Этот толчок извне дал миру не капиталистический Запад. Объективные внутренние противоречия мировой системы империализма, в которой Россия оказалась слабейшим звеном, и революционные силы России во главе с партией Ленина уже после Энгельса привели к победе Великого Октября. Октябрьской социалистической революцией, достижениями СССР на фронтах мирного строительства, замечательными военными победами советского народа были созданы реальные материальные и политические предпосылки для обновления социальной жизни других стран без обязательного прохождения всех кругов капиталистического ада. В этом смысле выводы Энгельса о возможности ускоренного процесса развития отдельных стран к социализму, минуя капиталистическую стадию, можно считать примером замечательного научного предвидения, которое подтверждено живой исторической практикой.

Энгельс с величайшим благоговением относился к Марксу, к его трудам. Пережив Маркса на 12 лет, он, естественно, больше, чем Маркс, видел практические доказательства жизненной силы и триумфа марксистских идей в международном рабочем движении. Его радовали новые успехи рабочего класса в борьбе с капиталом, рост и возмужание социал-демократических партий, их интернациональное сплочение. И он не раз говорил: как порадовался бы всему этому Маркс.

Однако Энгельсу ни в малейшей степени не было свойственно чувство самодовольства и успокоения. Жизнь не стояла на месте. В ногу с ней должна развиваться и теоретическая мысль. «Наша теория, – указывал Энгельс, – не догма, а разъяснение процесса развития…»[178]. В работах Энгельса последних 10 – 15 лет мы находим многочисленные разъяснения новых явлений в экономике капитализма, которых не мог наблюдать и которые не мог обобщить Маркс.

В поле зрения Энгельса неизменно находилось экономическое положение Европы и Америки.

На основе данных о промышленности и торговле он констатировал близкий конец промышленной монополии Англии. Безраздельному господству английских промышленников и торговцев на мировом рынке все более реально стали угрожать, начиная с 60-х гг., Германия, Франция, США.

Промышленный переворот в Германии был ускорен революцией 1848 – 1849 гг., которая, несмотря на свою незавершенность, ознаменовалась все же известными буржуазными достижениями. Промышленность проделала огромный прогресс в период правления Бисмарка, после успешных войн с целью объединения страны «железом и кровью». Объединением «сверху» были поставлены на службу молодому капитализму германского рейха ресурсы прежде разрозненных государств. Развитию промышленности способствовали внешние средства, грабительские контрибуции, которые платила Германии поверженная Франция («французские миллиарды»).

В числе фактов, благоприятствовавших промышленной революции в Германии, Энгельс отмечал воровство товарных образцов за границей и особенно – «выжимание переходящей всякие границы прибавочной стоимости путем жестокого давления на заработную плату», то есть чрезвычайно высокую норму эксплуатации[179].

Немецкие рабочие, отмечал Энгельс, обычно продавали свою рабочую силу ниже ее стоимости. Соединение земледелия с промышленной деятельностью, наличие небольших земельных участков, к которым были прикованы рабочие, вынуждало их соглашаться на какую угодно плату за труд. Отсюда относительно благоприятные шансы немецких экспортеров на внешнем рынке. Обширные возможности вывоза, в свою очередь, стимулировали производство. Будучи прикрепленными к собственному «дому» вблизи больших городов, рабочие были вынуждены брать на себя тяжелые ипотечные долги, они никуда не могли уйти и становились фактическими рабами своих хозяев[180].

Другим катализатором германской промышленности была фискальная и таможенная политика. «Налог на водку, премия за экспорт сахара, пошлины на хлеб и мясо, перекачивающие миллионы из народного кармана в карман юнкеров; покровительственные пошлины на промышленные изделия, введенные как раз в тот момент, когда германская промышленность собственными силами и в условиях свободной торговли завоевала себе положение на мировом рынке, пошлины, введенные явно лишь для того, чтобы фабрикант мог продавать свой товар внутри страны по монопольным ценам, а за границей – по бросовым ценам; вся система косвенных налогов, давящая всей своей тяжестью на беднейшие слои народа и почти не затрагивающая богатых, непомерно растущее налоговое бремя для покрытия расходов на непрерывно увеличивающиеся вооружения…»[181].

Бывшая колония Англии – США в сравнительно короткий исторический срок превратилась «из страны независимых крестьян в центр современной промышленности»[182], в развитую капиталистическую державу. Эта богатая, обширная, развивающаяся страна с чисто буржуазными учреждениями благодаря некоторым особенностям становления капитализма, географическому положению, обилию природных богатств уже в XIX веке прославлялась как воплощение капитализма совершенно особого рода и даже как государство, стоящее выше классового антагонизма и классовой борьбы. Энгельс наперекор этой апологетике американской исключительности утверждал, что хваленый «буржуазный рай на земле» – далеко не рай, а по меньшей мере чистилище. Если пролетариат США не окажет сопротивления, то капиталистическая Америка станет в скором времени таким же адом, каким уже прослыла, например, Англия[183].

Причины, образующие пропасть между классом рабочих и классом капиталистов, одинаковы и в Америке и в Европе. Средства для устранения этих причин тоже одинаковы.

В качестве особой черты политических институтов США Энгельс отмечал факт исключительной коррупции государственного аппарата. Подкуп, широко практикуемый промышленниками, в совокупности с экономическими тенденциями, которые в конечном счете сильнее политики, действуют в направлении полного подчинения экономической и политической жизни страны своекорыстным интересам крупного капитала. Буржуазно-демократический республиканский строй США Энгельс считал классическим образцом такого государства, где богатство, заправилы бизнеса, пользуется своей властью косвенно, но зато тем вернее, «в форме прямого подкупа чиновников»[184].

В результате бурного развития капитализма, роста крупной промышленности в Германии, Франции, России, и особенно в США, процесс капиталистического производства со всеми его противоречивыми и катастрофическими проявлениями распространился на гораздо большую территорию, чем когда он был ограничен преимущественно Англией. Вместе с расширением масштабов мирового рынка в значительной степени обострились основные его проблемы.

Особое место в последних работах Энгельса занимает анализ таких важнейших политико-экономических проблем, как новые формы обобществления производства и капитала и связанные с этим образование «братского союза биржи и правительства», тенденция к огосударствлению некоторых предприятий и отраслей народного хозяйства, слияние силы крупного капитала с силой буржуазного государства. В.И. Ленин отмечал, что Энгельс настолько внимательно следил за видоизменениями новейшего капитализма, что сумел предвосхитить некоторые особенности и задачи империалистической эпохи[185].

На глазах Энгельса доживала свой век «прославленная свобода конкуренции». Все больше и больше становилось исключением частное капиталистическое производство. Отдельные предприниматели уступали дорогу капиталистическому производству, ведущемуся акционерными обществами. Акционерные общества перерастали в тресты, которые подчиняют себе и монополизируют целые отрасли промышленности. А с образованием трестов, монопольно владеющих подчас целой отраслью промышленности, «прекращается не только частное производство, но и отсутствие планомерности»[186].