Поэт ласково улыбается Абелите.
— Абелите? А где же твоя красивая шаль?
Абелите вздрагивает… качает головой и ничего не отвечает.
Райнис случайно замечает в толпе Никанорова.
— Где твоя кровать, Никаноров?..
Никаноров усмехается и смущенно постукивает костяшками пальцев по нарам.
Старуха робким тоном обращается к Райнису:
— Как нам быть, господин Райнис?.. Натворили дел…
Райнис обнимает Абелите за плечи, обводит всех долгим взглядом.
— Есть два пути, мать… Один — встать на колени… но есть другой путь — он много труднее… Это путь борьбы!
Усатый рабочий мрачно возражает:
— А что мы можем сделать?.. Нас так мало…
Райнис с укоризной смотрит на говорящего.
— Мало?.. Нет!.. За вами встанет вся рабочая Рига. Такие же стачки начались в Петербурге и в Москве.
Старик снова свешивает с нар кудлатую голову.
— Что там в Петербурге или в Москве, нас не касается…
— Нет, отец, касается! Разве у рабочего, будь он русский или латыш, украинец или татарин, — не одни и те же цели?
Окружающие жадно прислушиваются к каждому слову Райниса.
— …Сегодня мы боремся за десять часов, за три с полтиной… но это только начало. А впереди великая цель… та цель — власть людей труда!
Женщина с ребенком на руках тяжело вздыхает.
— Разве это может быть, Райнис? И кто в силах этого добиться?
Райнис встает и с большой страстью произносит:
— Ты… и твой сын, когда он подрастет… и твои товарищи по бараку… Все, кто познал глубину несчастья. Надо только поверить в свои силы! Разве вы вчера не испытали счастья борьбы? Разве перед вами не мелькнул, пусть хоть на мгновенье, луч свободы?!
Лица слушателей светлеют. Со всех концов барака люди подходят ближе к Райнису.
Абелите взволнованно и неловко говорит поэту:
— Если бы вы написали об этом стихи… я бы их выучила наизусть!
— Я их написал, девочка.
Райнис на мгновенье задумывается и тихим голосом начинает читать:
Уже сверкнула прядь лучей.
К вам не она ль летит с приветом?..
Без пышных слов и без речей
Хочу дарить вас теплым светом…
Неподвижно застыв, слушают поэта обитатели барака.
…Вас приласкать, благословить,
Дать силу вам, смягчить страданье…
У старой работницы на глазах слезы…
Торжественно звучит голос Райниса:
…Поверьте, — дивно будет жить
Народ наш в солнечном сияньи!..
Никто не шелохнется. Только старая работница медленно приближается к Райнису.
Вдохновенно читает поэт:
…Пусть тот, кто сир, чья доля зла,
В приход Грядущего поверит,
Где солнце счастья и тепла
Иззябшим беднякам отмерит!..
Старуха обнимает Райниса и целует его в лоб.
— Спасибо тебе, сын мой…
13
Широкая улица Риги. По ней грозной стеной движется многолюдная рабочая демонстрация.
Победно звучит «Варшавянка».
Вихри враждебные веют над нами,
Темные силы нас злобно гнетут…
В бой роковой мы вступили с врагами,
Нас еще судьбы безвестные ждут…
В первых шеренгах идут к площади рабочие верфи Вимбы. Впереди шагают Абелите, Райнис, Никаноров.
Абелите несет красное знамя, Никаноров — самодельный плакат с надписью: «Работать 10 часов!»
Над толпой вздымаются рукописные лозунги: «Хлеба!»… «Работы!»…
С другой стороны на площадь вступает колонна завода «Проводник». Ее возглавляют Александров и Петерис.
Обе колонны сливаются в мощный поток.
На пути демонстрации появляется открытая карета, запряженная парой великолепных белых лошадей. Кучер осаживает лошадей, круто поворачивает обратно.
В карете сидит перепуганный Вимба.
Все громче поют демонстранты:
…На бой кровавый,
Святой и правый…
На перекресток вступает новая колонна. Среди демонстрантов видны фигуры Доры и Калниньша.
Карета Вимбы несется по новой улице. Ей преграждает дорогу колонна Балтийского вагонного завода.
Кучер снова сворачивает в переулок. Навстречу движется еще одна колонна демонстрантов. Впереди рабочие несут плакат: «Завод Феникс».
Карета Вимбы мечется по узким переулкам…
Кучер все сильнее хлещет храпящих, загнанных лошадей.
Все быстрее мчится карета…
Все уже переулки на пути Вимбы…
Дворец Мейендорфа. Потерявший свою обычную респектабельность, Вимба вбегает наверх по лестнице и, запыхавшись, входит и приемную.
На пороге его встречает Ангелов и жестом показывает в сторону окна. У высокого окна, сдвинув брови, молча стоит барон фон Мейендорф и смотрит на мощную демонстрацию, проходящую по площади.
Сквозь закрытое окно ясно доносится громкое пение «Варшавянки».
Вимба подходит к Мейендорфу и растерянно спрашивает:
— Ваше превосходительство… господин барон… Что же это такое?.. Бунт?.. Или революция?..
Мейендорф невозмутимо спокоен.
— А… милейший Вимба!.. Нет, пока… это только прогулка на свежем воздухе… Это очень полезно, особенно для некоторых… кто гуляет в последний раз…
Вимба в изнеможении опускается в кресло.
Барон морщится и с кислой улыбкой говорит своему посетителю:
— Вимба… выпейте воды… У вас очень противная манера стучать зубами…
14
Комната для свиданий в рижской тюрьме. За проволочной сеткой стоят арестованные. На некотором расстоянии — вторая сетка, за которой видны пришедшие на свидание родственники и друзья.
Между сетками медленно прогуливается тюремный надзиратель.
Пожилая женщина, стараясь быть спокойной, громко шепчет, вцепившись руками в сетку:
— Береги себя, Мартин… О нас не беспокойся, как-нибудь проживем. И ни о чем не жалей!
Рядом быстро говорит молодая женщина в аккуратном клетчатом платочке.
Она пытается быть оживленной и бодрой:
— Мне уже обещали работу, может быть, на будущей неделе… А Велточку я отправлю к бабушке, на хутор… Так будет лучше.
Старик-рабочий со слезами на глазах молча смотрит на сына: он не в силах произнести ни одного слова.
Немного поодаль от старика к проволочной сетке прильнула женщина с грудным ребенком.
— Маленький теперь тихий, спокойный. А Васенька уже начал ходить… Если позволят, я в следующий раз возьму его с собой.
Медленно шагает между сетками надзиратель. Он совершенно спокоен — он привык.
Наконец за сеткой появляется Аспазия. Откинув вуаль, она кристально глядит на Райниса.
Райнис похудел, глаза его глубоко запали.
Аспазия следит за проходящим мимо надзирателем и торопливо передает:
— …В ту ночь, когда тебя взяли, были большие аресты… Арестованы Петерис, и Александров, и Калниньш… Только Дора успела уехать…
Райнис спокойно отвечает:
— Это я знаю.
Аспазия с горечью добавляет:
— Вот видишь — все случилось так, как я говорила… Но ты меня не слушал… Ну, ничего…
Она все пристальнее рассматривает Райниса.
— Ты похудел… у тебя очень усталые глаза… ты себя плохо чувствуешь?..
— Нет. Я себя отлично чувствую… Сначала я страшно тосковал, метался: три шага вперед, три шага назад… а потом начал работать над Лермонтовым… Ты знаешь, я почти закончил перевод «Демона»…
Аспазия одобрительно кивает головой.
