И все же, к тому времени, как я отправился обратно на съемочную площадку, нервы у меня никуда не годились, я полностью измучился, и почтение, которое выказывали ко мне окружающие, только подбрасывало дров в костер. Притихшая съемочная команда расступалась передо мной, Билл, Де и Джимми были мрачны. В кои-то веки даже Билл был не в настроении шутить.

И тут произошло явление Ника Мейера. Ник — огромный фанат Шерлока Холмса и поклонник оперы, и в тот вечер сразу после съемок в студии он направлялся смотреть представление «Кармен». Он был облачен в свое вечернее одеяние — наряжен, как сам Холмс, включая шляпу охотника за оленями и плащ-крылатку!

Он был весел, с нетерпением ожидал вечера и был совершенно равнодушен к печальным событиям, которые должны были произойти. Будто чтоб это подчеркнуть, он попросил себе восьмифутовую стремянку, и затем взгромоздился на верхнюю ступеньку, откуда он собирался режиссировать сценой — как судья на теннисном матче.

Если честно, под ход Ника меня весьма смутил. Но я преодолел последнюю репетицию и заставил себя сконцентрироваться на своих репликах, на последнем действии Спока — прощании со своим капитаном и другом. Вот в чем для меня была суть сцены — не в столкновении со смертностью, не в боли, не в самопожертвовании — но в желании Спока не оставить ничего недосказанным, сохраняя в тоже время свое вулканское достоинство.

(Собственно, годы спустя, когда я смотрел фильм «Танцующий с Волками», я ощутил ровно те же самые чувства, когда увидел финальную сцену, когда юный, сильный индейский воин прощается с персонажем Кевина Костнера. Когда Костнер уезжает, индеец, застывший верхом на вершине скалы, восклицает: «Танцующий с Волками! Ты слышишь меня? Я — Ветер в Волосах! Я твой друг. Я всегда буду твоим другом…»)

И вот пришло время съемки. Однако, сначала Ник решил, что на руки Спока следует добавить зеленой вулканской крови (Ник, я должен сказать, вообще любит кровищу, в его фильмах ее всегда множество, как можно видеть по пролитым озерам фиолетовой клингонской крови в «Звездном пути-VI»). С медицинской точки зрения это имело смысл, поскольку большая доза радиации повреждает структуру клеток, вызывая спонтанные кровотечения. И это, конечно, было весьма драматично, поскольку Споку предстояло прижать руку к стеклу — и оставить кровавый след.

Так что, когда репетиция была закончена, я вышел из камеры, чтоб на руку мне нанесли кровь. Пока это происходило, Билл подошел поболтать, и я отвлекся. Когда я взглянул наконец на руку, она была полностью покрыта зеленой «кровью». Это было простое недоразумение, легко исправимое — но, признаюсь, напряжение было слишком велико. Я дернулся и вспылил.

— Ник! — рявкнул я. — Тебе что, вот это надо? Вся моя рука в зеленой кровище?! Это уж слишком!

Ник слетел со стремянки и приглядел, чтоб грим привели в порядок. Наконец, мы добрались до момента, которого я ждал с таким ужасом.

Я вступил в камеру, занял свое место, сев на пол в дальнем углу… и съемка началась.

— Мотор! — скомандовал Ник, и Кирк медленно подобрался к стеклу и позвал:

— Спок!

Медленно я заставил себя подняться на ноги и выпрямиться, но, прежде чем двинуться к Биллу и стеклу, я слегка одернул мундир, который, как всегда, задрался вверх. Я вполне сознавал, что делаю, но надеялся, что это будет в характере, ведь, несмотря на агонию, Спок хотел бы выглядеть достойно, как подобает, представая перед своим капитаном в последний раз.

(Много недель спустя, когда я, наконец, смотрел фильм в кинотеатре, аудитория нервно рассмеялась на этом жесте, будто говоря: «Ну, видите? Он в порядке, в конце-то концов. Он справится…» Не в этот раз).

Несмотря на все мои предыдущие страдания, сцена сыгралась просто и хорошо, и Билл Шатнер выдал просто чудесное представление. Единственной моей проблемой оказалась нехватка кислорода в камере. Самый сложные мгновения наступили, когда последние реплики были произнесены, и Спок очевидно испустил последний вздох. Камера медленно отъехала от вулканца — я хочу сказать, очень, очень медленно — пока я задерживал дыхание. Казалось, прошла вечность, прежде, чем Ник крикнул: «Снято!», и я смог вздохнуть. Естественно, нам пришлось сыграть сцену несколько раз, чтобы снять ее под разными углами — и с каждым разом оказывалось все труднее и труднее задерживать дыхание на требуемое время.

Затем — быстрей, чем я успел это понять — все было кончено. Я снимал уши, грим, форму — пока Спок постепенно не растаял, оставив одного Леонарда Нимоя.

В каком-то роде это просто еще один рабочий день на съемочной площадке в Голливуде, просто еще одна из тысяч сцен смерти, записанных на пленку. В конце концов, я был опытным актером, я «умирал» до этого в фильмах, обычно как «злодей», получающий по заслугам.

Но никогда до этого ни один персонаж, которого я играл, не оставлял настолько глубокого следа в моей душе, моей карьере, моей жизни… а я только что воплотил заговор, призванный положить конец нашим долгим, странным и поразительным отношениям. Большие никакой поднятой брови, никаких упоительных поддразниваний вспыльчивого доктора, или предложений логики моему импульсивному другу и капитану. Никакого больше слияния разумов, никакого нервно-паралитического захвата или вулканского салюта и благословения: «Долгой жизни и процветания». Тяжесть этого всего навалилась на меня в полную силу, когда я вел машину домой. Я задал себе вопрос — что же я натворил?

В «Звездном пути-II» с идеей, что Спок умрет, мы вступили на опасную почву. Харви, Ник и прочие приняли решение рискнуть, провести эксперимент и не поддаваться страху. Так и было сделано — бесстрашно, несмотря на внушающие ужас предсказания, что фанаты будут бойкотировать фильм. (Остались ли они всей толпой в стороне на самом деле? Ну, судите сами — «Звездный путь II: Гнев Хана» собрал за выходные большую сумму, чем любой другой фильм к тому времени). Собственно, даже те фанаты, которые громче всех протестовали, остались довольны. Их отношение лучше всего можно было выразить как: «О. Ну, мы знали, что вы собираетесь его убить, но не понимали, что вы собираетесь это сделать именно так…»

Как я написал в предыдущей главе, цитируя «Буду ли я думать о тебе», смерть приносит новое виденье жизни… А бесстрашное решение исследовать смерть Спока принесло огромный прилив новой энергии, которая вылилась в третий фильм «Звездного пути»… и не только.

Через несколько недель после того, как мы закончили снимать «Гнев Хана», меня позвали на показ фильма в студийном кинотеатре «Парамаунт». Как обычно, приглашались актеры и съемочная команда вместе с их ближайшими родными и лучшими друзьями. Я смотрел, как кинокартина разворачивается передо мной и получал себе удовольствие, пока вдруг «Энтерпрайзу» не начало грозить уничтожение от рук подлого Хана и устройства «Генезис». Опять я услышал, как повторяется знакомый диалог, пока Кирк вызывал Скотти и получал дурные вести о том, что корабль никуда не летит.

И я увидел, как Спок усваивает эту информацию и принимает решение.

К тому времени, как Спок поднялся, чтоб покинуть мостик, слезы стали наворачиваться мне на глаза, ведь я лучше всех знал, что он собирался сделать.

Опять я ощутил порыв вскочить, выбежать из кинотеатра, спрятаться. Было достаточно тяжело играть предстоящие сцены — но теперь я был вынужден за ними наблюдать. И теперь, раз у меня не было возможности отвлечься, сконцентрировавшись на самой работе, это было невыносимо. Все, что я мог сделать — это мысленно просить у вулканца прощения.