— Вот как! И даже получил.

Клод быстро прикидывал, зачем Дорту понадобилось столько денег — вдвое больше, чем он запросил. «Здесь какая-то загадка, — думал Клод. — В мой сценарий кто-то влезает без спросу со своими импровизациями».

Захмелевший Крафт уже обнимал Клода, бормоча:

— Вы молодчина, Сен-Бри. С вами можно делать дела.

Внимательно посмотрев на американца, Клод сделал знак бармену — еще виски.

— Итак, месье Крафт, вы прибыли в пасмурный Кобур исключительно для того, чтобы поздравить меня с успехом, в котором сомневались?

— Нет же, я возвращаюсь из Соседней страны, от Вана Кларка, и по пути заглянул к вам.

— Очень мило. Так, стало быть, вы прямиком от Кларка?

— Да, от него. И везу с собой расписку Дорта за полученные им деньги. Теперь-то он наш, в кармане, а? Можно было бы, конечно, поручить всю эту передачу денег Кларку нашему посольству в Соседней стране, но мой босс в Париже не захотел. Он говорит, что тогда все заслуги припишут себе наши коллеги в Соседней стране, а ведь работали-то мы с вами, Сен-Бри?

— Постойте, Крафт, дайте-ка мне взглянуть на расписку Дорта.

Американец расстегнул пиджак, затем жилет и рубашку и извлек из висевшей под мышкой пластмассовой планшетки вдвое сложенный лист писчей бумаги.

— Документ что надо! — балагурил Крафт. — Писан под диктовку Кларка. Теперь этот Дорт у нас в кармане.

Крупным четким почерком было написано:

«Настоящим я, Карл Дорт, обязуюсь отдать свой голос в интересах нации за то, чтобы американские ядерные ракеты были установлены в моей стране.

За оказанные американскому правительству услуги получил вознаграждение в размере указанной цифрами и прописью суммы.

Карл Дорт.

Дата».

Все было так, как хотели американцы, — деньги взяты, компрометирующая расписка в их руках. Все было, как задумано. Кроме одного — расписку писал не Дорт. Клод знал его бисерный почерк — Шанталь каждый день получала открытки, в которых Дорт извинялся за срочный отъезд по важным делам, писал о погоде и цитировал «по памяти» Уильяма Вордсворда:

Клод вернул бумагу и попросил у бармена зеленых оливок. Американец все говорил и говорил о чем-то, но Клод не вникал в его слова, жевал соленую мякоть и старался собрать воедино новые факты.

«Ловко же он их надул, паршивец Кларк, — думал он. — Настоящую расписку Дорта на сумму вдвое меньшую, чем отхватил, Кларк держит у себя. А эту, которая под мышкой у Крафта, состряпал сам. Собственноручно. Кому ж еще можно доверить такое, как не самому себе?»

— Месье Крафт, значит, денежки уплачены сполна?

Клод ткнул пальцем в грудь, где была спрятана планшетка.

— Разумеется, Кларку передана вся названная Дортом сумма. Копия расписки будет предъявлена тем, кто делает ракеты, кто заинтересован в их сбыте. Для оплаты. Для них это капля в море, тьфу, пустяк. Американское правительство, как вы понимаете, получает от установки ракет в Европе лишь стратегический выигрыш. Ведь если их запускать в Россию из Соединенных Штатов, то и лететь они будут дольше, и ответ придется по нашим городам.

— А но нашим городам, значит, можно?

— Но кто-то должен чем-то жертвовать ради спасения западной цивилизации от коммунистических гуннов! Наш вклад — ракеты, которые обходятся американскому народу отнюдь не дешево.

— А наш, так сказать, вклад — брать огонь на себя?

— Мы, американцы, не виноваты, что географически оказались далеко от России, а вы, европейцы, у нее под боком. Потому нам и приходится вас защищать. Иначе — крышка, проглотят Советы Европу, как устрицу.

— Это еще вопрос. Во Франции многие считают, что если русских не трогать, то сами они не полезут в драку.

Крафт широко улыбнулся своей натренированной улыбкой.

— Месье Сен-Бри, оставим глобальные проблемы войны и мира, их все равно не решить, да и никто нам не поручал. Вернемся к нашим баранам, как говорят у вас во Франции.

— Ну, что же, попробуем.

— Вы сделали большое дело. Но это лишь начало. Остаются еще два упрямца в парламенте Соседней страны, не понимающих, что мы желаем добра, и только добра. Мне поручено передать, чтобы вы занялись депутатом Эдди Локсом. Ему тридцать восемь лет. Самоуверен и строптив.

— Вы уже пытались на него влиять? Имею в виду доллары.

— У него их миллионы. Семейство Локсов владеет большей частью акций электронной промышленности всей Западной Европы.

— Стало быть, Локса не купишь?

— Да. В жизни бывают исключения.

— Позвольте узнать, почему же Локс оказался в вашем черном списке кандидатов на предательство?

— Месье Сен-Бри! Не на предательство, а на переубеждение.

— Допустим. Дело не в терминах, а в сути.

— А потому, что Локс фантастически богат. Значит, по крови, по интересам он — наш. В нашем лагере.

— Но почему же тогда этот Локс против ракет?

— Вот тут несуразица, которую надо исправить. Локс заблуждается. Но у миллионера и убеждения должны быть под стать состоянию. Выбрав его, мы исходим из этой простой логики, месье Сен-Бри.

Клод вздрогнул от повелительного голоса Крафта; ему почудилось, что говорит кто-то спрятавшийся сзади, он даже заглянул через плечо американца.

— Локс оказался странным человеком, — продолжал дипломат развинченным голосом подвыпившего человека. — Он не желает смешивать бизнес с политикой, хочет, чтобы деньги — отдельно, убеждения — врозь. Так не бывает!

— Еще виски, Крафт?

— Нет. Хватит.

— Но вы же не за рулем. Надеюсь, у вас свой шофер.

— Да. Свой шофер. И два сопровождающих. Крафт качнулся в сторону и чуть не упал. Только тут Клод понял, что американец приехал к нему уже сильно пьяным.

— Так что же Локс?

— Он все, все от-тверг. С негодованием. Его ничем не пронять. Ничем Локса не возьмешь. Но! Переубедить его необходимо. Ясно? Миллионер не может быть в толпе горлопанов, орущих: «Долой американские ракеты!» Каждый должен знать свое место. Как в шахматах — конь ходит углом, пешка едва-едва, а ферзь — по всей доске. И если какая-то фигура сделала ложный ход, то наш долг — поставить ее на место.

— Остроумно. Кто бы мне указал, где мое место.

— Простите, вы о чем?

— Да ни о чем. Итак, есть Эдди Локс, миллионер, который не хочет ваших ракет в своей стране и который должен осознать этот просчет. Так?

— Да, месье Сен-Бри. Вы правильно поняли.

— Задача потруднее, чем справиться с горбатым Дортом, месье Крафт.

— Но вы же сами вызвались заняться всеми тремя кандидатами на… На переубеждение.

— Хорошо. Буду думать.

— Думайте. А я двинусь дальше, в Париж.

— Не забудьте, что в вашей машине не работает печка.

— Ну и что?

— Давно у вас эта машина, кажется, «кадиллак»?

— Шесть месяцев.

— За шесть месяцев в американских машинах печки не перегорают.

— Не понимаю.

— Кто-то копался в машине, установил подслушивание и в спешке выключил печку.

— Да?

— Похоже на то.

Крафт засмеялся.

— Не беда. Я не веду откровенных разговоров в машине. Передатчик — не взрывчатка.

— Вы правы, месье Крафт. Взрывчатка в автомобиле намного хуже. Может убить. И даже не того, кому предназначается.

— Почему вы так сказали?

— Потому что так случается.

Клод понял, что сболтнул лишнее, вспомнив некстати соседа капитана Курне, подорвавшегося в его машине. И он показал рукой на телевизор.

— Насмотрелся детективных фильмов, вот и мерещится разная чушь. Счастливого пути и до скорой встречи. Видимо, и я завтра буду в Париже.

— До свиданья, месье Сен-Бри. — Крафт крепко, до боли сжал ему руку. — Но как же вам удалось переиначить Дорта? Не расскажете?

— Нет!

— Ха-ха! Скрытничаете? Ну, будьте здоровы.