Здесь, под забором, я малозаметен. Еще раз осмотреться, проверить фланги. Так. С правой стороны какая-то деревянная будка, сарайчик малюсенький. Очевидно, для садового инвентаря. Юрок допустил ошибку, не отметив на чертеже этот сарайчик. Там вплотную друг к другу поместятся два человека. Если обойдутся без секса, то их будет не видно и не слышно.

Два человека? Два человека поместятся там вполне, но их туда поставят только в том случае, если кого-то ждут. И инвентарь предварительно вытащат, иначе там и встать будет негде. Сейчас нас не ждут. Сейчас просто нет причин нас ждать, потому что мы предпочли появиться нежданными. Так должно было бы быть. А как будет в действительности?

Во дворе спокойно, как в городском парке утром, когда дворники еще не пришли, а гуляющие еще не проснулись. Чуть высунуться вперед. Еще несколько быстрых и внимательных взглядов. Все проверить! Абсолютно все...

Беззвучная перебежка. Хорошо, что дорожка бетонная, а не гравийная. По гравию бежишь, словно тебя сопровождает паровозный гудок – вся округа шуршание слышит. Теперь прижаться к углу. Даже вжаться в угол. Мне всегда нравились дома с такой замысловатой архитектурой. Вообще-то я отделяю украшательство от украшения. Но не бываю против первого, если мне предстоит работать с таким объектом. Всегда найдется в стене ниша, в которую можно вжаться и стать незаметным, или угол, за который можно спрятаться.

Нишу я нашел. Почти на самом углу. Посмотрел в сторону другого угла – заборного. При неверном свете луны там обрисовалась голова Юрка. Я взмахнул рукой. Только один раз. Этого хватило для тренированного глаза. Напарник моментально оказался по эту сторону. И выполнил все те же самые маневры, что выполнял минутой раньше я. Так же осмотрелся, вымеряя «мертвую зону», так же оценил возможную опасность со стороны. Школа чувствуется, и я даже ощутил легкую гордость за эту школу, в которой был главным преподавателем.

Еще один жест. Голова под луной кивнула. Юрок начал осмотр своей половины дома, я направился в противоположную сторону периметра. Моя задача сложнее. Мне следует пройти перед входной дверью из тяжелого металла. Металл прикрыт деревом, но это не прячет даже внешне основательную тяжесть. Не дверь, а крепостные ворота времен раннего очень романтичного Средневековья. Собаки или хотя бы одна из собак может оказаться там, сразу за дверью. Поэтому двигаться следует с мягкостью кошки. Что я и выполнил. И не забывал зацепиться взглядом за каждый возможный выступ, за каждое окно, примериваясь, приглядываясь, оценивая возможность бесшумного проникновения. Самое интересное было бы в ту комнату проникнуть, где зеленый ободок светился. Вот такого проникновения никто не ждет. Но бесшумно это сделать невозможно.

Не увидел я и другой возможности. Весь первый этаж закрыт плотно. В окнах стеклопакеты, которые взламывать трудно. Слишком высоки сами окна. И неизвестно, что там – за стеклом...

С Юрком мы встретились у лестницы в подвал. Напарник трижды категорично показал мне пальцем – только эта дверь. Возражений я не нашел, потому что сам пришел к выводу о трудности проникновения в другом месте, и первым спустился под козырек из черепицы на девять бетонных ступеней. По правде говоря, если существует только один-единственный путь, то надо быть готовым, что этот путь для тебя специально приготовили и ждут тебя за дверью с распростертыми объятиями.

Но иногда приходится выбирать и такой вариант. Обдуманно.

Обстоятельства заставляют!

Юрок за моим плечом, отстает на полшага. Я достал из кармана связку отмычек, протянул ему. Он усмехнулся в темноте и достал из своего кармана точно такую же связку, спокойно, словно всю жизнь этим занимался, приступил к колдовству над замком. Это заняло всего несколько минут. Петли хорошо смазали к нашему приходу – убедился я! – дверь даже не скрипнула, когда Юрок распахнул ее и посторонился, пропуская вперед старшего по званию. Но старший по званию не торопился.

Я сначала потрогал пальцем дверную петлю и сам палец в темноте понюхал. Так и есть, петли только-только смазаны. Ждут нас с нетерпением. После этого я со спокойной совестью оглядел двор у себя за спиной. И в голову пришла шальная мысль. Очень уж не понравилась мне будка-сарайчик для садового инвентаря. Я спокойнее отнесся бы к ней, если бы Юрок занес это архитектурное излишество в свой план. К тому же зачем я тащил с собой этот арбалет? Разве можно выпустить из рук оружие, не проверив его в деле?

На нас смотрела только задняя стена этого излишества. Тонкая дощатая стена, которую я под хорошее настроение кулаком без замаха пробью. А уж арбалетным болтом – тем более. Я вскинул арбалет и выстрелил.

Что-то стукнуло с более значительным и тяжелым звуком, чем звук, с которым болт пробил стену. Будка даже покачнулась. Не иначе болт сбил с ног паровую сенокосилку. Но разбираться я не стал.

Поймав удивленный взгляд Юрка, я шагнул за порог, не перезарядив арбалет на случай встречи с собаками. Более того, даже за спину забросив это экзотическое оружие, правой рукой оперся о стену и нащупал выключатель. Но свет зажигать не стал. Его и без меня есть кому зажечь. На ощупь спустился еще на пять ступеней, дальше пол пошел ровный, и я отмерил очередные пять шагов, когда за моей спиной выключатель, как я и ожидал, щелкнул. Неожиданный свет обязательно слепит, и невозможно сразу оценить обстановку. Но я к такому был уже готов. Арбалет я отодвигал в сторону левой рукой, чтобы не мешался, а правая достала из нарукавной кассетницы метательный нож. Я оборачивался на полупрыжке в тот момент, когда Юрок доставал что-то из-за спины. Я даже удивиться успел. Это оказался не обрез, который я видел раньше, а странного вида, в самом деле на обрез чем-то похожий, большой пистолет. По лицу Юрка я понял, что он нажал на спусковой крючок тогда, когда нож вылетел из моей руки. Выстрела я не услышал, но видел, как мой напарник упал – нож вошел ему в горло, и не спасла великолепная наетость шеи, а потом пол под моими ногами зашатался, куда-то поплыл, и я сам стал падать...

Легкоступову пришлось улаживать дело со сроком отставки в просящем режиме. А он выставляться просителем никогда не любил, даже будучи еще простым офицером. Но заставил себя, написал рапорт с просьбой разрешить сначала отгулять отпуск, потом готовить все необходимые документы для пенсии. Думал, что встретит такое же понимание, как встретил вечером в гараже, куда позвонил, чтобы вызвать дежурную машину. Это унижало и генеральские погоны, и простую мужскую гордость.

На удивление, в кадрах охотно пошли навстречу просьбе генерала. Поговорили с ним почти ласково, дали несколько советов насчет отдыха. Впрочем, о подобном предупредил накануне Решетов своим звонком, хотя не верилось в такое всемогущество. Всемогущество подтвердилось. Значит, шупальца организации тянутся и сюда. Длинные, чрезвычайно длинные и сильные щупальца. Тогда тем более необходимо заниматься этой организацией срочно и плотно, и посильное участие должен принять каждый, кто имеет возможность доступа. Невзирая на звания и должности. Даже генерал-отставник, каким Легкоступов уже считал себя. Воспитанный в годы, когда думалось, что миром и порядком в нем правят две соседствующие равноценные величины – руководство партии и КГБ, Геннадий Рудольфович по инерции не воспринимал всерьез никакую оппозицию. Оппозиция обязательно должна быть или полностью карманной, управляемой и с потрохами купленной, как сейчас происходит с парламентской коммунистической оппозицией, или врагом, с которым следует бороться и которого необходимо как можно скорее уничтожить. А уж любая тайная организация – это уже не оппозиция, это заговор, удар в спину. Сейчас партия сменилась правительством, президентом и их друзьями. Тоже своего рода партия, только не заявленная и не разрекламированная. На смену КГБ пришла ФСБ. И оппозицию терпят. Но тайную оппозицию терпеть нельзя. Тайная оппозиция – это все равно тот же самый заговор, против которого все существо Легкоступова рвалось активно и бескомпромиссно бороться. Но и бороться он привык втихомолку, без криков и глупых лозунгов, тайными методами. Сейчас подошло время именно такой борьбы. И весь свой опыт генерал готов был положить на это дело.