Попробовали сделать повязку из бинта — ерунда получается. Нужно столько бинта намотать на рукав, чтобы издали такая повязка выглядела белой!

— Мужики, давайте сделаем повязки из простыней! — подал кто-то идею.

— А чью простыню будем рвать? — поинтересовался осторожный и предусмотрительный Володя Быковский. — Свою я рвать не буду! Как потом за нее отчитываться? Постельное белье ведь когда-то надо будет сдавать?

— Эх, какие там простыни! Гори они ясным огнем! Живы останемся — будут новые простыни, будет все… А помрем — постельные принадлежности не понадобятся!

А действительно, что будет завтра? Кто останется жив, а кому суждено умереть? Эх, знать бы…

Мы стали ножами резать простыни и делать повязки.

— А может, повязать на обе руки?

— Ага, еще на ноги и на голову!

Но все-таки мы навязали белые повязки на каждую руку: береженого Бог бережет!

Наконец Титыч озабоченно посмотрел на часы и сделал знак в сторону лежащих на крайней койке бутылок:

— Орлы! От винта!

— Есть, от винта! — потирая ладони, оживленно крикнул Саша Иващенко.

Хозяйственный Усман, добродушный, начинающий полнеть опер из Туркмении, который с самого начала добровольно взял на себя обязанности, как он говорил, «буфетчика», стал колдовать над жестяными кружками. С серьезным видом, преисполненный сознания многозначительности и торжественности момента, он разливал по кружкам водку, отмеривал, подливал, чтоб всем досталось поровну.

Серега вскрывал штык-ножом банку с рыбьим паштетом.

Остальные слонялись по комнате, подтягивали ремни, копались в подсумках, возились с оружием — словом, выполняли те действия, которые вроде бы уже и не нужны, но которые создавали иллюзию занятости и хоть как-то помогали коротать время.

Кто-то из ребят стал возиться у потухшей буржуйки, пытаясь ее раскочегарить, чиркал спичками, шуршал бумагой от сухого пайка, но печь не разгоралась и дымила.

Комната слабо освещалась двумя горящими вполнакала электрическими лампочками. Пахло пылью, камнем, дымом и еще чем-то, что можно назвать запахом необжитого жилья. Под сапогами хрустел гравий. В этой недостроенной казарме мы прожили вот уже две с половиной недели.

— Ну, давайте, побыстрее разбирайте кружки, — сказал Усман. — А то на всех посуды не хватает!

Все подошли к табуретке, где вплотную, одна к одной, стояли армейские кружки, и начали их разбирать.

— Ну ты и молодец! — похвалил Усмана Серега. — Как точно разлил, просто фармацевт!

Держа в руках кружки, все повернулись к Титычу как к старшему. Тот откашлялся и произнес внезапно осевшим голосом:

— Удачи вам всем, ребята!

Чокаясь, молча сдвинули кружки. Выпили. Водка была холодная, наверное, качественная, но я не почувствовал ее вкуса. Все зашевелились, звякнули поставленные обратно кружки. Усман снова склонился над ними с бутылкой.

В это время полог прикрывавшей вход плащ-палатки откинулся и в комнату зашел Григорий Иванович Бояринов. За ним Борис Андреевич Плешкунов — большой практик и знаток по минно-взрывным устройствам.

Бояринов был одет в потертую коричневую кожаную куртку и синие летные штаны. На голове — спецназовская шапка с козырьком. Через плечо был перекинут ремень деревянной кобуры со «Стечкиным». Вид у него был недовольный, движения торопливые.

— Как дела? Вы готовы? Почему не получили «Мухи»? Немедленно пошлите кого-нибудь наверх, возьмите по две на каждого!

Кто-то из ребят выскочил в коридор, побежал на второй этаж, где в торце в темной комнатушке были сложены одноразовые гранатометы под безобидным названием «Муха».

Бояринов внимательно обвел всех присутствующих испытующим взглядом:

— Как настроение?

— Боевое, товарищ полковник!

— Молодцы! Скоро уже начнем. Главное: когда начнется стрельба — не стойте на одном месте, как мишени! Постоянно надо передвигаться! Помните, чему мы вас учили…

— Григорий Иванович, давайте с нами… — предложил Александр Титович, кивнув на кружки.

— Нет, ребята, спасибо, я уже…

— Григорий Иванович, давайте, ifo чуть-чуть! — загалдели мы.

— Ну, ладно… — Он взял кружку. — Вот! Как на фронте — наркомовские сто грамм!

— Ну, что… — Григорий Иванович опустил голову, помолчал. — Давайте выпьем за то, чтобы завтра утром всем нам за таким же… может быть, чуть побогаче, столом… в том же составе… — он обвел нас взглядом и продолжил, чуть повысив голос, — в том же составе встретиться вот здесь и поднять тост за нашу победу! Удачи всем!

Зимние дни короткие. Когда я вышел из казармы, было уже совсем темно. Небо затянуто темными тучами, звезд не видно. Дворец возвышался на своем холме, освещенный прожекторами.

Все было вроде бы как всегда. Однако каждый понимал, что сегодня должно случиться нечто из ряда вон выходящее. Именно сегодня, 27 декабря 1979 года, горстка бойцов в чужой стране, без тылов, без прикрытия, без хорошей огневой поддержки должна захватить столицу чужого государства. Не только захватить все важные государственные объекты, но и суметь продержаться, обороняя их, до подхода основных сил.

Из всех намеченных к захвату объектов стоявший перед нами дворец был, наверное, самым важным. Именно здесь, на втором этаже, вон там, где светятся окна, находился в данный момент хитромудрый, по-восточному криводушный, как и положено быть тирану, вероломный и властолюбивый глава нынешнего правительства Афганистана Хафизулла Амин. Сколько нас шло на штурм дворца? Из отряда «Зенит» нас было всего человек двадцать пять… И столько же из группы «А», которая на этой операции значилась как группа «Гром». Да человек двадцать пять солдат и офицеров «мусульманского батальона» — в основном механики-водители бронетехники, стрелки-операторы. И бронетехника: четыре поношенных БТРа и четыре БМП. Еще было прикрытие: на горках сидели снайперы, гранатометчики, которые должны были прикрывать нас огнем…

Мы должны захватить дворец. Амина необходимо уничтожить. Это приказ. И что бы каждый из нас ни думал по этому поводу, приказ должен быть, безусловно, выполнен.

Эх, если б можно было хоть одним глазком заглянуть в будущее! Посмотреть, что ждет нас хотя бы завтра утром.

Может быть, утром мы, гордые собой победители, будем вспоминать события этой ночи, попивать привезенную из посольства водочку, готовиться к отъезду домой. И нас будут поздравлять наши командиры. А проведенная нами операция войдет в историю спецслужб мира, и молодые слушатели в Высшей школе по учебникам будут изучать наши действия…

А может быть, все будет и не так. Все-таки нас слишком мало… Может быть, завтра утром наши обезображенные смертью, окоченевшие трупы будут стаскивать в кучу, выкладывать рядком. Осмотр и обыск тел ничего не даст: у нас при себе нет ничего, что могло бы нас идентифицировать, по чему нас можно опознать. Ни документов, ни записных книжек, ни каких-либо вообще бумаг. Только одежда и оружие. Наши, конечно же, откажутся от трупов наотрез: знать не знаем, слышать не слышали. Кто это такие? У нас таких не было! Это, наверное, представители вооруженной оппозиции, которые попытались устроить массовые беспорядки. Мы к этому не причастны…

Эх, знать бы… Хотя что даст это знание? Да ничего! Есть приказ, и его надо выполнять. Все будет зависеть от быстроты, натиска… Нам терять нечего! Мы лучше подготовлены в боевом плане! Мы должны победить!

БТРы «мусульманского батальона» уже выстроились в колонну. Фары потушены, двигатели работают. Возле складских помещений в ряд стояли грузовики с установленными на кузовах пулеметами и автоматическими гранатометами. По двору бегали связисты, тянули куда-то провода. Со стороны наша казарма казалась пустой и нежилой. Только приглядевшись, можно было увидеть, что кое-где в окнах, прикрытых изнутри плащ-палатками, виднеются полоски света.

Я докурил «Приму» и вернулся в комнату. Почти вслед за мной вошли несколько незнакомых нам людей в гражданских пальто и шляпах. Они поздоровались со всеми, пожали руку Титычу, о чем-то вполголоса с ним переговорили.