Про амулеты в газете не было сказано ни слова. И про несостоявшийся завтрак господина Мелтона тоже. Где-то в районе последнего факта проходила демаркационная линия, которую Коуну еще предстояло пересечь. Линия эта охранялась провидением. Но об этом Коун не знал.

Утро выдалось серым. «Западный ветер», — подумал Коун. Этот ветер всегда приносил плохую погоду. Он дул с моря, переваливал через невысокий хребет, захватывал по пути запахи заводов химического концерна и, обогащенный, покрывал город вонючим туманным одеялом. Ветер дул три дня. Если он за это время не менял направления, старожилы знали: ветер будет дуть шесть дней, девять и даже месяц. Такова была особенность этого проклятого западного ветра. И поделать с этим ничего было нельзя.

Коун встал рано. Побрился, постоял под душем и стал одеваться. Ехать на службу ему не хотелось. Предстояла встреча с Грегори. Вчера им не пришлось увидеться. Коуну было некогда. Кроме того, этот разговор не сулил ничего приятного. Конечно, они оба сделают вид, что ничего особенного не произошло. Грегори отпустит Коуну пару комплиментов, пожелает удачи. Взгляд его серых глаз будет равнодушным. Коун фальшиво посочувствует, скажет несколько добрых слов. Бодрых и лживых. Ибо в душе Коун презирал Грегори. По его мнению, Грегори был плохим полицейским. Да и прежний шеф не жаловал его. Возвысился Грегори при господине Мелтоне. Болтали, что он оказал новому шефу серьезную личную услугу. В это можно было верить. Потому что других заслуг, которые принимаются во внимание при выдвижении полицейских, за Грегори не числилось. Так думал Коун. Так, возможно, стал думать господин Мелтон, отстранивший Грегори от дела.

Впрочем, это было не совсем так. Господин Мел-тон принял половинчатое решение, о чем Коун узнал, сразу же, приехав в управление. И новость не доставила Коуну радости.

Он зашел к Грегори. Лысый толстеющий инспектор поднял на Коуна рыбьи глаза и протянул руку.

— Привет, Коун, — сказал он. — А я ждал тебя вчера.

— Было много дел, — ответил Коун. — Но ты не огорчайся, старина. Случается и хуже.

— Шеф здорово сердит, — сказал Грегори, усмехнувшись. — Ему не дают покоя министр и папаша Фил. Вот уж не думал, что из-за этих чертовых наркотиков поднимется такой тарарам. Газеты тоже словно с ума сошли.

— Ну, тебе-то теперь что за забота?

Рыбьи глаза оглядели Коуна. «Льдинки, — подумал он. — Такие глаза, наверное, бывают у старых тюремных смотрителей».

— Разве шеф не говорил тебе? — спросил Грегори.

— Что именно?

— То, что мы будем работать вместе.

— Вот как, — протянул Коун. — Нет, насколько я помню, он мне говорил нечто иное.

— Он вчера искал тебя. Вечером, когда мы допрашивали Магду.

— Магду? Девчонку из клуба Кноуде?

— Она дала важные показания.

— Вот как, — снова удивился Коун. Он хотел начать допрос Магды сразу после визита к Грегори. Девчонка вела себя подозрительно. Это Коун понял еще вчера в клубе. Когда же Грегори успел ее арестовать? Видимо, уже после посещения Коуном клуба. Иначе Вилли сказал бы ему об этом. Но что же за показания дала эта девчонка?

— Магда работала в фирме «Дорис» на пастоукладочной машине. Она сообщила, что Бен Аюз давал ей наркотики, а она упаковывала их в тюбики. Три тюбика в ночь. Охрана там никудышная: никому в голову не приходило, что кто-нибудь будет выносить с предприятия зубную пасту. Они следили главным образом за складами полуфабрикатов.

— Допустим, — сказал Коун. — Но ведь Магда давно в клубе. А там нет пастоукладочной машины.

— Она ушла с фабрики. Ей показалось, что один из инженеров выследил ее. Шах устроил девчонку к Вилли. Они изыскивали новый способ маскировки.

— Для чего? — удивился Коун. — Зачем этот камуфляж? Ведь если бы наркотик вывозился из страны, тогда это оправдано. А он ввозится. Ты понимаешь? Ввозится. И мы ни дьявола не знаем ни о том, кто ввозит, ни о том, кто торгует. Мы с усердием, достойным кретина, допрашиваем девчонку и верим ей. А она врет. Может, она действительно работала в фирме «Дорис». Не больше. Все остальное — блеф. Вот только почему она врет?

— Но ведь тюбик с наркотиком ты нашел, — сказал Грегори.

— Нашел, — усмехнулся Коун. — Ты, кстати, не интересовался, как Магда объясняет причины камуфляжа?

— Я бы должен обидеться, — сказал Грегори. — За кретина. Но я не сержусь. Да, я интересовался. Тюбики с пастой легко хранить. Ими легко торговать. Магда сказала, что шах был связан с двумя или тремя парфюмерными магазинами. Вот все, что она знает.

— Она называла какие-нибудь имена?

— Нет. Делом заправлял шах. Магда, правда, намекает что Вилли Кноуде тоже имеет какое-то отношение…

— А почему она так легко продала шаха?

— Она ревновала его к Эльвире. Хотела отомстить. Нарочно проболталась подружке о том, что шах иногда угощает ее наркотиками. Она знала, что подружка — наша осведомительница. Впрочем, ты читал ведь донесение Бредли?

— Читал, — кивнул Коун. — В общем, как я понимаю, мы пока топчемся на месте. Шах исчез, Бредли убит. В наличии есть Магда, которая ни черта не знает, несмотря на то, что сделала сенсационные разоблачения.

Он встал. Грегори тоже поднялся.

— Я думаю, — сказал он, — что Кноуде…

— Кноуде — дерьмо, конечно, — перебил его Коун. — Я тоже было поверил, что он связан с шахом. Однако сейчас я этого уже не думаю.

— Как знать. Шеф, например, полагает, что арест Кноуде не будет лишним.

Коун промолчал. В конце концов, какое ему дело до Вилли? Он же не обещал ему ничего. Пусть выкручивается. И у Грегори будет занятие. По крайней мере, мешать не будет. А вдруг эта возня с зубной пастой к чему-нибудь да и приведет.

Оставив Грегори, он не пошел к себе, а спустился в полуподвал, быстро пробежал по длинному коридору и через маленькую железную дверь выбрался во внутренний двор. Это была предосторожность. Коун знал, что у его кабинета толпятся журналисты. Желания беседовать с ними он не испытывал и потому выбрал несколько необычный путь. Но, еще не дойдя до своей машины, понял, что кто-то перехитрил его. Он даже догадался кто.

— Вылезайте, Фримен, — буркнул Коун, открывая дверцу. — Какого черта?

— Тут хватит места для двоих, инспектор, — хмыкнул репортер «Трибуны». Его полное крупное лицо так и расплылось от удовольствия. — Вы должны оценить мои способности. Все остальные сидят там. Идиоты, правда?

— Не валяйте дурака, — сердито бросил Коун. — У меня нет времени на ваши штучки.

— Я отниму у вас несколько минут, — быстро проговорил журналист. — Всего два вопроса. Читатели «Трибуны» хотят знать, вышла ли полиция на след убийцы.

— Вышла, — сказал Коун. — Давайте второй вопрос и выметайтесь из машины.

— Сейчас, — сказал Фримен. — Второй вопрос личный. Вчера вы ходили в «Амулеты»…

— Вы что? Следили за мной? — перебил Коун.

— Там есть одна симпатяшка — Бекки. Вы ее чем-то напугали, инспектор. Бедняжка плохо чувствовала себя вечером. Была невнимательна к гостям…

— Бросьте паясничать, Фримен. Мне некогда, — сказал Коун, сел в машину и нажал на стартер. Фримен удовлетворенно хмыкнул за спиной.

— Вы все-таки оценили меня, инспектор?

— Оценил, — пробормотал Коун, выводя машину на магистраль. — В противном случае вы давно бы гуляли по тротуару.

— Куда вы меня везете? — осведомился Фримен. Машина в это время вывернула на Роу-стрит и огибала памятник Неизвестному Герою. Справа возвышалась глыба «Ориона».

Коун игнорировал вопрос.

— Я читал вчера ваш репортаж в «Трибуне», — сказал он. — Вы знаете, как я отношусь к вам, Фримен. Вы способный парень, понимаете кое-что получше многих. Скажите, вы верите в то, что пишете?

— Занятно. — Фримен заерзал на сиденье, вытащил сигарету и начал шарить по карманам, ища спичек. Коун, не оборачиваясь, протянул зажигалку, щелкнул крышкой.

— Спасибо, — пробормотал репортер. Он затянулся несколько раз и стряхнул пепел себе под ноги. — Кстати, что вы имеете в виду, инспектор? Мои слова о том, что убийца — шах?