У бедного Колина хватает своих тайных переживаний, так что ей следовало бы посочувствовать ему.

— Чудесный вечер, — заметила она, глядя на золотой свет вокруг, который спокойно струился с бледнеющего голубого неба и заливал сельский пейзаж. — Люблю это время дня, когда знаешь, что совсем скоро наступит блаженная прохлада!

Через несколько дней после второго визита Джульетты в резиденцию погода испортилась, и первый из живительных ливней, которых земля не знала вот уже много месяцев, резко понизил температуру. За ним последовал настоящий потоп и сильная гроза.

Последняя наполнила Джульетту страхом, потому что в бунгало с огромными окнами негде было от нее спрятаться, и сильно встревожила, так как девушка никогда не могла смириться с тем, что грозы — всего лишь явление природы. Они приводили ее в душевное оцепенение, где и когда бы ни случались.

А в стране, где стояла такая иссушающая жара, и солнце исчезало из виду только в конце дня, буйство стихий, когда до него доходило, неизбежно становилось делом нешуточным. В течение нескольких часов молнии перечеркивали небо, слышалось ворчание грома, каждые несколько секунд раздавался оглушительный, словно от взрыва, грохот, будто небеса разлетались на части, а вода отовсюду проникала в дом, пропитывала ковры и даже капала кое-где с потолков. Поскольку потолок в комнате Джульетты был одним из наиболее уязвимых, ей пришлось сменить комнату и спасать одежду, чтобы она не пропала окончательно к тому времени, как утихнут самые сильные грозы.

Ей еще предстояло узнать, что так продолжается несколько дней и только после того, как ярость стихии истощится, а темная масса туч, закрывавшая голубое небо, уползет прочь, в «Зеленые поляны» вернется покой. Вся Манитола будет наслаждаться свежестью, которая придет за дождями.

Поначалу Джульетта никак не могла поверить, что после такого буйства стихий небо может настолько быстро проясниться; когда же после долгих ненастных дней она впервые ощутила мягкость солнца, то едва могла поверить, что это все та же Манитола. Ее уверяли, что после дождей погода будет превосходной, и теперь она могла увидеть и почувствовать это сама.

Как только дождь, наконец прекратился, она вышла в сад и, хотя ее и потрясли разрушения, ей хотелось широко распахнуть объятия навстречу прекрасному, теплому вернувшемуся солнцу. Было раннее утро, потрепанные розовые кусты пахли как-то особенно сильно и волнующе, намокшие газоны издавали благоухание, которое она жадно вдыхала. Все сверкало, словно кругом были рассыпаны бриллианты, а каждое дерево и травинка были в десять раз зеленее, чем раньше. Не было ни пыли, ни ее удушающего горячего запаха, ни опасности получить солнечный удар, гуляя без шляпы.

Это действительно напомнило ей июнь. Необыкновенно прекрасный, жизнеутверждающий английский июнь.

Колин взял ее с собой в поездку по ферме, чтобы выяснить, какой ущерб причинил дождь и порывистый ураганный ветер, сопровождавший его. В целом они отделались достаточно легко, и Колин доложил отцу, что на этот раз дожди обошлись с ними снисходительно, и не понадобится раскошеливаться, чтобы заплатить за новые заборы, или крыши подсобок, или сараи, или что-либо еще. Каким-то чудом все осталось вполне цело.

Некоторые из их ближайших соседей пострадали больше, и постепенно стали приходить вести о полуразрушенных усадьбах и утонувшем во время наводнения скоте. Сильно пострадала ферма Фортескью, а также Грант-Кэрью; но многие фермеры отделались легким испугом, и среди них, к тихому неудовольствию общественности, был Майкл Грейнджер.

Произошло это большей частью благодаря тому, что все его постройки были сделаны настолько добросовестно и за ними так тщательно смотрели, что не было почти никакого риска, что они развалятся. На следующее утро по окончании дождей он приехал в «Зеленые поляны» на «лендровере» и поздравил Колина с тем, что все обошлось так благополучно. Колин мог бы быть и более любезным, раз уж его приехали поздравить. Но он только сердито глянул на гостя, предложил ему выпить, так как не мог избежать этой малой толики вежливого гостеприимства. Поскольку Роберт, его отец, нянчил в своей комнате распухшее колено, Колину пришлось играть роль хозяина. Однако он сбежал в первый же подходящий, по его мнению, момент, пробормотав что-то про починку проволочных заборов.

Джульетту оставили развлекать гостя, но она была не особенно рада этому по двум причинам. С тех пор, как она видела его в последний раз, ей сделала предупреждение Кларисса Грэхем. А во время последнего свидания он сказал что-то о том, что хочет снова поцеловать ее. Одного этого было достаточно, чтобы она смущалась при каждом взгляде на него.

Она задумывалась о предупреждении Клариссы Грэхем много раз и не была уверена, стоит ли вообще обращать на него внимание. Прежде всего, Кларисса пыталась оградить выбранного ею мужчину от любого случайного проявления женского внимания; а если Майкл Грейнджер действительно был на грани помолвки с ней, то он вел себя очень странно для обрученного — или почти обрученного — человека.

Впервые пригласив Джульетту в свой дом, он поцеловал ее… и, хотя, казалось, он действительно пожалел об этом, как только моментальное влечение, заставившее его слишком фамильярно обращаться с гостьей, улетучилось, причиной тому — Джульетта готова была поклясться — были вовсе не муки совести. Ведь Кларисса видела, как он удалялся в сад с Джульеттой, и если они были связаны какими-то обязательствами, то ей должно было показаться странным, что они отсутствуют так долго.

То же самое произошло в резиденции. И хотя сестра губернатора и видела все, но не попыталась вмешаться, ни когда Грейнджер опять повел хорошенькую вновь прибывшую в лиловые тени сада, ни когда, вернувшись, держал ее за руку так, будто не допускал и мысли о том, чтобы отпустить ее.

Нет, подумала Джульетта, Кларисса слукавила, когда сказала, что они с Грейнджером готовятся вступить в брак. Вполне возможно, она и задумала свадьбу, но, очевидно, мужчина еще не успел увязнуть до такой степени, что ему пришлось бы расплачиваться за свои действия. А если он и планировал жениться на Клариссе когда-нибудь в отдаленном будущем, то еще не принял окончательного решения, иначе он не поддался бы искушению поцеловать другую молодую женщину, которую, по его собственным словам, находил привлекательной.

Он был сильным человеком, человеком с определенными принципами, иначе Боб Марни не относился бы к нему с одобрением. Но, как бы то ни было, оказавшись с ним наедине по прошествии недели, Джульетта жалела, что не может встретить его взгляда без ощущения болезненной неуверенности, потому что не знала, что он думает или чувствует… особенно чувствует!

На ней были аккуратные темно-синие брюки и белый свитер, придававшие ей холодный и отчужденный вид. Или, по крайней мере, он так подумал, потому что заметил, что она не очень-то рада видеть его.

— Я думал, просидев здесь взаперти несколько дней и не видя никого, кроме дяди, кузена и Кибоко, ты будешь рада появлению нового лица, — тихо, что было ему совершенно не свойственно, сказал он. — Я бы приехал раньше, но у меня было много своих забот. Надеюсь, ты не думаешь, что я… пренебрегаю тобой. — И он как-то странно улыбнулся.

Это было настолько неожиданно, что она не могла не удивиться.

— Безусловно, у тебя есть свои заботы, — ответила она и натянуто добавила: — Но я не вхожу в круг твоих забот, разве нет?

— Разве нет?

Выражение его лица не изменилось, но он так смотрел на нее, что она вдруг усомнилась, удастся ли ей оставаться холодной и бесстрастной. Ей пришлось быстро отвести взгляд, чтобы не встретиться с ним глазами, и сосредоточиться на одном из окон, словно ее вдруг привлекло веселое великолепие сада.

— С тех пор как мы познакомились, были моменты, когда я мог бы поклясться, что ты была бы рада моему неожиданному приезду, — спокойно заметил он. — Но, разумеется, я мог ошибиться.