Подъехала вызванная по рации «скорая помощь». Труп уложили на носилки, пристегнули ремнями, накрыли черным одеялом и увезли.

— Месье, — повелевающе обратился капитан к Клоду, — мне нужны ваши документы.

— У меня их нет.

— Извините, месье, но мы не можем без удостоверения вашей личности закончить протокол. Вы вынуждаете меня…

— Да, вы можете сделать обыск. Но документов у меня нет.

И Клод похлопал себя по карманам брюк и куртки, показывая, что они пусты.

— Вот все, что есть, — сигареты и зажигалка.

Второй полицейский занялся машиной, обыскал все укромные места и доложил, что ничего не нашел.

— Странно, месье, очень странно. Как же это вы разъезжаете без документов, без водительских прав? Кстати, машина ваша?

— Нет, не моя. А документов нет оттого, что меня сегодня обокрали.

Полицейский покачал головой и с откровенным удовольствием принялся перечислять все просчеты и погрешности Клода.

— И человека вы не сбивали, и документов у вас с собой нет, и машина не ваша, и вообще вас, видите ли, ограбили… Если я спрошу ваше имя, то, вероятно, назовете первое попавшееся, не так ли?

— Ошибаетесь, капитан. Я вам не назову никакого имени. Останусь инкогнито.

— Ну, что же, так и запишем.

Но писать не стал. А смотрел пристально в глаза, и Клоду сделалось не по себе. Он уловил во взгляде оскорбительную жалость палача к своей жертве.

В черной форме с голубыми оторочками, увенчанный черным нимбом кепи с блестящим, как зеркальце, околышком, капитан был довольно молодым и, пожалуй, красивым. Но уж очень он нагло, вызывающе улыбался, откровенно торжествовал, как победитель.

«Стоп! — сам себе сказал Клод. — Стоп, Сен-Бри. Здесь что-то не так…»

Он не мог понять, где и что «не так». Интуиция, чутье, опыт юриста ему шептали, что он влип в какую-то историю, попал в западню, что во всем происходящем есть неестественность — подвох. Однако в чем — он не знал. Только предчувствовал. Капитан был подчеркнуто спокоен и театрально мил, видимо, оттого, что играл роль в чьем-то сценарии и был рад, что жертва не вносила в него серьезных неожиданностей. Он учтиво распахнул дверцу полицейской машины.

— Прошу вас, месье инкогнито…

— Я могу ехать за вами на своей…

— Не можете, месье.

«Рено-16» повел второй полицейский — молчаливый, с погонами рядового.

Сначала ехали молча. Первым заговорил капитан.

— Напрасно отпираетесь, месье. Несчастный случай на дороге. С каждым может случиться.

— Почему вы исключаете, что моей вины нет вовсе? Я ехал. Увидел человека, лежащего на обочине, и остановился. Вот, собственно, и вся «драма» в лесу. Вы инкриминируете мне то, к чему я не имею никакого отношения, поймите это.

Капитан пожал плечами.

— Не знаю, молодой человек, не знаю… Но почему-то люди так устроены, что сначала все отрицают, а затем понемногу признаются. Когда улики и логика берут верх. Я это хорошо знаю из своей практики.

Подъехали к белому четырехэтажному зданию комиссариата полиции с государственным флагом на фасаде.

Клода провели на третий этаж и заперли в небольшой комнате с решетками на окнах, где были только стол и табурет. Он сел на стол и закурил.

В жизни порой возникают ситуации, к которым не только не готовишься, но которые на свой счет даже в голову не берешь. В таком положении оказался Клод Сен-Бри. Еще часа три назад, когда он сидел в кафе на площади Контрескарп, все его размышления текли в русле перспективного будущего… И вдруг нелепая случайность все ломает и рушит.

Клод курил, качал ногами, сидя на канцелярском столе, прислушивался к звукам в коридоре.

«Из этой дурацкой истории, — рассуждал он, — можно выкарабкаться двумя ходами. Первый — профессионально доказывать свою невиновность. Но здесь мало шансов. Полиции и следствию выгодно посчитать преступником первого встречного — лишь бы поскорей закрыть дело. Второй ход — бежать. Тем более что никаких документов при мне нет, личность моя не установлена, отпечатки пальцев почему-то еще не взяли. Для полиции большой прокол, если преступник бежал, — дело останется незакрытым. Но как бежать?»

Открылась дверь, и вошли двое в штатском. Полицейский, дежуривший за дверью, тоже хотел было войти вслед, но ему велели остаться в коридоре.

Уверенные манеры, неброские дорогие костюмы, золотой браслет часов, блеснувший на руке, — все это сказало Клоду, что пришли большие чины. Он спрыгнул со стола и растоптал окурок.

— Пренеприятная история, молодой человек, — тихо произнес тот, который был моложе. — Добровольное признание всех обстоятельств трагического происшествия, случившегося с вами в лесу Рамбуйе, облегчит и вашу участь, и наше расследование.

— Но почему, уважаемые господа, и вы, и тот капитан, все вы пытаетесь заставить меня еще до расследования признаться в преступлении, которого я не совершил?

— Очевидно, это делается в ваших же интересах.

— Весьма сомневаюсь, что в этих стенах пекутся о моих интересах.

— Ну, что же, пойдемте, коллега. Пусть им займется следственный отдел.

И они ушли.

Клода перевели в просторную угловую комнату в конце коридора. Здесь было несколько канцелярских столов с пишущими машинками, у стены громоздкий, как шкаф, автомат-кофеварка.

Захотелось черного кофе.

Следователь средних лет с незапоминающимся лицом перехватил его взгляд на кофейный аппарат.

— Стакан кофе стоит один франк.

— У меня нет одного франка.

Следователь порылся в кармане и достал франковую монету. Секунду колебался — то ли самому опустить в щель автомата, то ли дать Клоду. И опустил сам. Автомат зарычал, вздрогнул, выбросил бумажный стаканчик, и в него брызнула коричневая струйка.

— Прошу вас, — следователь жестом пригласил Клода взять стаканчик. — Во время ночных дежурств эта штука хорошо помогает.

Кофе показался очень вкусным и душистым. Клод пил маленькими глотками, следя за полицейским чиновником, листавшим какие-то бумаги.

Выпив кофе, он взбодрился и повеселел. Возможно, на это и рассчитывал следователь, угостив его за свой счет.

— Итак, с чего мы начнем, молодой человек? Вероятно, с выяснения вашей личности.

— Симон Клиньянкур.

— Пусть будет так. Но учтите, что ложные показания усугубляют, ну и так далее… Когда и где родились, местожительство, род занятий, где проходил военную службу…

Клод экспромтом сочинил свою биографию, которую уже через час не смог бы вспомнить и повторить.

Допрос тянулся долго, нудно. Клод видел, что следователь — человек без выдумки, его невыразительная внешность гармонировала с профессиональной посредственностью. Раза два следователя куда-то вызывали. И по тому, как, возвращаясь, тот многозначительно поглядывал на Клода, он понимал, что вызывали по его делу.

Обдумывая побег, Клод попросился в туалет. В уборной, к его разочарованию, не было окна.

Прошло уже полночи. Скучный допрос кончился, и следователь куда-то надолго исчез. Вернулся с отпечатанными на машинке листами желтоватой бумаги.

— Месье… Симон Клиньянкур, послушайте показания свидетелей — тех полицейских, которые вас задержали.

И стал читать показания.

…16 мая в 15 часов 45 минут полицейский патруль в составе капитана и рядового таких-то, дежуривших в лесу Рамбуйе, видел, как синяя автомашина «рено-16» на большой скорости наехала на идущего по обочине человека в полосатом костюме. От сильного удара автомашина остановилась, что и помогло задержать водителя… Пострадавший, не приходя в сознание, скончался…

«Во всем этом я разберусь позже и не здесь, — лихорадочно думал Клод. — Сейчас — бежать. Надо срочно что-то придумать!»

Он тоскливо, в который раз огляделся вокруг: голые серые стены, заделанные крупной решеткой окна, белый потолок.

«М-да, отсюда дорога только одна — в тюремную камеру, где придется торчать до суда, пока ведется следствие… А там вскроется, что я никакой не Симон. Запутался ты, месье Сен-Бри, запутался окончательно».