В начале двадцатых годов рубрика «Из белой прессы» постоянно появлялась на страницах советских газет. В Советской России принимались специальные решения об ознакомлении партийного актива с литературой враждебного лагеря. С. А. Федюкин в своей книге о борьбе с буржуазной идеологией в условиях перехода к нэпу привел выдержку из одного документа Отдела агитации и пропаганды ЦК РКП (б)⁹. Агитпроп считал крайне необходимым и важным быть в курсе эмигрантской литературы, иметь возможность использовать ее «для контрнаступления» (контрпропаганды, как мы сказали бы сегодня).

В одном только Берлине действовали эмигрантские издательства «Эпоха», «Петрополис», «Нева» и десятки других. Говорили, что их больше, чем писателей. Однако они исчезали так же быстро, как и появлялись. Тиражи выпускаемой ими литературы постоянно падали, и в начале тридцатых годов, по данным «Современных записок», романы эмигрантских писателей издавались мизерными тиражами — в среднем до 300 экземпляров¹⁰. Такие книги не окунались, и издательства терпели убытки.

В отдельных центрах, где жили эмигранты, стали возникать архивы русской эмиграции, публиковались исторические материалы и документы, мемуары, дневники, записки обанкротившихся /98/ политических деятелей, генералов, бывших дипломатов, руководителей и участников «белого движения». Разные эмигрантские группировки, не доверяя друг другу, пытались организовать свои издания подобранных ими материалов но истории революции и гражданской войны. В Праге при поддержке чехословацкого правительства открылся ряд учреждений: Историческое общество, Донской казачий архив, Русский заграничный исторический архив, о котором мы уже упоминали.

В Праге работал исторический семинар под руководством Н. П. Кондакова — академика Петербургской Академии наук, крупного ученого, специалиста в области истории искусства и византиноведения. Он умер в 1925 г., но семинар продолжал свою деятельность еще ряд лет. «Труды» семинара составили 12 томов.

Значительным можно назвать вклад русских ученых в развитие египтологии. Известный египтолог В. С. Голенищев с 1915 г. постоянно жил в Египте. Ему наука обязана открытием важнейших памятников египетской культуры.

Русская эмигрантская историография — явление очень сложное и еще мало изученное. За границей вышли десятки книг эмигрантских историков по различным периодам и проблемам отечественной истории. Они требуют отбора, изучения и критической оценки. Много лет посвятил исследованию эмигрантской литературы о русском феодализме В. Т. Пашуто — член-корреспондент АН СССР. К сожалению, преждевременная смерть оборвала его работу. Критический разбор некоторых концепций эмигрантской историографии Октябрьской революции предпринял Ю. И. Игрицкий. Его анализ работ М. М. Карповича и Г. В. Вернадского, которые стали профессорами американских университетов, показывает, что в этой литературе Февральская революция противопоставляется Октябрьской, делаются попытки доказать случайность социалистической революции в России, возможность сохранения буржуазно-помещичьего режима и т. д. Влияние русской эмигрантской историографии кадетского направления сказалось на развитии американской историографии Октябрьской революции в 30-е гг.¹¹

Некоторые эмигрантские авторы искали объяснение происходящих в мире изменений в религиозной философии, в мессианских взглядах об особом призвании России. «Европа или Азия», «Эмиграция и Россия», «Пути русской революции»… Объявления о диспутах, публичных лекциях на эти и другие темы часто можно было встретить в издававшихся в Париже больших эмигрантских газетах «Последние новости», «Возрождение», «Общее дело». В 1971 г. во Франции вышел сборник таких объявлений за десять лет (1920–1930)¹². Здесь иногда трудно отличить, где культурное мероприятие, а где политическое собрание парижской эмиграции. Одно за другим публикуются извещения о выступлениях Н. Е. Маркова, П. Н. Милюкова, Е. Д. Кусковой, Н. В. Чайковского, В. А. Мякотина и других /99/ эмигрантских политических деятелей самых разных направлений. Одновременно проводятся благотворительные литературные вечера и концерты. Дает представление «Театр ужасов». Желающие приглашаются на вечер памяти Ф. М. Достоевского по случаю столетия со дня его рождения. К. Д. Бальмонт читает свои стихи. Д. С. Мережковский выступает в Сорбонне с лекцией на французском языке «Бегство в Египет». Судя по напечатанной аннотации, такая лекция была «бегством» от действительности, уходом в мир мистики и Апокалипсиса.

Мистикой отдавало и увлечение масонством, его маскарадной обрядностью и таинствами. Вот конкретный пример. Н. В. Чайковский — престарелый лидер партии энесов, являясь председателем ее Заграничного комитета и «Центра действия» — конспиративной контрреволюционной организации, был одновременно членом масонской ложи «Северное сияние». У русских масонов в Париже были и другие ложи, например «Северная звезда», «Северные братья» и др. Они входили в Орден масонов («вольных каменщиков»), задачи и цели которого были сформулированы в документе, который мы обнаружили в фонде Н. В. Чайковского.

Членами Ордена могли быть не только «братья», но и «сестры», «посвященные» одной из лож или делегацией «Верховного Совета». Провозглашались их моральная общность и взаимное доверие. В то же время они сохраняли свободу политического действия.

В упомянутом документе подробно описывался обряд посвящения, сначала в степень «ученика», а потом в степень «мастера». Доставив испытуемого в назначенное место, так называемые анкетеры предлагали ему письменно ответить на ряд вопросов: какие требования он предъявляет к самому себе, к женщине (мужчине), к семье, к отечеству, к человечеству, каков его гражданский символ веры. Потом анкетеры должны были передать письменные ответы испытуемого в ложу, которая после оглашения немедленно сжигала этот документ. В случае положительного решения венерабль (лицо, избиравшееся на год для руководства работой ложи) вводил испытуемого, предлагал ему поднять правую руку и повторить слова орденского обета: «Обещаю любить братьев моих масонов. Защищать их в опасности, хотя бы жизни моей грозила смерть. Обещаю хранить орденскую тайну. Не раскрывать существования братства, хотя бы я был спрошен об этом на суде, не раскрывать ничего, что я узнаю как брат. Обещаю исполнять постановления своей ложи и высших моих властей»¹³.

В разных ложах этот ритуал имел, видимо, свои особенности. Л. Д. Любимов, который сам несколько лет был масоном, рассказывал, что он встречал в ложах людей различных во всех отношениях¹⁴. По опубликованным в нашей печати данным, еще до революции масонами разных степеней были такие деятели, как В. А. Маклаков, А. В. Амфитеатров, А. Ф. Керенский, /100/ Е. Д. Кускова, И. В. Гессен и др. Старые масонские связи играли определенную роль и в эмиграции. По мнению Б. Н. Александровского, влияние масонства на различные стороны жизни «русского Парижа» ощущалось повседневно¹⁵. Правда, в чем же конкретно выражалось это влияние, остается неизвестным. Факты говорят о том, что попытки объединить разношерстную массу эмигрантов посредством масонства были несостоятельными. Цемент, пишет Л. Д. Любимов, оказывался некрепким, и за стеною ложи масонские иллюзии чахли. В практической политике у «братьев» не было никакого единства. Тот же Чайковский как руководитель «Центра действия» не считался с планами другого «брата» — Савинкова, они так и не смогли скоординировать свои действия. Групповые, классовые интересы в конечном счете имели решающее значение. Реальные условия эмигрантской жизни не раз заставляли забывать все эти масонские проповеди о единении, общем фронте и пр.