— Вы выкрали ключи…

— Да. Купил в магазине такой же сборник и ночью заменил.

Он все предусмотрел. Он уничтожил все улики. Но все было зря… Андрей Силыч запомнил номер телефона и, когда Мямлин исчез, позвонил Селезневу. Тот вкратце пересказал содержание письма. Андрей Силыч задумался. И решил навестить Выходцева «с бутылкой коньяку». Он, кроме того, в ночь исчезновения Мямлина видел Выходцева у клуба. После неудачного сватовства Андрей Силыч приобрел привычку бродить по ночам. Нет, тогда он ни о чем таком не подумал. Но позднее стал подозревать Выходцева.

Да, тигров в Нылке не было.

Жалкая добыча билась в сетях следствия.

— Вы решили воспользоваться оружием Нифонтова? — Выходцев обреченно молчал. — Где вы взяли снотворное? Впрочем…

Выходцев признался, что в наследство от «аристократа духа» ему досталась аптечка, в которой имелся изрядный запас опия и сильнейших снотворных.

— Я так и думал… — скучным голосом проговорил Кириллов. — А скажите, Выходцев, не оно ли, содержимое этой аптечки, навело вас на мысль о возможности воспользоваться наганом Нифонтова. Ведь другим оружием, не огнестрельным, вы бы не справились с Мямлиным.

Кассир молчал. Он чудовищно, смертельно устал. Пот заливал глаза, туманил стекла очков. Он сидел полуслепой, не в силах сделать ни одного движения, снять и протереть очки, вытереть пот. Он был сломлен, уничтожен. И ему теперь все было все равно.

— Еще вопрос, Выходцев. Для чего вы вязали фашины из водопроводных труб? Хотели бросить тень на Андрея Силыча?

— Я… Я не думал, что пуля попадет к вам в руки…

Вот, значит, как. Он рассчитывал, что пуля пройдет навылет. Он не хотел стрелять из прошлого. Он боялся прошлого. Но старенький наган подвел. И «убийства из ревности» не вышло.

С тех пор как Степан Николаевич узнал о гибели детей в домике лесника, его не оставляла мысль: кто же эти люди, что решились на такое? Позднее, когда связь этой трагедии с гибелью Мямлина стала для него очевидной, мысль трансформировалась. «Как могли решиться эти люди, этот человек?..» И сегодня, допрашивая Выходцева, он все время искал в его словах, манере говорить, держаться, в жестах, взгляде, каждом движении, оттенке голоса — во всем облике ответ на этот вопрос.

Но этот вопрос он не задал Выходцеву.

Он искал на него ответ сам.

Их ослепил блеск рузаевского клада…

Все началось с уроков «аристократа духа» и Ивонны Рузаевой. Впрочем, нет. Раньше. С рузаевского клада и смерти купца. Нет, еще раньше. С брака юной Ивонны со стариком Рузаевым. И тоже нет. Раньше. Раньше все это началось. А потом на все это наслоилось и неравный брак, и скоротечный роман Ивонны с доктором Выходцевым, и смерть купца, Да, много всего было. И были дети. Семнадцать ребятишек. Они погибли от голода и жажды. И была убита гаечным ключом Анютина бабка… Все это было. А кончилось… Кончилось полтора месяца назад на дорожке между Нылкой и Мызой, на безымянном болоте. Сколько людей заплатили жизнью за призрачный блеск рузаевских сокровищ… Сколькими искалеченными жизнями оплачена погоня за этими сокровищами… Вот Выходцев. Более тридцати лет он жил двойной жизнью. Сегодня Кириллов опять вспомнил слова Леснева-старшего о Выходцеве. «Он мог бы далеко пойти, заправлять отделом в министерстве…» Вспомнил и поверил. Да, были у этого человека и способности, и цепкий ум, и сила характера. Были… Но все ушло как вода в песок… Все постепенно, незаметно было разрушено, изъедено ложью, преступными делами и помыслами. И злобой, злобой, злобой… Иссушающей, лютой.

Понял ли он, что жизнь его могла бы быть иной — интересной, яркой, умной, деятельной… Понял ли он, что вся жизнь прошла словно в подполье… Понял? Кириллов склонен был считать, что да, понял. Но об этом он решил спросить его завтра. И еще он ему завтра скажет, что, если бы пуля и прошла навылет, все равно убийства из ревности ему, Выходцеву, не удалось бы построить. Ему не удалось бы это. Ведь он стрелял из прошлого… А мосты в прошлое нельзя ни сжечь, ни взорвать, ни обойти.

Шухов взглянул на часы, отпер сейф и вынул оттуда темную бутылку из-под шампанского, золотую монетку и пачку листов бумаги, исписанных вкривь и вкось цветными карандашами. У бутылки было отбито горлышко. Бумага успела пожелтеть и пестрела стеариновыми пятнами-бляшками. Зато монетка блестела как новая. Полюбовавшись на этот странный натюрморт, Шухов подумал, что монетка в общем-то тут ни при чем. И зря Володя Безуглов так акцентировал на ней внимание. Володя не был следователем, он, конечно, дилетантски подошел ко всей этой истории, и в его записках эмоции подавляют факты. Кроме того, эти записки перегружены аналогиями и дидактикой. Но вправе ли Шухов судить обо всем этом со своих сугубо рационалистических позиций? Где-то он читал, что правды «серой» нет, что вся она состоит из черных и белых пятен. И в этом утверждении, Шухов понимал, не содержалось полной истины, как не было ее и в Володиных записках. Но в них было нечто, приковавшее внимание.

Бутылку с ее необычным содержимым доставили Шухову несколько дней назад из редакции, где работал Володя Безуглов. Шухов знал, что с год тому журналист заинтересовался подоплекой истории трагической гибели Маши Дементьевой. «Может быть, напишу», — сказал он Шухову. «Статью на темы морали?» — спросил Шухов. «Что получится, — ответил ему Володя. — Но скорее всего повесть. Материал-то больно жгучий. Пройду вот по этим кругам и посмотрю». — «Ну-ну», — сказал ему тогда Шухов. По этим «кругам» уже прошло следствие. И следователь был неглупым парнем, и Шухов с его выводами согласился. Дело было закрыто «за отсутствием состава преступления».

Володя пошел «по кругам» и не вернулся. Через год море выбросило бутылку. «Как в романе», — сказал Шухов. «Почему же, — возразил ему редактор. — На каких-то южных островах существует бутылочная почта. А наш парень всегда был немного романтиком. Но вы почитайте. В записках, мне кажется, содержатся серьезные обвинения».

Обвинения содержались. Доказательств Шухов не нашел. Вот только разве одна фраза, оброненная Володей. Два слова и цифры под ними. Он выписал эти цифры из Машиной тетради. Да, конечно, Володя был романтиком и вдобавок любителем детективных романов. Он вообразил, что это шифр, что Маша Дементьева зашифровала что-то важное между стихами в своих тетрадках. Чудак. Что она могла шифровать? У этой женщины все было на виду. Она искренне любила и искренне ненавидела. А запись в тетради действительно была важной. Но Володя тогда этого знать не мог.

Шухов поглядел на часы. «Может быть, убрать монетку?» Подумал и решил оставить ее на столе. Сейчас войдет Рогов. Пусть эта монетка напомнит ему все. Володя нашел ее. Это его заслуга, ему и будет предоставлено первое слово. Рогова надо подготовить психологически, его ассоциативная память должна сработать сразу, как только он войдет в кабинет. Он идет, недоумевая, не понимая, зачем его вызвали. Взгляд на монетку, который он несомненно бросит, возможно, ему, Шухову, что-нибудь скажет.

Дверь приоткрылась.

— К вам Рогов, — сказал секретарь.

— Пригласите, — ответил Шухов.

Дверь открылась шире, и вошел Рогов. Шухов мельком видел его год назад, запомнил неважно и сейчас с интересом взглянул на этого человека. На вид ему можно было дать лет двадцать восемь, хотя на самом деле Рогову было тридцать пять. Серый костюм тщательно отглажен. Длинное лицо, синие глаза, прямой нос. «А он импозантен, — подумал Шухов. — И благополучен. И ничего его не гложет, хотя прошел еще только год. Год! Всего один оборот шарика вокруг солнца. А Володи Безуглова нет, он так и не написал то, что хотел. Рогов вот дело другое. Он сделал, что хотел».

Поймав себя на этой мысли, Шухов задал вопрос: «А хотел ли Рогов?! Или его затянула нелепая цепь случайностей? Слабый человек, не удержался. Но нет, не похож Рогов на слабого человека. Все, что он делал, он делал сознательно. И кто знает, может быть, Маша была бы сейчас жива, если бы поступками Рогова не руководил тогда холодный расчет. Он ведь мог успеть прийти на помощь женщине».