Взгляд Викторенко теплел, когда он смотрел на своих хлопцев. Николай, Монетов, Гордей Завалий и Славка Щербицкий не подведут. Заявит о своем мастерстве первоклассный сварщик, пригодится смекалка плотника, и найдется дело электрику.

Рядом с хлопцами сидел Сергей Пядышев. Уткнув голову в полу меховой куртки, сладко похрапывал после ночной смены.

Викторенко старался представить, где разорвало трубу. Осенью, когда прилетал с Луневым, прошагал по тундре до скважины все пятьдесят километров.

Из кабины вышел второй пилот и объявил:

— За бортом пятьдесят три градуса!

Сообщение не вызвало радости. Пятьдесят три градуса имеют разное измерение: в поселке или в открытой тундре! Каждый из летящих в самолете ощущал глухие удары ветра и судорожное дрожание расчалок между крыльями. Если трубу разорвало недалеко от поселка — это еще подарок. А если в тундре — беда! А если на дне озера?

Ан-2 подбрасывало вверх, потом швыряло вниз. Летчики с трудом удерживали машину. За окнами густела темнота, и снег медленно синел.

Викторенко несколько раз посматривал на часы. Летчики не укладывались в расчетное время. Невольно подумал: не сбились ли с курса? Хватит ли горючего до Таза? Наверное, радист рыбозавода уже отбил не одну тревожную телеграмму, сообщая о пропавшем Ан-2 с ремонтной бригадой. Иван пока никому не высказал свои сомнения, чтобы зря не волновать парней. Завидовал безмятежному сну Пядышева.

— Морозец будь-будь, — сказал глухим голосом Егор Касаткин, обращаясь к Викторенко. Ему хотелось расположить к себе начальника комплекса, но он не знал, как продолжить разговор, и хмурил лоб. С дружками проще. Можно болтать о закуске, показать, как зубами легко поднять стакан с водкой. Или начать ругать бормотуху. По привычке вытащил из пачки сигарету, поймав настороженный взгляд Викторенко, виновато улыбнулся. Размял сигарету в пальцах.

— Морозец будь-будь!

— Злой мороз!

— Не то сравнение, — в разговор вмешался Николай Монетов. — Дурной мороз!

— В тундре даст нам чертей, — Гордей Завалий зябко поежился.

Ан-2 зашел на посадку в кромешной темноте. Снежный наст как зеркало отражал сверкающие созвездия. Звезды накрыли землю рыболовной сетью, и каждая ярко горела, как вбитая навечно круглая шляпка большого гвоздя.

Горящие костры помогли летчикам определить землю.

Ремонтников встречал директор рыбозавода. Он был простужен и то и дело шмыгал синим носом.

— Заждались мы вас. Не поселок, а госпиталь. Все расхворались. Завод остановили.

— Когда разорвало трубу? — спросил нетерпеливо Викторенко.

— Три дня, однако, — сказал, протискиваясь, Сэвтя. Он начал обходить прилетевших рабочих и здоровался. — Ань-дорова-те! Однако, прилетели. А где мой приятель Никипор? Башка-мужик! — Обрадовался, когда узнал Викторенко. — Иван, ты? Сегодня, однако, чаи гонять не будем. Газ убежал!

— Директор, а мороз будь-будь! — Егор Касаткин решил обратить на себя внимание. — В такой мороз вы любой день сактируете, а нам придется работать. Без горючего долго не выдюжим!

— Не беспокойтесь, распорядился. Уходил — повариха пельмени лепила.

— Порядок, — обрадовался Егор, сбивая с бороды сосульки. — Всосем по стакану водки и поиграемся с пельмешками. А разобраться, при таком закусе и двух стаканов мало!

— Где трубу разорвало? — Викторенко плечом отодвинул сварщика, мысленно обругав себя: Касаткина, видно, могила исправит. — Придется перекрыть скважину. На чем добираться?

— Трактор есть, но, боюсь, его не завести. С осени стоит. Тракторист улетел на Большую землю. Оленей дадим. Две мерки надо пробежать!

— Две мерки? — удивился Монетов. — Это что же — сорок километров?

— Когда сорок, а в другой раз — пятьдесят. Сэвтя с вами поедет за каюра. Он у нас специалист по газу.

Аварийную бригаду разместили в клубе. Около круглой бочки из-под солярки лежали нарубленные покрышки. Ими топили, как березовыми поленьями. Пахло резиной. В воздухе хлопьями летала сажа.

Сдвигая лавки к стене, Сергей Пядышев заметил:

— Печка есть, ну чем не санаторий, и спать ляжем но отбою!

Наступило утро, но света за окнами не прибавилось. Небо было затянуто тучами, снег не слинял, оставался по-прежнему синим.

Сбивая с кисов снег, вошел Сэвтя.

— Ань-дорова-те, мужики! Однако, газ ловить пора!

— Не ловить, а загонять в трубу, — поправил Викторенко. — Сэвтя, а ты здорово подрос. Был маленький-маленький, а сейчас вон как вымахал. Выше меня стал!

— Загонять, — захохотал рыбак. — Пусть загонять. Однако, надо ехать, олешки стынут!

Уселся Викторенко на нарты. Сэвтя взмахнул хореем. Понесли олени. В центре хор с ветвистыми рогами, а по сторонам впряжены важенки. Не узнал Викторенко знакомый поселок. Не узнал и знакомую тундру. Осенью все здесь выглядело по-другому. Дома казались выше, собранные из крепких бревен, а тундра тогда поразила его своими щедрыми цветами и позолотой листьев на березках и ивках.

Сейчас дома по крыши утопали в сугробах, похожие на огромные кочаны капусты. Над трубами, завиваясь кольцами, вились черные дымы. На снег летела липкая сажа.

В серых сумерках Викторенко не заметил, когда кончился день и наступила ночь. Сэвтя останавливал нарты. Олени кормились и снова мчались вперед, взвихривая снег. Несколько раз Викторенко засыпал и снова просыпался. Сначала он обо всем спрашивал каюра, а потом замолчал: у него смерзлись губы. Не помнил, когда добрались до скважины и им удалось закрыть заслонку.

В клуб Викторенко ввалился под утро. Валенки стучали, как железные. При каждом шаге с меховой куртки, шапки и бровей срывались искрящиеся снежинки. Говорить не мог, только мычал.

Из-за спины Викторенко выглядывал Сэвтя. Малица и черные волосы в снегу. Иней от тепла начал таять, и волосы заблестели.

— Однако, сегодня мороз кусался! — сказал Сэвтя, осторожно оттаивая налипший иней с ресниц. — Однако, трубу закрыли! — Начал стучать кисами, стараясь согреть замерзшие ноги.

— Иван, ней скорее чай! — Со всех сторон потянулись к Викторенко кружки с черной горячей заваркой.

— Сэвтя, и ты грейся. Держи кружку!

Викторенко выпил подряд, не отрываясь, три кружки.

Начал немного согреваться. Лицо покраснело, над верхней губой заблестели капельки пота.

— Промерзли до костей. Хорошо, Сэвтя помог закрутить заслонку, а то бы один не справился. Трубу порвало как раз на озере. Новую нитку надо тянуть! — сказал Викторенко.

— А трубы где? — спросил Гордей Завалий.

— Сэвтя обещал показать.

— Сэвтя сам трубы возил. Место Сэвтя найдет! — с достоинством сказал ненец.

— А разве нельзя вварить кусок? — спросил Монетов, вспомнив случай на Сосьве.

— Новую нитку надо тянуть. Весной вспучит лед, и снова будет обрыв, — заключил Викторенко. Посмотрел на красную, раскаленную печку. Подвинулся ближе.

— Начальник, в виде авансика надо бы всосать, — заискивающе произнес Касаткин.

Викторенко сделал вид, что не слышал. А Сэвтя тихо сказал:

— Пьяный рыбак плохо, пьяный ясовей — плохо. Однако, газ давай. Бабам совсем плохо. Однако, ребятишкам беда!

— Касаткин, слышал, что сказал Сэвтя? — озабоченно спросил Викторенко. Посмотрел на рыбака. Тот едва держался на ногах, пальцами рук раздирая слипшиеся глаза. — Сэвтя, спать. А вам, мужики, досыпать. Подыму на работу раньше, чем у нас в Андреевке пастух выгонял стадо!

Не меряны километры в тундре, а особенно в месяц Большого обмана. Сколько бы ясовей ни вглядывался в небо, ему не увидеть ни солнца, ни звезд. Даже объезжая свое стадо, оленевод может заблудиться. Безмолвна снежная пустыня. Тяжелые облака придавили землю, концами зарываясь в снег.

Второй день мела пурга. Злой ветер гнал перед собой облака снега, сбивал людей с ног, но они упрямо двигались вперед. Сэвтя несколько раз предлагал Викторенко зарыться в снег и вместе с оленями в куропачьем чуме переждать погоду. Но напрасно он для убедительности цокал языком. Викторенко настойчиво шагал вперед. А за ним с тем же упорством все остальные. В серой мгле и снежной коловерти давно было утрачено представление о времени. Нитка старых труб служила направлением и не давала возможности заблудиться. В одном месте она лежала сверху наста, в другом ее приходилось откапывать из снега.