– За подбитую дичь! Кстати, а где же эти утки? – Толкал тост Павел Витальевич и одновременно уточнял про закуску.

– С легким паром! – Прозвучал новый тост от Егора Аристарховича. – Лялька, закусь неси!

В один подход вазочки были опустошены. Пока господа задирали головы к верху для заглатывания напитка, на столе неожиданно появилась закуска. Девушка Лялька незаметно накрыла на стол скатерть и поставила тарелки с закуской. Холодец из говядины, салат из свежих овощей на семечковом масле, студень из свинины с петрушкой был съеден мгновенно, следом со стола уходила в животы квашеная капуста, жареная картошечка, помидорчики, огурчики. Заботливый хозяин откупорил бутылку белого полусладкого вина и налил в чистые бокалы доверху.

– Дорогой мой, Павел Витальевич, должен вам признаться, что я виноват перед Вами и готов исправиться. Вы меня просто спасли, правда-правда. Не перебивайте меня. Именно спасли. Я ведь думал, что Вы приедете ругать меня, морду бить, а Вы такой порядочный господин, человек, вот. Не задолго до кончины папенька Ваш был у меня в гостях. Он был очень хорошим человеком. И Вы весь в него. Правда.

– Да, признаться и я думал о Вас плохо. Приеду, думаю, а Вы мне на дверь укажете, мол, убирайся вон, пока цел.

– Не-е-е. Все не так. Дорогой мой, не печальтесь за свой урожай, я все компенсирую, хотите деньгами, хотите натурой отдам, помогу по осени, как скажите. Угу? Вы меня уважаете?

– Вас, уважаю! Вы благородный человек. Да, господин своего слова! Наливайте еще, выпьем за нас!

– За уважаемых людей!

Бутылка белого вина быстро закончилась. Господа, чувствуя нужду, отправились в уборную. Павел Витальевич шел за хозяином по бесконечным коридорам, лестницам, комнатам, пока вдруг не увидел перед собой спину довольно красивой женщины в красном облегающем атласном платье с низким вырезом на спине в туфлях с длинными каблуками. Она настолько быстро вышла в коридор из комнаты, что оказалась между мужчинами. Егор Аристархович, напевая военный марш, уже успел завернуть за угол, а Павлу Витальевичу мешала пройти эта милая особа с длинными каштановыми волосами. Она повернулась, оперлась одной рукой о стену, а другой в свое бедро, один ее глаз был скрыт под нависшими на лицо локонами.

– Тише, я хотела бы с вами кое о чем поговорить. Не зайдете на пару минут сюда. – Ее низкий и нежный голос подкупал своей доступностью.

– Я, вообще-то, шел в туда, но раз вы просите, то можно и поменять свои планы. – Пролепетал Павел Витальевич, словно попал под гипнотическое воздействие.

– Ну, конечно, идите, но на обратном пути я вас очень жду. – Таким же таинственным голосом сказала женщина и вложила свой розовый платочек Павлу Витальевичу глубоко в карман брюк таким образом, что задержавшаяся ненадолго ее рука в глубине кармана успела совершить ощупывающие движения.

Павел Витальевич дошел до уборной, не встретив в ней никого. Он сделал свои дела, потоптался на месте у зеркала и пошел обратно. Проходя, мимо одной из открытых комнат, он увидел спящего Егора Аристарховича. Он лежал с задранными ногами на спинке дивана и сильно храпел. Это показалось обидно – оставлять гостя в чужом доме совершенно одного и без внимания, поэтому барин направился туда, где его ждала симпатичная особа, очевидно приходящаяся супругой Егора Аристарховича.

Разговор с женщиной оказался коротким. Она просто хотела мужчину. Павел Витальевич был молод, силен, энергичен, вынослив, как конь, в отличие от Егора Аристарховича, а это и надо было для возбуждения страстного аппетита у его жены. Женщина, давно не получавшая своей порции ласки, готова была на любые безумные поступки, чтобы отомстить мужу и получить долгожданные удовольствия. Молодой барин не сопротивлялся ни в чем, он охотно принимал все ее постельные правила, терпел и за это получал ожидаемое удовольствие. Жена Третюхина оказалась ненасытной сексуальной извращенкой. Когда молодой человек разорвал на ней платье, она вылила на себя флакон оливкового масла с духами и растерла по себе. Ее красивое тело стало блестящим и скользким. Павел Витальевич сорвался и потерял над собой какой-либо контроль. Женщина вытворяла такие театральные эротические постановки, каких раньше молодому человеку не доводилось видеть. Очевидно, сказывался опыт работы в борделях, куда молодому человеку не приходилось заходить раньше. После многочисленных удовлетворений, окончательно утомив теперь и жену помещика до глубокого сна, барин на цыпочках вышел из ее комнаты со своими вещами в руках. Посетил еще раз уборную, где оделся и вернулся в гостиную. Здесь он взял с кресла клетчатый шотландский плед, прилег на кожаный диван и сам крепко уснул напротив потрескивающего камина.

Утром Павла Витальевича разбудил голос Егора Аристарховича, который сидел на полу у дивана и тихонько жаловался на свою бесовку жену.

– Она меня совсем не любит. Понимаете? Игнорирует мое присутствие, не пускает в свою комнату, а ведь она все еще моя жена, перед богом клялась, чертова проститутка. И зачем я ее из дерьма вытащил? Простите, соблазнился…

– Да не печальтесь Вы так, – стал успокаивал его барин, – все образуется, сейчас вот соскучитесь, друг по другу, и вновь будет мир и согласие.

– Вот, держите дружище деньги, я не хочу быть перед вами в долгу. Это пятьсот рублей за ущерб. Этого хватит?

– Ну, конечно хватит, дружище.

– И еще, теперь мы с вами друзья, ну там на полевых работах коли чего нужно, приходите, обязательно помогу. – Стоя на коленях у дивана продолжал помещик.

– Встаньте же с коленей Егор Аристархович, Вы ставите меня в неравное положение. Увы, я сегодня покину Вас, попросите, пожалуйста, запрячь лошадей.

– Пойдемте, позавтракаем, а потом отправляйтесь в путь. А то оставайтесь настолько, сколько захотите. У меня есть чем заняться. Салют, например. Цыганей хотите шумных? Ай-на-не, на-не, на-не! Мы еще на рыбалку не ходили… А у меня в пруду такие карпы водятся! – Третюхин рубанул ребром ладони по локтю.

Голова гудела после вчерашней пьянки, поэтому застольные сто или двести граммов крепкой чачи пришлись, как нельзя кстати. Сытого и пьяного Павла Витальевича слуги погрузили в бричку, а Егор Аристархович расцеловал на последок его в десна. Лошади тронулись и покатили бричку с молодым барином в сторону города Ярославля.

Стоял пасмурный летний день. После утреннего ливня земля пропиталась водой, дороги развезло. На постоялый двор заехала крытая бричка, запряженная двумя лошадьми. Куры и гуси бросились в стороны, уступая место гостю. Из открывшейся дверцы показались начищенные яловые сапоги, в которые были заправлены полосатые штаны. Баба с корзиной грязной картошки остановилась, чтобы поклониться почтенному гостю. Из сарая вышли два волосатых, бородатых мужика по пояс раздетые. Они тоже нагнулись в поклоне, но по очереди время от времени поглядывали на вылезающего нежданного гостя исподлобья. Неспешно, вслед за полосатыми штанами из брички вылезло темно-коричневое драповое пальто и серьезная белобрысая голова владельца всего этого гардероба.

Барин – Павел Витальевич показательно достал из кармана розовый носовой платочек и громко, протяженно хрюкая, высморкался. В это время мимо проходил полуглухой кузнец Семен. Он согнулся в поклоне и пятился в ту сторону, куда направлялся по делу. Сморкание ему показалось похожим на выход газов у лошадей, и он громко прокомментировал.

– О, как перданула, ага. Кормят лошадей в чужих краях, ага, чем попадя. Совсем скотину не жалеют. Ага, не жалеют. – Кузнец явно шутил, но сквозь эту шутку в голосе чувствовалась душевная забота о животных.

Павлу Витальевичу стало стыдно, что его поступок приняли за естественную нужду лошадей. Он только что приехал из общества культурных господ, поэтому еще не привык к деревенской простоте. Барин скомкал платок в кулак и спрятал в карман.

– Эй, кузнец! Куда пошел? А ну подь сюда! Давай, давай иди сюда! – Крикнул удаляющемуся кузнецу барин.