В отличие от армии и населения, реакция польских правительственных кругов на ввод советских войск в Восточную Польшу с самого начала была резко негативной. Польский посол в Москве Гжибовский пытался протестовать против текста Заявления советского правительства, которое ему зачитал в Кремле В. Потемкин. Под предлогом, что польское правительство якобы нормально исполняет свои обязанности, посол заявил, что аргументы советской стороны, поясняющие ввод войск намерениями взять под защиту жизнь и имущество «единокровного населения», являются безосновательными.
В тот же день, еще формально пребывая на польской территории, правительство Второй Речи Посполитой перед будущим побегом в Румынию попробовало выдавить из себя протест: «Польское правительство протестует против изложенных в ноте мотивов советского правительства, поскольку польское правительство исполняет свои нормальные обязанности, а польская армия успешно дает отпор врагу»[318]. Это было, мягко выражаясь, не совсем правдой. Показательно, что впервые указанный «протест» удалось обнародовать больше, чем через неделю после побега, и то далеко за пределами Польши.
Нормами права допускается аннулирование межгосударственного договора, если государство-контрагент прекращает существование. Кстати, именно такой аргумент содержала советская нота, зачитанная польскому послу в ночь на 17 сентября 1939 г.
Действительно ли польское государство прекратило свое существование и насколько для этого приложило руки советское политическое руководство?
Львовские историки Л. Зашкильняк и М. Крикун утверждают, что «попытки специальных советских войск захватить в плен польских государственных служащих завершились неудачей»[319]. В работах западных авторов встречаем другую распространенную версию советского намерения решить проблему польского правительства — за день до обнародования советского Заявления от 17 сентября (то есть 16 сентября 1939 г.) советский полпред М. Шаронов будто бы покинул польский правительственный обоз за два часа до немецкой бомбежки. Так, по логике qui prodest, не исключено, что сама Москва дипломатическими каналами передала немцам ориентиры для бомбового удара по польскому правительству с целью его физического уничтожения (на самом деле же отъезд Шаронова имел место еще 10 сентября).
Действительно ли Кремль был заинтересован в таком развитии событий? Что давало Москве физическое уничтожение или плен (кстати, именно на пути в Румынию диверсионной группой был перехвачен небезызвестный ген. В. Андерс) членов польского правительства руками чужими или собственными?
Международное право не признает прекращение существования государства, если его высшие органы продолжают поддерживать государственный суверенитет в эмиграции.
В противовес надеждам Е. Рыдз-Смиглы, что румыны 17 сентября 1939 г. пропустят польское командование и польское правительство через свою территорию во Францию, румынские власти под давлением Германии и СССР интернировали это правительство и верховное командование на свою территорию[320]. Это интернирование польского правительства не дало ожидаемого в Москве (да и в Берлине) эффекта прекращения существования субъекта международного права.
Интернированный властями Румынии президент Польши Игнаций Мосцицкий, не имея свободы передвижения, определил в соответствии с действующей Конституцией 1935 г. своим преемником В. Длугошевского, а далее пребывающего во Франции Владислава Рачкевича, бывшего председателя польского сената.
Новоназначенный президент Речи Посполитой уже 30 сентября 1939 г. окончательно огласил о том, что им создано новое правительство Польши под председательством премьера В. Сикорского (генерал-беженец добрался в Париж 22 сентября 1939 г.). В состав правительства, находящегося во французском городке Анже (Anger), вошли представители разных групп польской эмиграции: от т. н. «Фронт Морж» (Сикорский, Кароль Попель, Витос), т. н. Группы Торгового банка (Залесский, Соснковский) и от ряда мелкобуржуазных партий. В тот же день В. Сикорский сформировал полный состав Кабинета министров, безотлагательно признанный как действующее правительство Польши правительствами Франции и Великобритании. США признали его 2 октября 1939 г.
Тогда же, 30 сентября 1939 г. польский посол в Лондоне Е. Рачинский подал английскому министерству иностранных дел ноту протеста, в которой от имени новосозданного правительства заявил, что Польша никогда не признает акт насилия и во имя справедливости будет бороться за освобождение оккупированных территорий. Героическая оборона Варшавы, Вильно, Львова, Гдыни и Молина доказывают, что Польша хочет быть свободной и независимой[321].
Обратим внимание, что из 5 названных в ноте символов польской «героической обороны» два попали в советскую (Вильно был вскоре передан Литве) зону вторжения. Как вытекает из текста ноты, польское эмигрантское правительство буквально с первых часов своего существования не делало принципиальной разницы межу оккупацией немецкой, открытой, и вводом советских войск, камуфлированного под т. н. Освободительный поход.
Что касается советских структур власти, то осенью 1939 г. Москва твердо стояла на том, что Польша прекратила свое существование, как субъект международного права. Территория ее посольства и консульских представительств в Ленинграде, Киеве и Минске не была передана под опеку третьего государства, как это принято в практике дипломатических отношений при сохранении признания факта существования субъекта международного права, а изъята на пользу СССР. Польский консул в Киеве Е. Матусинский исчез в подвалах НКВД[322], другие консульские работники, благодаря вмешательству немецкого посла Шуленбурга, получили разрешение на выезд из СССР. 11 октября 1939 г. польские дипломаты во главе с бывшим послом в СССР В. Гжибовским прибыли в Финляндию.
Возникает далеко не академический интерес вопроса, действительно ли польское государство прекратило свое существование как субъект международного права по утверждению советского правительства? Обратимся к мнению такого признанного знатока международного права, как А. Фердросс:
«IV. Беспрерывность существования государств. (…) Государство продолжает существовать в понимании международного права даже и тогда, когда она временно не владеет центральной властью
(…)
b) Это бывает даже в том случае, когда государство во время войны полностью оккупировано;
с) (…) Государство может перенести тотальную иностранную оккупацию с намерением аннексии, как это вытекает с автоматического возрождения Албании, Эфиопии, Австрии, Чехословакии, после изгнания сил, которые ее аннексировали. Поэтому аннексия, осуществленная международно-неправомерным способом, не уничтожает международно-правовое государство, но временно его приостанавливает (suspendiert).
V. Прекращение существования государств. Суверенное государство перестает существовать, если оно станет членом другого государства, аннексируется другим государством (…) Государство не перестает существовать в результате государственного переворота или революции. Даже захват противником всей ее территории (debelatio) сам по себе не приостанавливает существование побежденного государства, даже если его и продолжают защищать союзники, или страна, что победила, не имеет намерения аннексировать побежденную. Поэтому государство остается тем же субъектом международного права, пока народ не будет остаточно поглощен другим государством или же разделенный несколькими государствами»[323].
При любых подходах к оценке международно-правового значения Народных собраний (об этом будет разговор далее) следует, однако, признать, что в конце сентября — в начале октября 1939 г. польское государство продолжало де-юре существовать как субъект международного права (понятно, что в довоенных границах), а правительство, созданное в эмиграции, было легитимным и имело право представлять Польшу.
