдельную квартиру. Мысль о размене собственной жилплощади Фире Марковне в голову не приходила — еще не хватало на склоне лет отказаться от благоустроенной квартиры и ютиться в однокомнатной! Ради любимого сына она бы на это пошла, но лишаться налаженного быта, чтобы “паршивка Симка” попользовалась ее законными метрами, — нет, никогда! И зловредная свекровь снова и снова долбила, что Серафима должна — именно ДОЛЖНА, — разменять родительскую квартиру. В подтексте звучало, что именно жилищная перспектива являлась ее единственным достоинством, иначе Гоша никогда бы ей не достался, а она, неблагодарная, не ценит, как ей повезло в жизни. В общем, не оправдала Серафима надежд, которые на нее возлагались, и если она немедленно не одумается, то… Тут Фира Марковна делала многозначительную паузу, давая Симе возможность додумать, что ее ожидает.
Серафима не собиралась затевать разговор с больными родителями о размене их квартиры. Сами они не раз предлагали переехать к ним. “Жить нам осталось недолго, доченька, и уже нет смысла разменивать хорошую квартиру, пусть она останется вам с Гошей”, - говорил отец, а на глаза Симы наворачивались слезы, и она тут же обрывала тягостный разговор.
Все эти годы она корила себя за то, что своим упрямством причинила родителям столько огорчений. Возможно, у мамы не случился бы инфаркт, если бы не ее свадьба… Конечно, назад дороги нет, да и не собиралась Серафима что-то менять, но нужно было стать Гошиной женой без потрясений для мамы с папой.
Первые годы брака молодым жилось очень трудно. И денег вечно не хватало, и свекровь пила кровь, и детей они не могли себе позволить. Симе очень хотелось ребенка, но увы… Кто пустит с младенцем на квартиру? К тому же, у нее на руках беспомощные, больные родители. Да и Гоша почему-то не горел желанием стать отцом.
И тем не менее, ни разу за все двадцать девять лет брака Серафима не пожалела о том, что стала женой Георгия Новицкого. “Мы счастливы, потому что любим друг друга”, - так она говорила и себе, и родителям. Она и в самом деле ощущала себя счастливой, зная, что у них с мужем есть будущее, и скоро все изменится к лучшему. Если бы еще родители не болели, то ее жизнь можно было бы считать безоблачной.
Закончив институт, Сима работала в двух местах — смолоду не привыкла к праздности и научилась рационально планировать свое время. Много успевает тот, кто много делает, — таким был девиз Серафимы Новицкой.
Ненавистная свекровь вместе со свекром отбыли на постоянное жительство в Израиль, и Сима вздохнула с облегчением. Правда, отъезду предшествовали долгие разговоры с сыном, но Гоша на уговоры не поддался. Серафима ни единой секунды не сомневалась, что никуда ее муж не уедет, но все же, когда он сам сказал: «Мы с тобой повязаны до самой смерти. Если бы ты согласилась поехать, то я бы еще подумал», — ее душа наполнилась гордостью.
“Нет, не зря я связала свою судьбу с Гошей, — думала она, нежно глядя на мужа. — Я выбрала настоящего мужчину и надежного спутника жизни”.
Если бы могла тогда Сима предполагать, что будет думать о муже спустя многие годы!..
Весьма довольная жизнью и собой, Алла вышла из ванной. Все замечательно, кроме проклятого гипса. Принять душ — проблема. Верный оруженосец купил подходящий полиэтиленовый чехол, в который она засовывала руку, а широкая плотная резинка охватывала плечо. Но мыться, орудуя одной рукой, — удовольствие так себе. Впрочем, если посмотреть на ситуацию под другим углом, то можно найти и позитив: рука, пусть на штифтах и скобах, но все же в наличии, а не ампутирована, через пару недель снимут гипс, — значит, нет повода печалиться.
Брызнув на сэра Персиваля водой, — тот посмотрел на хозяйку с немым укором, а для пущего эффекта сморщил нос и отчаянно расчихался, — Алла рассмеялась и, мурлыча себе под нос привязавшийся незатейливый мотивчик, отправилась на кухню.
Перс ее уже простил и, задрав пушистый хвост, степенно пошел следом. Иногда в нем прорывались прежние задатки шустрого, веселого котенка — папашины гены, — но чем старше он становился, тем больше в нем появлялось вальяжности настоящего персидского кота, сознающего, что он красавец и украшение жизни своих хозяев.
- Что, сэр Персиваль, желаете чего-нибудь отведать? — обратилась к нему Алла.
Хитрюга всем своим видом изобразил, что хозяйка все поняла правильно, и теперь ей желательно подтвердить свои слова соответствующими действиями.
Заботливая Зося Павловна, вняв советам Толика, презрела книжные рекомендации, и теперь для услады желудка привередливого Перса в холодильнике всегда стояла баночка с мелко нарезанным сырым мясом.
Когда хозяйка достала заветную баночку, мордашка Перса приобрела умильное выражение — мол, я тебя очень люблю, потому что ты понимаешь, чтолюблю я. Ко всем прочим своим причудам, Перс не желал есть лакомство из кормушки, а брал только с рук. И это маленькое пушистое существо быстро приучило всех домочадцев считаться со своими привычками.
Ритуал кормления любимца Алле нравился: она протягивала кусочек мяса Персу, а тот становился на задние лапки, цепко охватив ее руку передними, и хватал мясо. Но почему-то еда у него часто выпадала изо рта. То ли строение челюсти такое — у персов широкая мордочка, а не вытянутая, как у обычных кошек, — то ли слишком широко разевает ротик, то ли непривычно есть мясо кусочками, хоть оно ему очень нравится. Но если лакомство падало на пол, сэр Персиваль, проследив за ним глазами, переводил на хозяйку взгляд с безмолвной просьбой: “Подними, пожалуйста”. Поначалу Алла из принципа пыталась заставить его самого взять с пола оброненное мясо, но не тут-то было. Если хозяйка не поднимала упавший кусок, Перс садился на попу и ждал следующей порции. Ей так и не удалось его перевоспитать — не желал он брать с пола, и все тут! Так что процесс кормления затягивался надолго — каждый второй кусочек неизменно шлепался на пол, хозяйка его подбирала, опять совала питомцу в рот, но тут уж как повезет — Перс сумеет ли с ним справиться или опять уронит, и все пойдет по кругу.
Наконец баночка опустела. Алла показала ее котенку и развела руками:
- Все, Персюха, желудочно повеселился, и будет. Мало есть скучно, а много — вредно.
Серафима снова и снова мысленно возвращалась в прошлое, будто заново переживая его.
…Отцу сделали вторую операцию, и с тех пор он уже не вставал. Сима сняла квартиру поблизости. Аренда обошлась дороже, но теперь она могла больше времени проводить с родителями.
Это был самый тяжелый период ее жизни. Видеть, как на твоих глазах угасает любимый человек, а ты не в силах помочь…
Ее сильный, красивый, моложавый папа за несколько лет болезни превратился в совершенно седого старика с изможденным изжелта-бледным лицом, запавшими глазами, заострившими чертами лица. Его постоянно тошнило и рвало, он ничего не мог есть и худел на глазах, хотя казалось, что похудеть еще больше невозможно. Меняя постельное белье, Серафима легко приподнимала и переворачивала его иссохшее тело. Но самым страшным было то, что отца постоянно мучили боли. Наркотиков, которые ему кололи, было недостаточно. Сима не могла понять врачей — как можно позволять, чтобы человек так мучился! Какой бездушный чиновник установил этот пресловутый лимит на наркотические аналгетики! Да разве имеет значение — приобретет ли смертельно больной человек наркотическую зависимость! Ведь жить ему осталось недолго, так пусть хотя бы эти месяцы он будет избавлен от физических страданий!
