Русская девушка Катя, плача, кричит:
— Наши танки! Наташа! Наташа!
И Наташа, обессилевшая от напряженной борьбы, падает без сознания на руки Кати.
Измученные люди, ожидавшие смерти, обнимают и целуют наших бойцов.
Болгарин запевает:
Шуми, Марица, окровавлена…
Чех громко запел свой гимн. Итальянец распахнул куртку и заплясал от радости.
Звуки гарибальдийского гимна влились в общий напев, в котором слышатся «Интернационал», «Марсельеза», Гимн Советского Союза.
Обнимают Иванова, качают Юсупова, целуют Зайченко.
Наташа почти рядом с Алексеем, но в общей сутолоке не видит его. Схватив ломы и железные прутья, пленные рука об руку с освободившими их бойцами выходят на горящую улицу, в огонь и грохот рукопашной схватки.
Гимн Советского Союза вобрал в себя все напевы и победоносно гремит, все ширясь, все усиливаясь.
Возникает песня:
Услышал Сталин стон своих детей,
Своих солдат послал за нами.
И, жизни не щадя своей,
Они прошли сквозь пламя.
Братья, спасители, камрады,
Друже, товарищи солдаты!
Никогда не забудем мы вас,
Тех, кто нас и всю землю спас.
Товарищ Сталин нас от смерти спас.
Пришли товарищи родные.
Мы не забудем этот час
И подвиги России.
А Иванов ищет Наташу. Он осматривает убитых, раненых.
К нему подходят Зайченко и Юсупов.
— Нет, нет. И нигде ее нет. Ни среди мертвых, ни среди живых нет.
Горит Берлин. Огонь, дым, взрывы.
Мы видим Геббельса перед микрофоном, он исступленно произносит речь:
— На сегодня Берлин стоит. Стоит для всего западноевропейского мира. Стоит для Германии. К нам на помощь идут новые силы. Большевистское наступление должно быть разбито и будет разбито в Берлине!
Гитлер стоит в огромном кабинете. Гиммлер и Борман — позади. Руки Гитлера дрожат, голова сильно склонилась влево, глаза неестественно блестят, точно стеклянные.
На совещании присутствуют военные, Геринг, Геббельс. Генерал Кребс развернул на письменном столе карту военных действий.
— Мой фюрер, положение угрожающее: русские прорвали нашу оборону на Зееловских высотах, — говорит он без предисловий, — необходимо принятие экстраординарных мер…
— Вы, я вижу, полагаете, что война уже закончена? — иронически спрашивает его Гитлер. — Вы близоруки, Кребс. Никогда еще за всю войну обстановка не складывалась для нас столь благоприятно… — произносит он, глядя поверх голов.
Оглушительный грохот прерывает его. Задрожала люстра, с чернильницы свалилась крышка.
Наступило молчание.
Стопятидесятимиллиметровое орудие заряжено. Два артиллериста, его обслуживающие, падают ранеными.
Подбегают Иванов, Зайченко и Юсупов. Иванов дергает шнур. Выстрел.
Сильный удар потрясает здание рейхстага, и с потолка кабинета сыплется штукатурка.
Г е б б е л ь с. Пройдемте в бомбоубежище, мой фюрер!
Это не самое глубокое из подземных помещений. Оно обставлено весьма комфортабельно и красиво, освещено лампами, скрытыми в стенах.
Кребс снова раскладывает свою карту и начинает:
— Берлину угрожает окружение…
Но Гитлер пренебрежительно отмахивается от него. Он не намерен заглядывать в карту.
— Господа! — говорит он, глядя вверх. — Берлину не угрожает опасность! Сделанные мной распоряжения и новое оружие меняют обстановку…
Стоит брошенное своим орудийным расчетом немецкое орудие. Ствол его направлен на север. Иванов, Юсупов, Зайченко подползают к орудию, поворачивают ствол на юг, заряжают.
Иванов дергает шнур.
Выстрел.
Глухой обвал опять доносится до слуха присутствующих в бомбоубежище. Замигал и погас свет.
В темноте раздается голос Геббельса:
— Придется пройти в ваш бункер, фюрер…
— Горячие дни! Но ничего, ничего. У меня есть кое-что в запасе, — говорит Гитлер.
Толкаясь, тяжело отдуваясь, Гитлер, Геббельс и сопровождающие их генералы спускаются вниз.
Комнаты маленькие, тесные. Узел связи. Электростанция. Овчарка со щенятами в какой-то буфетной. Ящики с винами и всевозможной провизией в коридора.
— А-а, Блонди! — ласково зовет Гитлер собаку и треплет ее по шее.
Кабинет. Рядом маленькая, скупо обставленная спальня. Ева Браун сидит на диване, подобрав под себя ноги. Гитлер как бы невзначай спрашивает Бормана:
— Ну, а здесь спокойно, по крайней мере? Где мы находимся?
Он делает вид, что понятия не имеет о своем личном бункере.
Борман вынимает карандаш и на чистом листке бумаги чертит расположение бункера.
— Над нами восемь метров железобетона, — хвастливо докладывает он, — чудесная вентиляция, связь с фронтами. Здесь, мой фюрер, вы не услышите ни одного звука…
— Ни одного звука жизни, — на ухо говорит Кребс Кейтелю, и тот пугливо отстраняется от неосторожного.
Кребс в третий раз раскладывает карту.
— Положение угрожающее… — решительно говорит он. — В Берлине будет решаться судьба Германии…
Но Гитлер опять останавливает его:
— Как только речь заходит о русских, вас начинает знобить. Это травма сорок первого года!.. Я принял сейчас окончательное решение, господа. Кейтель и Иодль улетают к Деницу, Геринг займется подготовкой Альпийского плацдарма, Гиммлер берет на себя западные области. Берлин буду оборонять я. Геббельс и Борман остаются со мной. В Берлине я столкну Сталина с его союзниками и выиграю войну. — Он кричит и брызжет слюной в лицо Кребса: — Вы увидите, что значит быть твердым, уверенным в своей силе!..
Кребс закрывает глаза.
— Уговорите его оставить город, — тихо говорит Кребс Иодлю, — тогда Берлин будет спокоен. Вы же знаете, он приносит только несчастье.
— О чем вы говорите? Уже поздно что-либо предпринимать… Поздно… — беспомощно разводит руками Иодль.
Штаб Кребса. Адъютант Кребса у телефона:
— А? Пропустить, Август!
Он спешит к двери, в которую двое немцев вводят раненого.
Р а н е н ы й. Русские танки прорвались в Люненвальде.
А д ъ ю т а н т. Что?
Р а н е н ы й. Русские танки прорвались в Люненвальде.
Появляется Кребс. Слышит последние слова раненого.
К р е б с. Не может быть! Не может быть!
Раненого уводят.
Кребс у телефона:
— Говорит Кребс, русские танки стремительно прорвались с юга на Берлин, окружают его, берут в клещи. Сообщите как-нибудь об этом фюреру. — Кребс кладет трубку. — Это конец!
Геринг, без мундира, в подтяжках, толстый, неповоротливый, руководит упаковкой фарфора, золота, картин…
Комната напоминает разгромленный комиссионный магазин. Из приемника доносится голос Геббельса:
— Берлин был и останется немецким. Фюрер не покинет Берлина. Советские танки будут остановлены новым оружием, которое еще не вступало в действие. Это оружие непобедимо. Фюрер бережет его для последнего удара.
Г е р и н г. Фюрер наш только и ждет, когда бы удрать на юг, в Баварию. Новое оружие!.. Этот Геббельс думает, что его язык такое уж новое оружие… Но этим оружием даже меня не остановишь, не только русских. (Собирает какие-то бумаги в ящичек с драгоценными камнями, говорит своему камердинеру.) А это храните на Курфюрстенштрассе, у Мюллера. Он связан с американцами, и все будет в целости.
Звонок. Геринг нехотя берет трубку.
Приемная Гитлера. Адъютант говорит в телефон:
