Спекулятивными махинациями занимались не только рядовые граждане. За преступления подобного рода, взятки и поборы были осуждены некоторые советники и ответственные работники представительств в ДРА. Коррупция и стяжательство, к сожалению, процветали и среди афганских коллег. Так они усваивали наш опыт, впитывали изъяны и недостатки наряду с тем положительным, чему мы их учили.
Пребывание ограниченного контингента советских войск открыло мне и многим другим глаза на состояние нашей армии. Принимая участие в расследовании криминальных дел, все больше приходилось убеждаться в том, что это уже не та армия, которой мы всегда гордились.
Войска 40-й армии все больше втягивались в боевые действия, так как создаваемая афганская армия была не в силах справиться с партизанской войной. Минные операции и налеты на воинские колонны требовали противодействия наших войск… Надеяться на афганцев было нельзя. Даже при поддержке наших подразделений они не могли успешно вести борьбу с душманами. По сути, в Афганистане велась гражданская война. Основным противником и виновником всех бед стали «шурави» — « неверные», вторгшиеся в страну. Афганский менталитет во все времена не принимал иностранных оккупантов. Создать и подготовить боеспособную армию было невозможно. Как уже говорилось ранее, из трех отловленных призывников двое дезертировали. Многие из них оказывались в отрядах моджахедов. Нелепо звучали декларативные заявления наших советников, как военных, так КГБ и МВД, покончить с бандформированиями в ближайший год-два. Причем давались обещания покончить с душманами к той или иной знаменательной дате (1 Мая или 7 Ноября). Многие советники начали понимать, что крупномасштабной войны с моджахедами не будет. Операции по отдельным отрядам бандитов должны проводиться конкретно, в рамках действий батальона. Планы совместных операций афганской армии и советских подразделений заранее становились известны бандитам. Срабатывали родственные связи и племенные отношения некоторых афганских командиров с моджахедами.
В первый год после ввода советских войск в операциях по борьбе с бандами принимали участие бойцы КГБ отряда «Каскад», а также отряда МВД «Кобальт». Среди сотрудников этих подразделений появились убитые и раненые. В одной из операций погиб мой приятель из Бреста (он участвовал в событиях декабря 1979 года) Саша Пунтус. Его группа попала в засаду. Были и другие случаи. Руководство КГБ в Москве приняло решение, запрещающее непосредственное участие «Каскада» в боевых операциях. Основная задача для него — ведение агентурной разведки.
Охрану объектов и дорог осуществляли советские воинские подразделения. Без этого невозможно обеспечить снабжение армии и нормальную работу промышленных и иных объектов. Войска ВДВ участвовали в боевых действиях. Причем самым строгим наказанием для десантника было его отстранение от операции. Были, к сожалению, и случаи предательства. Как-то была получена информация, что группа советских военнослужащих вступила в сговор с душманами в Кабуле и намерена продать им радиостанцию и оружие. Силами отряда «Каскад» предателей задержали, обошлось без жертв. После этого случая я с консулом прибыл к командованию Витебской воздушно-десантной дивизии. В беседе ее командир и начальник штаба затронули вопрос о формировании частей ВДВ.
В десантные войска попадали прежде всего смелые и отчаянные ребята. Но случалось, что их отбирали из числа отбывших сроки в тюремных лагерях. Многие из них становились хорошими бойцами, но над некоторыми довлело их преступное прошлое.
Как-то поздно вечером дежурный вызвал меня в посольство. Афганский патруль задержал советского солдата. Это был щуплый и наивный паренек из Вологодской области, которого призвали четыре месяца назад и послали в Кабул в строительный батальон 40-й армии. На вопрос, как он оказался на улице в незнакомом городе, солдат рассказал, что его вытолкали за ворота старослужащие, предварительно избив. Они заставляли его стирать белье и обслуживать их. Целый месяц он терпел проделки «дедов». Но, когда они стали склонять его к непотребному, солдат взбунтовался и был побит. Я позвонил дежурному по 40-й армии и сказал, что в посольстве находится солдат строительного батальона. Более двух часов я ждал посланца из штаба армии, после чего позвонил в комендатуру и объяснил ситуацию. Через 15 минут солдата отвезли на гауптвахту. Утром приехал капитан из штаба за солдатом, покинувшим свою часть. Пришлось его направить за солдатом в комендатуру. Как видим, «дедовщина» уже тогда не просто существовала, но и проникла в действующую армию.
О героических делах наших военных написано немало. Их подвиги оставляли надежду, что не все потеряно. Но бывало всякое.
В феврале 1980 года посол на самолете полетел в Термез с делегацией афганских руководителей во главе с вице-президентом Сарвари на строительство моста через Амударью под Хайратоном. На вокзале увидели толпу полупьяных, заросших щетиной солдат, которые заполонили вокзал, требуя отправки в Ташкент. Это были солдаты наспех сформированных частей, которых призвали в Афганистан из запаса по мобплану. Сорокалетние резервисты-вояки хвастались своими «подвигами». Хорошо, что эти части дошли только до Пули-Хумри. Комендант города не мог образумить солдат и навести на вокзале порядок. С полковником МВД Бруком нам удалось утихомирить солдат в зале ожидания и объяснить им обстановку. Брук закрыл зал ожидания, выставив милицейскую охрану. Хорошо, что афганская делегация пробыла на вокзале 10 минут и не обратила внимания на беспорядки.
Не многим лучше было положение в Кабуле. Гауптвахта не пустовала, военная комендатура старалась наводить порядок, но обстановка тем не менее в городе не улучшалась, а становилась все тревожнее. Меня беспокоили сигналы о том, что душманы покупают оружие у советских военнослужащих, которое они припрятывали после гибели своих однополчан. Однажды мне позвонил из города мой доверенный человек и сообщил, что в микрорайоне он был свидетелем продажи двумя нашими солдатами пистолета Макарова. Это происходило недалеко от дежурной части военных советников. Наряд дежурной службы задержал «торговцев».
За пистолет давали 6–8 тысяч афгани, за автомат Калашникова 25 тысяч. Оружие было и у некоторых наших специалистов, не говоря уже о советниках КГБ и МВД. Приезжающие корреспонденты первым делом просили пистолеты. Были случаи, когда эти пистолеты стреляли, то ли нечаянно, то ли умышленно, иногда пропадали. Случалось, что люди стрелялись, применяли оружие в пьяных ссорах.
В мою бытность в Кабуле таких случаев было несколько. В это же время было совершено несколько терактов в отношении советских граждан, проживающих в Кабуле. По линии посольства были изданы соответствующие приказы, проведены совещания руководителей советских коллективов. Но этого было недостаточно. В погоне за дешевыми товарами, сиюминутной выгодой наши люди на-рушали элементарные правила безопасности, появлялись в местах, где обеспечить ее было невозможно. Например, на так называемом Грязном рынке, куда ходить категорически запрещалось, была ранена чета геологов. Более серьезный случай произошел с советником представительства КГБ. Покупая товар, он не обратил внимания на террориста. Его заметил переводчик советника, помню его звали Павел, азербайджанец по национальности. Увидев, что террорист достал пистолет и наставил на советника, Павел выстрелил в афганца. Падая, смертельно раненный террорист успел выстрелить. Пуля попала советнику в ногу. Сотрудники Царандоя, прибывшие на место происшествия, не нашли в действиях советского переводчика каких-либо неправомерных действий. Руководство представительства долго не могло решить, что делать с Павлом — то ли награждать за мужественный поступок, спасший жизнь советника, то ли наказывать. Отправили на всякий случай в Союз. Через год он снова приехал в Кабул уже в качестве оперативного работника.
Аналогичный случай произошел с переводчиком А., спасшим жизнь партийного советника в Кандагаре.
Поведение переводчиков в сложных положениях часто определяло исход дела. Дари, на котором говорят афганцы, в Советском Союзе не очень популярный язык для обучения в вузах. В числе первых переводчиков часто выступали ребята из Таджикистана: таджикский язык близок к дари. В Кабул была направлена группа студентов Института стран Азии и Африки МГУ после третьего курса. Прямо со студенческой скамьи они попали в «горячую точку». Некоторые — в воинские части. Прибыл в Кабул и сын моего сослуживца по Пакистану Игорь Адамов. Начитанный, веселый парень, он очень нравился нашей семье. Моя дочь и Игорь подружились еще маленькими детьми в Карачи. Эта дружба продолжалась в Москве. Отец Игоря после Пакистана преподавал в Высшей школе КГБ, готовил диссертацию. Меня он просил присмотреть за сыном. Тот попал в группу переводчиков при афганском генеральном штабе. Ее составляли выпускники Военного института иностранных языков. Отец говорил мне: