Из Одессы, Новороссийска, Киева, Минска репатрианты отправлялись во все концы Советской страны по своему желанию.

Советское правительство сочло даже возможным зачислить на службу в Красную Армию некоторых бывших белых офицеров и генералов, вернувшихся на родину. «Известия» поместили однажды сообщение, на которое многие тогда обратили внимание. 27 апреля 1922 г., говорилось в небольшой информации, в переполненной аудитории военно-научного общества, где собрались видные представители военно-политических кругов, состоялся двусторонний доклад на тему «Оборона Крыма». Докладчиками выступили: с обзором событий со стороны белого командования — бывший командир корпуса врангелевской армии Я. И. Слащев, со стороны красного командования — бывший начальник 46-й дивизии Ю. В. Саблин. Исключительным по своему интересу было заседание, писала газета, где выступили два высших войсковых начальника, в течение ряда месяцев командовавших противоборствующими силами⁴⁵.

Незадолго до этого генерал фон Лампе записал в своем дневнике: «Сомнений нет, генерал Слащев прельстился предложениями большевиков… Удивительный период переживаем мы сейчас: с одной стороны, Устрялов, Ключников, Бобрищев-Пушкин, с другой стороны, Слащев — человек, зарекомендовавший себя как активный противник большевиков». В чем тут дело, задает Лампе риторический вопрос, просто ли это люди, «случайно приставшие к белой стороне России», или это люди, «понимающие глубже нас…»⁴⁶.

А в это время в Болгарию в надежде вернуться оттуда на родину приезжали группы эмигрантов из Румынии, Югославии, Греции, Италии и других стран. На некоторое время репатриационный лагерь был открыт в Чехословакии.

Весной 1922 г. в Прагу приехал представитель РСФСР Мостовенко. Отсюда к осени того же года выехало в Советскую Россию до 4 тыс. казаков.

Разные источники говорят о суровых преследованиях, которым подвергались эмигранты, собиравшиеся возвратиться в Россию из Югославии. Врангелевское командование действовало здесь единым фронтом с правительственными органами. Рассказывают о том, как был арестован полицией И. С. Хлусов — председатель инициативной группы по созданию в Югославии «Союза возвращения на Родину». Он был обвинен в большевистской пропаганде, подвергнут пыткам, а потом выслан в Болгарию⁴⁷. В статье «Врангелевский террор на Балканах» газета «Накануне» 17 января 1923 г. сообщала о сотнях русских беженцев, которые томятся в тюрьмах Сербии и Греции. Сохранились приказы Врангеля об исключении со службы и лишении чинов всех офицеров и генералов, подписавших опубликованное /78/ в софийской газете «Новая Россия» заявление о признаний Советской власти.

И в Болгарии после фашистского переворота 9 июня 1923 г. обстановка коренным образом изменилась. Правительство Цанкова прекратило репатриацию. Фашистские власти распустили Общеказачий земледельческий союз. Деятельность «Совнарода» была прекращена, многие его участники подверглись жестоким репрессиям. 5 июля в Плевене был зверски убит сотрудник миссии советского Красного Креста М. В. Шелапугин.

В Варне арестовали советского уполномоченного по репатриации, через несколько дней его труп обнаружили в открытом море.

14 июля Советское правительство обратилось к Фритьофу Нансену — Верховному комиссару Лиги Наций по делам русских беженцев — с посланием, в котором подробно излагались факты преследований советских представителей и русских эмигрантов, стремящихся вернуться на родину, со стороны болгарских властей, действующих вместе с врангелевцами. «…После того, как русский Красный Крест убедился, что его представители лишены каких бы то ни было гарантий безопасности жизни, — говорилось в послании, — что буйство врангелевцев явно поощряется болгарскими властями, желающими сорвать репатриацию, он вынужден дать распоряжение своей миссии в Болгарии немедленно прекратить работу и вернуться в полном составе в Россию». Затем 9 августа и 13 сентября последовали ноты Народного комиссариата иностранных дел СССР болгарскому правительству с требованием немедленно освободить членов репатриационных организаций и наказать должностных лиц, виновных в злодеяниях⁴⁸.

И все же, несмотря на трудности и неудачи, борьба, которую вели болгарские коммунисты против реакции и врангелевских штабов, деятельность «Совнарода» и возвращенческое движение принесли свои плоды. Значительная часть солдат, казаков, некоторые офицеры врангелевской армии в начале 20-х гг. вернулись из Болгарии в Советскую Россию.

Возникнув как явление политическое, эмиграция все время дробилась и раскалывалась по причинам не только политическим. Жизнь эмигрантской массы была связана с необходимостью приспосабливаться к новым условиям, изворачиваться, бороться за существование. Тяжелые испытания обрушились на многих эмигрантов с первых же их шагов за рубежом. В пьесе М. Булгакова «Бег» и в фильме, поставленном по этой пьесе, весьма красочно показан эмигрантский быт в Константинополе 1920 г. с его хаосом, вакханалией, дикой враждой и той беспощадной борьбой, которую вели «все против всех», чтобы не погибнуть.

Толпы русских бродили по городу. Никто ничего не знает. Ни у кого нельзя добиться никакого толку. Крымские деньги потеряли всякую цену. На улицах и базарах продавали последние вещи, вывезенные из Крыма, продавали все, что можно было продать. Рассказывали, что один бывший фабрикант продавал для публикации в печати свой «пророческий» сон о свержении большевиков в Москве. Продавал за «бесценок» — всего за 50 лир.

Все перемешалось. Бывший губернатор стал лакеем, обладатель громкой аристократической фамилии — шулером. Те, кто был выброшен революцией, находили для себя совершенно необычные занятия. Врангелевец, бежавший из Галлиполи на греческом пароходе, спрятавшись в его люке, рассказывал потом, что в Константинополе он цеплялся буквально за все. «Кем я только не был: и прачкой, и клоуном, и ретушером у фотографа, мастером игрушек, судомойкой при столовке, продавал пончики, был хиромантом и грузчиком в порту»¹.

Один за другим открывались и прогорали русские рестораны, тысячи лир проигрывались в лотошных клубах, на тараканьих бегах. Ростовские скаковое общество, вывезшее в Константинополь своих лошадей, быстро прогорело из-за дороговизны кормов, а тараканов прокормить ничего не стоило. Ипподром заменил стол. На нем были устроены желобки, по ним бежали тараканы, испуганные электрическим светом. На тараканов ставили, как на лошадей.

На неимущих русских смотрели как на прокаженных, вспоминал очевидец. Их положением пользовались французские /80/ власти, которые вели усиленную вербовку в колонииальные легионы в Африке и на Ближнем Востоке.

В одном из приказов по Донскому корпусу объявлялось, что в результате соглашения, главнокомандующего (генерала Врангеля) и командира французского оккупационного корпуса производится запись казаков на службу во французский иностранный легион. «Умеющие ездить верхом, — указывалось в приказе, — могут быть отправлены во французскую армию в Леванте (на Ближнем Востоке), ведущую операцию в Киликии»². Записалось до трех тысяч казаков. В Марселе, где собирались «легионеры», с ними подписывался контракт на пять лет. Но вот выдержка из письма капитана Архипова, уже «понюхавшего пороху» в составе легиона. «Отношение настолько хамское, — пишет капитан, — что едва хватает сил удержаться… кормят настолько скверно, что даже вспоминаю Галлиполи. В последних боях погибло очень много русских»³.