На следующий день получил повреждения самолёт лейтенанта Келли. Лётчик не справился с управлением и разбился.

Плачевное состояние польской армии, отходившей к Висле, требовало срочного вмешательства.

5 июля в г. Спа состоялась конференция представителей союзных армий. Участники заслушали доклад Военного комитета Антанты о неудачах на Восточном фронте. Поражение Пилсудского грозило разрушить всю систему Версальского мира в Европе. Москве был предъявлен ультиматум лорда Керзона, министра иностранных дел Великобритании. От советского правительства потребовали немедленно прекратить военные действия против поляков и заключить перемирие с генералом Врангелем. Крым предлагалось объявить нейтральной зоной.

Помимо шагов официальных последовали меры неофициальные. В Киеве, оставленном поляками, вдруг взлетели на воздух склады с боеприпасами. Внезапный пожар уничтожил склады военного имущества в Москве, в Хорошеве. В Белоруссии обрушился железнодорожный мост через р. Плиссу. Волна диверсий последовала на крупных предприятиях оборонного значения… Политбюро ЦК РКП(б) срочно командировало на фронт председателя ВЧК Дзержинского. Он подхлестнул деятельность особых отделов. Первые же аресты выявили хорошо продуманную систему подпольных групп. Иосиф Виссарионович тогда впервые услышал хлёсткое, как щёлк бича, название организации «Джойнт». Задержанный в Минске агент Цукерман рассказал о своих связях с главой белорусских сионистов Хургиным. А некая Цешковская, арестованная на явочной квартире, дала показания о том, что террористы готовили покушение на члена РВС И. В. Сталина.

Наглый ультиматум Керзона вызвал мощную волну протестов в республике Советов. «Лорду — в морду!» А 19 июля в Петрограде открылся II конгресс Коминтерна. Съехалось более 200 делегатов, представляющих пять континентов планеты. Работа конгресса проходила под ликующие донесения с фронта. Красная Армия неумолимо приближалась к стенам Варшавы. Судьба столицы панской Польши не вызывала никаких сомнений. Делегаты конгресса повторяли пламенные строки приказа молодого Тухачевского, командующего войсками Западного фронта:

«Через труп белой Польши лежит путь к мировому пожару. На своих штыках мы принесём трудящемуся человечеству счастье и мир. Вперёд на Запад! На Берлин!»

Конгресс работал неторопливо — целых три недели. Эти дни были временем триумфа Зиновьева, надменного «хозяина» Петрограда. Он распорядился повесить в зале огромную карту и каждое утро сам зачитывал фронтовую сводку. 1 августа советские войска форсировали Буг. Падения Варшавы ждали со дня на день.

Из Харькова пришла срочная телеграмма Раковского:

«Товарищи Тухачевский и Смилга выехали в Варшаву».

Делегатами овладел приступ восторженной эйфории. Они единогласно приняли текст «Манифеста»:

«Международный пролетариат не вложит меча в ножны до тех пор, пока Советская Россия не включится звеном в Федерацию Советских Республик всего мира!»

В этот же день состоялась грандиозная демонстрация на Марсовом поле, у могил жертв Великого Октября.

Никогда ещё победа Мировой Революции не казалась такой близкой, почти что осязаемой. Укреплялось убеждение в том, что совсем скоро центральный штаб Коминтерна переедет сначала в Берлин, а затем и в Париж. Победоносные дивизии Красной Армии неминуемо появятся на берегах Ла-Манша и Гибралтара.

25 июля в Варшаву прибыл генерал Вейган, специалист по стратегической обороне. Он застал Пилсудского в подавленном состоянии. «Первый маршал Польши» мучительно переживал свой позор.

— Сколько дивизий вы привели с собой? — спросил он француза.

— Ни одной, — был ответ.

— Тогда зачем вы приехали? — вспылил Пилсудский. Генерал Вейган сделал вид, что не заметил панского хамства. Он не собирался препираться с этим потерявшим голову авантюристом. Его сюда послали для спасения трудной ситуации, он этим и займётся.

Генерал потребовал полевую карту и материалы фронтовой разведки.

Одного взгляда на карту было достаточно, чтобы понять: красные воюют на фу-фу. В частности, генерал сразу определил самое уязвимое место наступающих — Мозырскую группу. Как же они умудрились наступать по расходящимся направлениям? Вместо удара сжатым кулаком пытаться поразить растопыренными пальцами!

Война не терпит наплевательского отношения даже к самым незначительным мелочам. Поэтому война — высокое искусство, а не примитивное ремесло.

Вейган указал на самую мощную и маневренную группировку русских — Первую Конную. Будённого следовало сковать в боях, тем самым лишив наступающих основного преимущества. По его совету Литовскую, Галицкую и Луцкую группировки войск свели в один кулак и направили его в лоб Первой Конной. В итоге под городом Броды завязалось ожесточённое сражение.

В первые дни августа ход военных действий по-прежнему бодрил Москву. Поляки отступали. Даже осторожный Ленин в эти дни счёл возможным приоткрыть краешек глубоко продуманного плана: «Штыками прощупать, не созрела ли социалистическая революция пролетариата в Польше?» Сомнений вроде бы не оставалось: созрела.

30 июля в Белосток приехали из Москвы Ф. Дзержинский, Ю. Мархлевский, Ф. Кон, Э. Прухняк, И. Уншлихт. Они вошли в состав Временного революционного комитета Польши и рассчитывали через несколько дней оказаться в Варшаве.

1 августа Красная Армия освободила Брест-Литовск.

На следующий день Москва настолько уверовала в близкую победу, что на заседании Политбюро было постановлено переключить Юго-Западный фронт на Крым, на Врангеля. С добиванием поляков справится один Тухачевский.

Вечером 2 августа Сталин получил телеграмму Ленина:

«Только что провели в Политбюро разделение фронтов, чтобы Вы исключительно занялись Врангелем. В связи с восстанием на Кубани, а затем и в Сибири опасность Врангеля становится громадной… Я Вас прошу очень внимательно обсудить положение с Врангелем и дать Ваше заключение. С Главкомом я условился, что он даст Вам больше патронов, подкреплений и аэропланов».

Телеграмма показалась Сталину легкомысленной. Война — занятие серьёзное. Враг ещё не разбит, он по-прежнему опасен, словно раненый зверь.

По первым же впечатлениям Иосиф Виссарионович составил тревожное письмо в Центральный Комитет и, предостерегая от легкомыслия, требовал обратить внимание на состояние польского тыла.

Он писал:

«Ни одна армия в мире не может победить (речь идёт о длительной и прочной победе) без устойчивого тыла. Тыл для фронта — первое дело, ибо он, и только он, питает фронт не только всеми видами довольствия, но и людьми — бойцами, настроениями, идеями. Неустойчивый, а ещё более враждебный тыл обязательно превращает в неустойчивую и рыхлую массу самую лучшую, самую сплоченную армию. Тыл польских войск в этом отношении значительно отличается от тыла Колчака и Деникина к большой выгоде для Польши. В отличие от тыла Колчака и Деникина тыл польских войск является однородным и национально спаянным. Отсюда его единство и стойкость. Его преобладающее настроение — „чувство отчизны“ — передаётся по многочисленным нитям польскому фронту, создавая в частях национальную спайку и твёрдость. Отсюда стойкость польских войск».

Сталин предупреждал, что польский поход не будет «прогулкой», как бахвалились троцкисты из РВС.

«Вредно самодовольство тех, кто кричит о „марше на Варшаву“, тех, кто горделиво заявляет, что они могут помириться лишь на „красной советской Варшаве“».

Через несколько дней Иосиф Виссарионович набросал проект «Циркулярного письма ЦК РКП(б)». Он предложил рассмотреть его на заседании Политбюро, Москва, писал он, находится в плену недобросовестной информации командующего Западным фронтом и принимает безответственные решения «в сторону продолжения наступательной войны».

Сталин отчётливо сознавал, что на этот раз он возражает не только Троцкому, но и Ленину.

Телеграмма Ленина о разделении фронтов так подействовала на Сталина, что он с досадой стукнул по ней кулаком. В крайне раздраженном состоянии он принялся писать ответ.