У посетителя не получилось возразить:

- Читаете мои мысли…

Вдруг где-то вдалеке послышался приближающийся собачий лай. При этом громкое дыхание Блэка регулярно сопровождалось едва слышными перерывчиками…

- Что он с ним сделал? – Фернок знал, Блэк был бешеным и беспринципным сукиным сыном, ведь сам пережил встречу с ним, но последующее откровение Мэлори могло удивить самых криминалистов…

- Запустил к нему пса служебной породы. Тот неплохо полакомился Стивеном, бесповоротно повредив часть наружного органа мочеполовой системы…

- Когда кого-то теряете, кого-то, кто послужил вдохновением, произносите только одно…

Гостю же, явно не наделенному даром телепатии, захотелось узнать, что вернее говорить мертвецам. Пробрало дикое любопытство.

- Я весь во внимании… - экс-полицейский с огромной признательностью за гостеприимство, право, заслуживающее

отдельной награды, галантно принял чай.

- Просите их о прощении. Делать это можно неустанно, пока язык не онемеет…

И без мелодично звучащих наставлений Хокинга Фернок часто это делал – просил.

Проведя чаепитие, входящее в ряд традиций гостеприимства у англосаксов, владелец одинокой усадьбы, оставленной ему от добропорядочных предков, заговорил о наболевшем – о предмете своей одержимости, о том, что невозможно перестать любить спустя годы.

Инстинктивно забравшись рукой в штаны, блондин вспомнил тот ужасный случай с псом, заново перенеся противоречие отношения.

- Я не… - возвеличение объекта, вознесение и уважение в свете нынешних событий, перевернувших реальность с ног на голову, казались ему невыполнимым обязательством, невозможным долгом, - Я не знал, что ее смерть – правда.

До сего момента Стивен считал “слухи” ложью, а слова ведущих – заказом врагов Мэлори, либо ее матери, антипиарной акцией, запущенной с целью подрыва репутации семейства Хейли. И хоть сомнения регулярно его посещали, рвали на части, будучи зацикленным певец верить отказывался, а узнавать, копать – себе дороже. Кому-то для спокойной жизни необходимы иллюзии, для таких людей, как Стивен, нуждающихся в ложном информационном поле, как правило, правда – камень на груди, мешающий дышать. И только.

Фернок, посчитав обязательным оказать парню несущественную психологическую помощь, дотронулся до его плеча и, присев рядом, признательно проговорил:

- Ты поступил на редкость достойно, не став обвинять Мэлори в случившемся. Я бы, может, и не смог так. Кто знает…

Хокинг, охваченный, западший, душевнобольной, часто предпринимающий с рвением, неправильно понял гостя и вспылил практически на пустом месте:

- Так, значит, вы не в той степени любили ее, в какой любил я? Так, значит, вы бы стали винить, если бы ее бывший мужчина сделал бы с вами то, что сотворил со мной, нанес бы аггравированный урон всей вашей жизни? – или, скорее, воспринял нездорово, гиперболизировано, как псих, - Что молчите! Я спрашиваю! Держите меня за какого-то полоумного, который несет чушь, который не смотрит на содержание и обращает внимание лишь на обложку?

Собеседник, не собираясь вступать с калекой в спор, был готов пойти на все, лишь бы тот немедля успокоился и перестал дергаться. Им руководили исключительно благие мотивы. Отнюдь не банальное желание заглушить крик, вернув былую тишину.

- Ты прав, возможно, а, вернее, скорее всего, ты любил ее больше, чем я. Ты во всем прав, Стивен, только присядь. Я, кажется, не давал повода нервничать…

Хокинг, признающий одиночество во всей его красе, полностью огородивший себя от общения, отказавшийся от давнишних контактов, от компаний, от светских вечеров, попросил экс-копа исчезнуть. Мол, одному ему значительно уютнее, чем с кем-то, кто неспособен любить также сильно, как он.

- Все-все-все, не стоит…

Гость ждал от него пересмотра собственного поведения, уместного самоанализа, каких-нибудь признаков рефлексии. Но ничего из перечисленного не проявилось.

Не скрывающий разъедающую печаль затворник, в которого превратился некогда успешный, подающий надежды музыкант-инструменталист, существовал в своем скромном мирке, никого не подпуская извне для поддержания абсолютной изоляции. Она была ему необходима, чтобы выжить, как кислород…

Фернок, изначально не планируя поднимать тему геройского подвига Хокинга, в свое время быстро простившего Мэлори, полюбившего ее с новой силой, поплатился за произнесенное.

- Ничего не говорите! Лучше молчите! Кто я такой, чтобы передо мной оправдывались, верно? – хозяин четко дал понять всеми своими жестами, телодвижениями, мимикой, что грезит о скорейшем исчезновении нежелательного гостя.

Собеседник не стал испытывать его терпение, поступив в точности так, как требовал Стивен, чья патологическая скромность – глубоко зарытое желание выглядеть героем в чужих глазах, дитя ряда совокупностей психологических и эмоциональных ощущений, именуемых “комплексами”.

Опомнившись, хозяин попросил визави простить ему психоз.

- О, премного извиняюсь, не хотел поддаться гневу. У меня это после того случая. Я и сам не заметил, как моя дружба с Мэлори из невинного увлечения превратилась в неприличный бзик…

Фернок вышел от Хокинга с таким скверным настроением, будто по нему дважды проехалась снегоуборочная машина, распластав по асфальту. Но все же у этого похода были свои плюсы – теперь точно ясно, что внешне нездоровый, дистофически худой и прихрамывающий Стивен непричастен к исчезновению Мэлори, и, по всей вероятности, к убийству ее родителей - тоже.

“Раньше я не разбирался в терминологии. Но недавно узнал одну истину: есть два разных слова: “прости” и “извини”. Это почти синонимы в современных языках, однако, изначально очень разные по смыслу слова. Часто гораздо легче сказать извини, чем прости. Извинить означает вывести из вины, сделать непричастным к совершенному плохому поступку.

А прости означает, что я виноват, я признаю свою вину, но отпусти мне ее, прими таким, какой есть, я постараюсь исправиться. Я считаю прости более подходящим словом, поскольку снять с меня вину невозможно. И в церквях люди просят Бога не извинить, а именно простить, принять, поскольку извинять людей бесполезно, они вечно наступают на одни и те же грабли”

Ферноку стало стыдно за то, что он посмел заподозрить тайного обожателя Мэл.

“Учитывая свои прошлые поступки, мне вообще запрещено о ком-то скверно думать.

К тому же я почти уверен, Стивен показал бы другую реакцию, если бы имел отношение к ДТП, и маской его имидж затворника быть, ну, просто не может. После подобной травмы нереально остаться нормальным, хотя… ему это отчасти удалось”

Следующее место, в которое отправился бывший полицейский – улица Шейна и Доурса, пятый перекресток, где случилась авария, в ходе которой погибла девочка. Появившись там, Фернок внимательно осмотрел место, но, как и ожидалось, ничего подозрительного не обнаружил, по крайней мере, в течение первых десяти минут.

Сутки назад он узнал, причину ДТП так и не установили. Очевидцы, те, что более-менее помнят ЧП, также ничего полезного, такого, что могло бы существенно облегчить задачу следователей, не заметили. На вопрос, видели ли они черноволосую девушку в машине на момент аварии, ответ не предоставили. Вряд ли что-то возможно разглядеть, когда стандартное легковое такси мчится на скорости чуть выше средней.

Фернок постарался задействовать всю энергию собственного мозга, чтобы не уйти с пустыми руками и опущенной головой, изображающей неудовлетворение. В нее, кстати, норовили проникнуть различные идеи, как бредовые, маловероятные, так и допустимые, умеренно правдоподобные. Приходилось экспериментировать, не забывая о соизмерении желаемых результатов и суровой реальности.