В буржуазной литературе достаточно всякого рода домыслов и измышлений по поводу причин краха плана «молниеносной войны». Среди основных версий в ней фигурирует так называемый «географический фактор» в виде пространственных, климатических и прочих «неблагоприятных» условий Советского Союза, а также военная некомпетентность Гитлера. Сегодня ряд буржуазных историков признает и авантюризм немецко-фашистской военной стратегии в целом, но только как результат опять-таки «роковых ошибок».
Порочность версии о «географическом факторе» как причине провала блицкрига не вызывает сомнений. Зной, пыль, грязь, мороз, большие расстояния — все это условия, которые одинаково воздействуют на обе воюющие страны. Не они определяют ход и исход гигантских сражений. Эту истину признают и некоторые буржуазные историки. Исход битвы под Москвой, отмечают они, обусловили действия «способных советских военачальников» и «непреклонных, как сама смерть», советских солдат.
В качестве «более убедительной» версии многие фальсификаторы истории выдвигают концепцию единоличной ответственности Гитлера за крах плана «молниеносной войны» ввиду его военной некомпетентности.
В вину фюреру вменяется отказ от ведущего стратегического принципа сосредоточения основных сия на решающем направлении и недооценка им значения захвата Москвы. Такая недооценка якобы имела место как до, так и после начала агрессии. Это, утверждают битые гитлеровские генералы и их последователи, и привело к «потере темпа» наступления немецких войск, их «бездействию» в августе — сентябре 1941 года и в конечном счете к тому, что победа была «упущена».
Однако и старые и новые «критики» Гитлера кривят душой. Москва фигурировала как цель № 1 во всех вариантах плана «Барбаросса», который не был результатом творчества одного лишь фюрера. Отвергнув один вариант плана нападения на СССР, предусматривавший безостановочный «марш на Москву» (план Браухича), Гитлер одобрил другой вариант, разработанный в генштабе вермахта (вариант Лоссберга) и предусматривавший еще большую концентрацию сил против главной цели — Москвы.
Полностью противоречит фактам и версия, согласно которой блицкриг подвело к краху волевое решение Гитлера от 21 августа 1941 года о повороте части сил группы армий «Центр» в сторону флангов советско-германского фронта. И дело здесь отнюдь не в «воле фюрера».
Не далее как 4 июля Гитлер под влиянием июньских успехов вермахта декларировал: СССР «практически… войну уже проиграл». 4 августа, то есть всего через месяц, его тон резко изменился. Если бы перед войной я знал о силе Красной Армии, заявил он, мне трудно было бы «принять решение о необходимости нападения на СССР». Дело в том, что уже к 18 июля сухопутные войска вермахта потеряли 110 тысяч человек, 50 процентов первоначального состава танков, 1284 самолета. Упорной обороной на реке Луге советские войска остановили, а затем на три недели сковали группу армий «Север». На подступах лишь к Киеву оказались скованными 17 дивизий группы армий «Юг», которая безнадежно отстала от действовавшей слева от нее группы армий «Центр».
Но и группе армий «Центр» советские войска навязали боевые действия, вошедшие в историю как Смоленское сражение и длившиеся два месяца. Своей активной обороной они, несмотря на значительные потери, сорвали замысел гитлеровского командования в первые же недели войны уничтожить главные силы Красной Армии. В результате, встретив на главном, Московском стратегическом направлении, прочную оборону, враг бросился выправлять положение на своих флангах, особенно на южном.
Ставка гитлеровцев на «быстрый развал» Советского государства, его Вооруженных Сил оказалась не более чем авантюрой. И именно этот аспект буржуазная историография, бездоказательно настаивавшая на «случайном характере» краха блицкрига, предпочитает замалчивать. Игнорируя невиданную стойкость и упорство советских войск в ходе активной стратегической обороны, реакционные историки предпочитают делать акцент на значительных потерях, понесенных ими в первые недели войны, не останавливаясь перед измышлениями об их «паническом бегстве». Одновременно они широко пропагандируют версию о «последнем батальоне», которого не хватило-де немецким войскам, чтобы войти в Москву, забывая о том, что сотни «последних батальонов» были истреблены под Москвой в октябре — ноябре, когда операция «Тайфун» уже провалилась.
«Московская битва была проиграна нацистами еще до прихода больших морозов», — сделал вывод западный исследователь, бывший начальник генштаба вооруженных сил Франции О. Гийом. Общие потери вермахта на всем Восточном фронте до начала советского контрнаступления 5 декабря 1945 года составили 750 тысяч человек, 2851 танк и штурмовое орудие, 5180 самолетов.
Но Гитлер и его фельдмаршалы гнали своих солдат вперед. Почему? У гитлеровцев были свои основания действовать авантюрно. Кризисное состояние вермахта отражало кризис военной экономики фашистской Германии, которую подгоняли под авантюрную стратегию блицкрига, рассчитанную на 6–8 недель борьбы. Гитлеру и его окружению надо было платить по векселям, которые им выдали те, кому они обещали быструю победу над Советским государством.
Однако «чуда» не произошло. Гораздо реалистичнее, чем гитлеровские фельдмаршалы, оценивал, например, шансы немецких войск, рвавшихся к Москве, ефрейтор Отто Залфингер. В письме, найденном при убитом, говорилось: «До Москвы осталось очень немного. И все-таки мне кажется, что мы бесконечно далеки от нее… Сегодня мы шагаем по трупам тех, кто пал впереди: завтра мы станем трупами…»
Фальсификаторской является и версия о «громадном численном превосходстве» советских войск, которое наряду с помощью западных союзников якобы и принесло им победу под Москвой. Она игнорирует цифры и факты: накануне контрнаступления немецко-фашистские войска превосходили советские, исключая авиацию, в живой силе в 1,5 раза, в артиллерии — в 1,4 раза, в танках — в 1,6 раза. Тем самым делается попытка умалить выдающийся успех советского командования, сумевшего правильно выбрать время и направления главных ударов, обеспечить их внезапность путем скрытого осуществления перегруппировок и сосредоточения стратегических резервов, а также героизм советских воинов.
Что касается объема экономической помощи со стороны США и Великобритании, то он далеко не соответствовал огромному вкладу советского народа в срыв гитлеровского плана «молниеносной войны». В октябре — ноябре 1941 года Советский Союз получил менее 0,1 процента всей американской помощи, которую США оказывали другим странам на основе закона о ленд-лизе. На 24 декабря 1941 года США выполнили лишь одну четвертую часть взятых ими на себя обязательств. Аналогичная картина наблюдалась и с военными поставками из Англии [73].
Такое положение имело место на фоне непрерывных перебросок гитлеровским командованием дивизий с запада взамен разгромленных на советско-германском фронте. До 21 декабря 1941 года на восток были переброшены 21 дивизия и 15 бригад. Иначе говоря, блицкриг был сорван силами и средствами советских людей.
Крах блицкрига свидетельствовал не только о том, что германский империализм поставил перед собой цели войны, явно не соответствующие его возможностям. Дело прежде всего заключалось в том, что 22 июня 1941 года он столкнулся с социалистическим государством. С самого начала агрессия против СССР была обречена на провал. Точка зрения о Советском Союзе как «колоссе на глиняных ногах», который развалится при первом ударе, свидетельствовала о непонимании монополистическими кругами и военно-политическим руководством Германии природы социалистического строя, экономических и военных возможностей социализма, которые в сочетании с верностью его идеалам советских людей, сплотившихся вокруг Коммунистической партии, и явились тем решающим преимуществом, обеспечившим разгром гитлеровских войск под Москвой и победу советского народа в войне с фашистской Германией в целом.
