— Вам не следовало этого делать, — сказала она и сама не узнала свой голос. — Я здесь гостья… ваша гостья!

— Истинная правда, — согласился он.

— А вы… вы едва знаете меня!

— Как давно ты знаешь Колина? — спросил он голосом, не менее бесстрастным, чем его глаза.

— Всю жизнь.

— В таком случае нельзя ожидать, что эффект будет настолько же электризующим, не так ли? — И он повернул к дому. — Думаю, нам лучше присоединиться ко всем остальным.

Пока они шли обратно к дому, он не делал никаких попыток взять ее за руку, но был глубоко погружен в себя. Настолько глубоко, что даже не предупредил ее, когда они подошли к коротенькой лесенке вниз. Ее мысли тоже были далеко, и она вполне могла бы скатиться по ступенькам и, по меньшей мере, вывихнуть коленку, если бы он внезапно не очнулся от раздумий и не обхватил ее рукой за талию.

Дойдя до последней ступеньки, он, казалось, с раскаянием отпустил ее.

— Мне очень жаль, — торопливо пробормотал он. — Пожалуйста, прости меня.

Даже к тому времени, когда они дошли до дома и присоединились к гостям, а Кларисса Грэхем взглянула на нее со странным выражением, Джульетта никак не могла понять, имел ли он в виду, что сожалеет о поцелуе или о том, что слишком задумался и не предостерег ее по пути обратно.

Всю следующую неделю никто не тревожил Джульетту на новом месте, и ей удалось более или менее успешно устроиться в «Зеленых полянах». Дядя был в восторге, что ему не приходится ни с кем ее делить. Колин, казалось, приветствовал ее присутствие за столом и отдых в большом кресле на веранде, когда он возвращался домой после работы на ферме, но в целом было вполне очевидно, что их давним отношениям пришел конец.

Они были хорошими друзьями. Они любили друг друга как двоюродные брат и сестра — ни больше, ни меньше. Боб Марни верно разобрался в ситуации и про себя вздыхал над развеявшейся мечтой. Теперь уже было маловероятно, что Джульетта когда-нибудь станет не просто его племянницей, но и невесткой.

Но он был человеком, реально смотрящим на мир, и на него гораздо большее впечатление произвело то, что Джульетта перестала считать Колина своим будущим мужем, чем то, что его сын нарушил негласное обещание, данное Джульетте. Хотя в данный момент Колин этого не понимал — или не хотел в это верить, — его привязанность к Клариссе Грэхем пройдет. Он просто проходил через тот этап, который проходили многие молодые люди, встретившие женщину более взрослую и очень красивую. Когда-нибудь, когда она отнесется к нему с пренебрежением в неподходящий момент, он очнется и обнаружит, что все это было воздушным замком и он ничуть не был в нее влюблен.

Что же касается желания жениться на ней, сама мысль об этом покажется ему тогда дикостью.

Именно потому, что он твердо знал это, Боб Марни был готов искренне пожалеть своего сына в один прекрасный день; но он знал, что ему никогда не придется излить сострадание на Джульетту.

Со времени ее приезда на Манитолу она сильно изменилась. Она обнаружила, что существуют миры внутри миров и другие причины выйти замуж, кроме симпатии к кузену. И она постоянно задавала вопросы про Майкла Грейнджера.

Джульетта могла только предположить, решил ли Грейнджер, что не мешало бы дать ей возможность спокойно привыкнуть к новому месту, но так или иначе она не видела его до конца недели. Затем, когда приглашения так и посыпались, она встретила его снова.

Но сначала она ездила на обед к Грант-Кэрью, где он не присутствовал, а потом она ездила на ленч к Фортескью, каталась на лошадях с Амабель, дважды заходила в клуб, но не видела ни его, ни миссис Грэхем. Потом пришло первое приглашение в резиденцию губернатора, где узкому кругу избранных предлагалось пообедать и испытать на себе изысканное внимание сэра Питера Уорбертона, губернатора.

Сэр Питер был пожилым обаятельным человеком, любил женщин, но не имел ни малейшего намерения снова жениться только и единственно потому, что остался вдовцом. Во-первых, его здоровье оставляло желать лучшего, а, кроме того, проведя много лет под рукой очень властной женщины, он был рад делать все по своему усмотрению. Его сестра прекрасно умела развлекать гостей и, безусловно, придавала очарование резиденции. Пока она была готова помогать ему и поддерживать его, он был вполне счастлив.

Пожалуй, даже счастливее, чем когда-либо за прошедшие годы.

Он был особенно любезен с Джульеттой, и она решила, что ей нравится его изысканная внешность. Он выглядел точь-в-точь так, как, по ее представлению, должен выглядеть губернатор. То есть у него были седеющие волосы, правильные черты лица, низкий, хорошо поставленный голос, изящная фигура, он имел привычку сдержанно жестикулировать и всегда казался спокойным. В те времена, когда Британская империя была более обширной, он бы далеко пошел, причем в обществе гораздо более многочисленном, чем то, что было на Манитоле, а дамы, которых было бы гораздо больше, преследовали бы его еще более беспощадно.

В сложившейся ситуации Манитоле повезло, что он был на ней губернатором. Все понимали, что придет день, когда больше не останется отговорок, позволяющих ему удерживать свой пост, и с приходом этого дня резиденция губернатора опустеет.

Он взял Джульетту под свою опеку и показал ей огромную бальную залу в резиденции, которая теперь использовалась очень редко, и комнату, где давались официальные банкеты для прессы. Все здесь производило большое впечатление и слегка пахло нафталином, а в меблировке преобладал викторианский стиль. Джульетта сочла ветхие знамена в аудиенц-зале слегка печальными, полотняные чехлы, защищавшие позолоченную мебель в бальной зале, наводящими уныние, но в целом экскурсия по резиденции под покровительством хозяина дома ей понравилась.

Несомненно, она понравилась бы ей еще больше, если бы среди гостей не было Майкла Грейнджера. Она была почти уверена, что он приедет, но надеялась, что в другом настроении, и поможет ей освоиться в новой для нее обстановке, а не будет таким, как во время их первой встречи, — очень сдержанным, спокойным, отчужденным и критичным.

Когда он здоровался с ней за руку, его глаза ничего не выражали. Он сохранил прохладное отношение к ней в течение всего вечера и, хотя за обедом сидел рядом с ней, предоставил другому ее соседу развлекать ее разговором, а сам сосредоточил свое внимание на очень полной даме в лиловом атласном платье, которая, казалось, была усыпана бриллиантами и разговаривала с ним громким властным голосом, который был слышен во всей комнате.

Потом, когда великолепие просторной столовой осталось позади и они вернулись в гулкую гостиную, где был сервирован кофе, Джульетта обнаружила, что он сидит у нее за спиной. Но он спокойно, невозмутимо курил сигарету и, очевидно, не имел ни малейшего намерения обращаться к ней, пока она не повернулась и не встретилась с ним глазами, — он определенно смотрел на нее сквозь поднимавшиеся вверх завитки дыма. Что-то в выражении ее слегка раскрасневшегося лица заставило его подойти и сказать, скорее всего, первое, что пришло ему в голову.

— Вы выглядите какой-то потерянной. Вас впервые пригласили в гости к губернатору?

Она кивнула. Его тон показался ей презрительным, будто он подозревал, что дома в Англии она ведет весьма заурядную жизнь.

— Однажды я была в Английском консульстве в Мадриде, когда ездила туда на каникулы, но этот визит был связан всего лишь с моим паспортом. Обычно я не вращаюсь в избранных кругах, — сказала она невозмутимо.

Он стоял у ее локтя и смотрел на нее сверху вниз. На ней было одно из очаровательных новых вечерних платьев, и выглядела она восхитительно. На другом конце комнаты Кларисса Грэхем, одетая в туалет от Диора, смотрелась очень эффектно и представляла собой весьма опасную приманку для молодых людей вроде Колина Марни, которые слетались к ней, как мотыльки на пламя.

Но хотя, как обычно, она была окружена толпой поклонников, смотрела она на Джульетту и мужчину, который не выказывал особого желания продолжать разговор, практически навязанный ему против его воли.