Это был спокойный сезон. Мы отрабатывали смену, смотрели кино, читали. Но в конце августа по вечерам на бараках опять появились амбарные замки, участились обыски, за нечеткий или испачканный номер на одежде сажали в карцер. Надзиратели ходили раздраженные, а через неделю в нашу секцию пришел капитан Кучава, новый начальник режима, и скучным голосом зачитал длинный указ. В Котласском спецлагере организовалась банда, преступники убили начальника режима, несколько зеков, надзирателей и скрылись. В связи с этим вновь вводилась смертная казнь за лагерное убийство. Каждый зек подписался в том, что его поставили в известность об указе.

Все чаще выходила из строя небольшая подстанция прииска. Дело в сущности было не в подстанции, на которую сваливали вину, а в высоковольтной линии, ее строили небрежно, зимой, и теперь, когда земля оттаяла, опоры то и дело рушились. Тогда умолкал грохот крутящихся днем и ночью металлических барабанов — скрубберов, лязг валунов в бункерах, скрип длинных транспортерных лент. Вставали бульдозеры и экскаватор, зеки собирались в избушке возле деревянной колодки, через которую переставала течь вода с размытой породой. Курили, ждали, потом приходил горный мастер, объявлял, что до конца смены электроэнергии не будет, отзывал бригадира и решал с ним, чем занять людей, чтобы день не пропал даром.

Иногда мы перетаскивали насосы и еще какую-нибудь технику на другую сторону полигона или на ремонт в мехцех. Люди не роптали на тяжкий груз — от него зависели наряды и косвенно зачеты. Когда простои участились, бригадникам стали вручать лотки. Мастер объявлял норму: «Два кило на рыло». И люди разбредались по полигону. Работали группами по два-три человека. Пока один промывал, другие кайлили, подносили грунт, искали, где лучше брать. Когда прибор выполнял задания, начальство не очень интересовалось выработкой лоточников. Но после того, как начали отставать от плана, вспомнили «добрые никишовские времена»: не выполнивших норму не пускали в лагерь и гнали домывать во вторую смену.

Заметно похолодало, по утрам на полигоне нас встречал то иней, то мокрый снег, но приборы еще работали. Бригадники разбредались по прибору, двое лезли под бункер, двое вставали у ленты, чтобы спихивать слишком крупные валуны, другие занимали пост у колодки. Моторист у барабана включал большой рубильник, и начиналось сложное синхронное движение частей мощного механизма.

Проходит час, другой — остановка.

— Берите лотки, опять полетела опора, — говорит Миша Зайцев, вернувшись от начальника участка. — На приборе сегодня работать не будем. Идите кто куда. Я буду писать наряды в будке, пока не придет мастер. В четыре начну принимать металл. Аида, отваливайте!

Я взял лоток и побрел к краю полигона, где вчера бульдозер недобрал грунт, авось немного для нас осталось. В нашем случайно создавшемся звене трое: я, Петр Коваль, студент из Одессы по кличке Без Десяти Два (из-за высокого роста) и латыш Янсон, красивый брюнет с неестественно длинными ресницами.

Неделю назад мы с Ковалем спрятались от грозы под бункером и неподалеку молния ударила в опору высоковольтки. Несмотря на громоотвод, часть тока пошла по мокрому кабелю, проникла в наше убежище и отбросила незадачливого Коваля, который сидя случайно коснулся спиной вообще-то хорошо изолированного кабеля. Мы Петра быстро привели в чувство, он оказался целым и невредимым, только заикался, но скоро и это прошло.

Янсон, перед войной студент-археолог, несколько лет просидел где-то у себя на родине в подземном, искусно замаскированном бункере, участвовал в налетах на колхозы и убил, будучи пулеметчиком, несколько солдат. Тонкие длинные пальцы выручали его — он был отличным лоточником.

Я сбросил лом и кайло с плеча и заявил:

— Давайте попробуем здесь. Бульдозерист боялся зацепить ножом вон тот валун и не допахал. Может, нам повезет: шесть кило не надо, не полный день, хотя бы четыре…

Через полчаса мы пробили слой «торфа», который бульдозерист снял бы одним толчком отвала. Петр порылся в кармане, закурил и предложил:

— У меня с получки остался четвертак. Пошел бы ты к своим знакомым вольняшкам, пусть купят нам в магазине папиросы и масло.

— Взрывники тут рядом живут, — сказал я, — они по старой памяти, пожалуй, купят, только магазин далеко, ждать придется, часа полтора потеряю…

— Ну и что? — поддержал Коваля Янсон. — Чего спешить, все равно ни хрена не найдем! Мы пока здесь пороем. На тебе мою десятку, тоже курить возьми, еще компот и булку хлеба!.. Гляди, соседи вон сколько уже моют, а даже банку не поставили! Иди, если вдвоем не найдем, то и ты не поможешь!

Я обернулся и взглянул на ребят, работавших около нас. Да, они мыли, но банку, в которую собирают металл, действительно не поставили, значит — пустота!

Взрывники жили в отдельном домике на склоне сопки. Меня встретили хорошо: как замерщик я им часто авансировал нужную уходку, — сразу посадили к столу. Я отдал деньги, и один парень, собравшийся в контору, согласился сделать для меня покупки. Сняв грязные ботинки, я лег на свободную кровать: если сюда заглянет надзиратель, мне все равно не сдобровать. Под разговоры в комнате задремал.

— Вот хлеб, масло, папиросы! Компота не было, взял варенье. А это шоколадное масло и булка тебе. Теперь беги, уже половина второго!

Я вскочил — неужели так долго спал?

— Спасибо! Давай сюда, побегу, наверно, уже обед привезли!

Я уложил продукты в старый мешок и, на ходу завязывая его, вышел из общежития. Потеплело, накрапывал мелкий дождь. Я спустился к своим товарищам, они стояли на старом месте и внимательно смотрели себе под ноги.

— Вот, принес вам! — закричал я издали, размахивая мешком. — Пожрать еще не успели?

— Курить дай, бы-быстрее, — отозвался Без Десяти Два, заикаясь, — жрать пока некогда! Сколько уже возимся, не вытащим никак! Смотри!

— Что у вас, камень, что ли — ну его к…!

Я еще у взрывников решил пойти после обеда к Бержицкому на насос, два-три кило он нам наверняка даст, у него всегда запас, чего напрасно рыться в грязи? Но, дойдя до ямы, остолбенел.

За время моего отсутствия они углубили ее на полметра и расширили, а на дне лежал камень размером с тумбочку. Край камня был отбит, на свежей чистой плоскости блестели мелкие черные кристаллы!

— Это же самородок! Да какой — с ума сойти! Вы пробовали?

— Ломом чуток пошевелил, отколол кусочек, ни хрена не подымешь! Больше центнера каменюка! Вот Артур кувалду припер с прибора, разбивать! А я, наверно, уйду за мешками…

— Да, мешки надо… Только не на прибор! Расколем — потащим к «Машкиной фабрике» на дробилку, а потом к ним на стол[151]. Представляете, сколько нам возни, если промывать вручную? Пустоты в этой махине до черта! Нет, хлопцы, давайте пожрем и потом за работу! До вечера закончим, а то еще стащит кто-нибудь из ночной!..

До съема мы работали как одержимые. Когда камень раскололи на куски, понадобилось четыре мешка, чтобы их отнести. «Машкина фабрика», где сейчас работал Перун, стояла на другом краю полигона, и мы таскали свои мешки в поте лица, несмотря на прохладную сырую погоду. Дробление и промывка на столе заняли немного времени, но с сушкой и обратным перетаскиванием справились лишь незадолго до конца смены. В домике около прибора сидели Миша Зайцев и горный мастер Козырев. Остальные уже ушли, сдав металл, некоторые даже по полторы-две нормы: на полигоне оказалось немало богатых карманов.

— Где вы пропадали после обеда? — спросил Миша. — Что это такое?

— Это, Миша, — сказал я тихо, когда мастер вышел из будки, — больше полцентнера! Кондиция гарантирована, промыли на «Машкиной фабрике». Артура оставь на два дня в зоне, ему нездоровится. Нам с Петром пока ничего не надо, но если опять пошлют мыть, с нас норму не спрашивай, ладно?

— Хорошо. Подфартило вам! Где вы такое надыбали? Пойдем все-таки взвесим! Надо же знать, сколько сдадим за смену! — не ведал тогда Миша, что недолго осталось ему быть бригадиром — через три дня его, как я уже писал, до полусмерти изобьют в изоляторе, а его место займет немец по фамилии Фукс.