Трофименко вскакивает с места, лицо его пылает от стыда и возмущения:

— Да как вам не стыдно? Разве дело тут в личном успехе? Разве я кого-нибудь заставляю?

— Подожди, Дмитрий Иванович, это я отвечу вместо тебя, — вмешивается директор завода.

Тогда подымается Кравцов и строго замечает:

— Зачем вы зажимаете человеку рот? Товарищ Акимов самостоятельно мыслящий человек, инженер, к тому же и сам конструктор. Он, безусловно, имеет право на собственное суждение в таком серьезном деле!

Сидящие в кабинете люди с удивлением посмотрели на секретаря обкома. Кравцов вежливо предлагает:

— Продолжайте, товарищ Акимов, мы вас внимательно слушаем.

Торжествующе посмотрев на своих соседей, Акимов солидно отвечает:

— Спасибо, я уже сказал все.

Директор завода снова вспыхивает:

— Я тоже инженер, и у меня тоже есть право на собственное суждение, и поэтому я вам отвечу!

Предупреждая спор, Кравцов настойчиво повышает голос:

— Разрешите мне всего два слова!

Выждав паузу, он спрашивает у собравшихся:

— Это совещание посвящено вопросу о выпуске вашим заводом пятидесяти комбайнов. Верно? Я не ошибся?

— Конечно.

— Но я должен сообщить вам, что партия и правительство оказали нам: не пятьдесят, а триста комбайнов! И триста комбайнов — только для начала! Так сказал товарищ Сталин. Внедрение такой машины на наших шахтах есть еще один шаг нашего народа в коммунизм! Так сегодня стоит вопрос! Теперь вы знаете все! Прошу продолжать обсуждение.

Секунда молчания обрывается шумом стихийно вспыхнувшей овации. Взволнованные известием, инженеры вскакивают с мест и громко аплодируют.

Перекрывая шум аплодисментов, громко призывает парторг завода:

— Товарищи! Об этом немедленно должен узнать весь завод! Все рабочие цехов!

— Вы только подумайте, товарищи, кто дал нам это задание? — звонким голосом спрашивает оратор.

Заполнив все свободное пространство между станками, рабочие механического цеха слушают выступление молодого стахановца.

— И мы, рабочие механического цеха — токари, механики, слесари и фрезеровщики, ответим так: «Дорогой товарищ Сталин! Дело будет сделано! Триста комбайнов будут на шахтах Донбасса!»

И как бы продолжая эту мысль, в кузнечном цехе уверенно и спокойно выступает старый рабочий:

— Слово кузнецов твердое! Обещание наше такое: ни одной бракованной детали, все выполнить в срок и, как полагается, первым сортом!

На импровизированной трибуне стоит девушка. Озаренные светом расплавленного металла, рабочие литейного цеха слушают ее взволнованный и высокий голос:

— Лучшие бригады нашего литейного цеха, лучшие стахановцы и передовики социалистического соревнования подпишут письме великому Сталину!

Митинг во дворе завода.

Возвышаясь над многочисленной толпой, парторг завода читает письмо товарищу Сталину, громко произнося каждое слово:

— «Дорогой товарищ Сталин!

Рабочие, работницы, техники и инженеры завода имени Кирова заверяют Вас, что мы приложим все свои силы, всю свою энергию и весь накопленный опыт, чтобы с любовью выполнить Ваше задание — дать всесоюзной кочегарке Донбассу горные комбайны!

В 1930 году наш завод отбойными молотками и врубовыми машинами вооружил советских шахтеров в борьбе за построение бесклассового социалистического общества. В годы Великой Отечественной войны на Урале мы ковали оружие для победы над немецко-фашистскими захватчиками.

В этом году мы перевооружим Донбасс мощными комбайнами, которые еще на шаг приблизят нас к коммунизму!»

Последние слова письма покрываются громом аплодисментов. Тут же на митинге рабочие подписывают письмо вождю народов.

— Смотрите! Тысячи людей… а я один! — не смея поднять глаза на директора завода, тихо произносит инженер Акимов.

Вид у него сейчас растерянный и жалкий, но директор не щадит его самолюбия:

— Раньше вы видели только одного себя!

— Значит, мне нельзя подписать?

— Тот, кто хочет работать честно, имеет на это право!

Акимов еще ниже склоняет голову:

— Стыдно подойти к столу.

Один за другим наклоняются рабочие к столу, чтобы старательно подписать свое имя под клятвенным обещанием вождю, и среди сотен людей, с волнением ожидающих этой чести, мы видим и инженера Акимова.

Шумит, гудит, вьюжит донбасская зима.

Декабрьский степной ветер свистит в радиаторах грузовиков, выезжающих из ворот завода.

Группами по четыре разъезжаются трехтонки в разные стороны. Они развозят по шахтам разобранные комбайны.

Стучит вьюга в окна кабинета директора завода.

Вечер. Горит настольная лампа. В кабинете директор, инженер Акимов, парторг и взъерошенный человек с шапкой в руках.

— Украли комбайн! — кричит этот человек и беспокойно озирается вокруг.

— Что?

— Комбайн украли!

— В кармане унесли? — улыбается парторг.

Расстроенный и разозленный человек упрямо повторяет:

— Вы не шутите… Украли комбайн, я вам говорю.

— Чудак-человек! Ведь он на четырех грузовиках с трудом помещается.

— Вот все четыре грузовика и сперли!

Директору надоедает этот разговор:

— Ты толком объяснить можешь? Кто украл, где украли?

— Комбайн, наш комбайн, который для нашей шахты, увели, проклятые! — чуть не плача, жалуется злосчастный механик. — На час всего опоздал, метель задержала, а «буденновцы» вместо нас получили!

— А ты не зевай! — смеется директор.

— Это вы зеваете! — огрызается механик. — У них и наряда не было, а вы еще смеетесь!

— А что же, плакать? — подтрунивает директор. — Не солить же они его будут, а уголек давать!

Акимов подбавляет жару:

— Молодцы «буденновцы», любят машину!

— Что же мне делать? Как домой вернуться? — растерянно восклицает механик и неожиданно даже для себя уныло клянчит: — Пожалейте, товарищи! Дайте комбайн!

Резкий звонок телефона. Директор снимает трубку:

— Слушаю. Комбинат? Докладываю!

Подняв со стола бумажку и посмотрев на свои ручные часы, он приступает к рапорту:

— На шесть часов вечера такая картина…

Просторный кабинет начальника комбината.

Прижав к уху телефонную трубку, начальник комбината стоит перед большой геологической картой Донецкой области. Так склонялся маршал Василевский над картой Сталинградской битвы. Выслушивая рапорт, начальник комбината старательно помечает карандашом названные шахты:

— Шахта «Красноармейск» получила, — отметим… Дальше… «Кагановичуголь» тоже? Есть… Кто-кто? «ОГПУ»? Хорошо, записано… «Ворошиловка»? Подожди, сейчас… Так… Дальше… — И вдруг удивленно спрашивает: — «Буденновка»? А при чем здесь «Буденновка»? — Узнав причину, он весело смеется: — Украли, говоришь?.. Ну что ж, выговор у них будет, а комбайн уже есть!..

— Все равно я тут ночевать буду! — в отчаянии твердит механик из «Снежнянки». — Без комбайна меня убьют!

— И по заслугам! — строго замечает директор, заканчивая телефонный разговор.

— Люди вы или звери? — трагически вопрошает механик.

Переглянувшись с директором, Акимов подымается с места и говорит:

— Пойдем в цех, соберем тебе комбайн!

Не веря своему счастью, механик, как ошалелый, бросается к выходу, за ним не спеша следует Акимов.

Проводив взглядом ушедших, директор снимает трубку телефона и, лукаво улыбаясь, говорит:

— Теперь мы и сами позвоним в обком!

И сразу же звонок в кабинете секретаря обкома.

Кравцов снимает трубку:

— Слушаю.

Павел Степанович Недоля на полуслове обрывает свое выступление, пережидая конца телефонного разговора, и вместе с ним молча пережидают человек сорок парторгов шахт, вызванных на совещание в обком. Кравцов ведет деловую беседу:

— Сколько? Радуйся, да не забывай — двести пятьдесят еще за вами! Кто еще получил?