Подобные выказывания были ожидаемыми и вполне понятными… В конце концов, меня учили в католической школе-интернате. Суд по делу средств массовой информации начался 23 октября 2000 года, и Бараягвиза в своем костюме и неизменных очках сидел на скамье подсудимых. 3 декабря 2003 года было принято беспрецедентное решение. Суд признал всех троих обвиняемых виновными в геноциде. Нахимана и Нгезе были приговорены к пожизненному заключению. Суд отметил, что Бараягвиза, признанный виновным к геноциде, в заговоре с целью геноцида, в прямых и публичных призывах к геноциду, а также к убийствам и казням, тоже должен был бы быть приговорен к пожизненному заключению. Но, принимая во внимание решение апелляционной палаты от 31 марта 2000 года, судьи уменьшили наказание до 35 лет заключения за вычетом времени, уже проведенного за решеткой. Бараягвиза выйдет из тюрьмы около 2030 года. К тому времени ему будет уже 80 лет.

Годы правления Слободана Милошевича — долгие годы с трудом сдерживаемого нарастающего гнева, отчаяния и страданий, — переполнили чашу народного терпения, и в начале октября 2000 г. на улицы Белграда вышли толпы демонстрантов. Тысячи голосов скандировали политические лозунги. Над центром города поднимались языки пламени и черный дым. Но все же было радостно думать, что политическая нестабильность создаст благоприятные условия для работы трибунала по бывшей Югославии. Наконец-то мы могли арестовать и отдать под суд человека, который вместе с хорватским лидером Франьо Туджманом привел свою страну к кровопролитному расчленению. На выборах Милошевич потерпел поражение, но расстаться с властью отказался. 5 октября 2000 года возбужденная толпа осадила парламент Югославии. В этом величественном здании, увенчанном куполом, представители восточных славян после Первой мировой войны изо всех сил старались навести порядок в своей многонациональной стране. На этом пути были и успехи, и неудачи.

Тем осенним днем мы с моими советниками находились в Македонии, в отеле «Александер Палас» в Скопье, и готовились отправиться в Косово. Собравшись в моих апартаментах, мы смотрели прямую трансляцию из Белграда. Были слышны возбужденные крики — демонстранты призывали Милошевича отказаться от власти. Мы видели облака слезоточивого газа, и наблюдали, как толпа приступом берет здание парламента. Из окон начал валить дым. Демонстранты захватили государственные радиостанции и телецентр. Полиция бездействовала. Однако все знали, что где-то в престижном районе Дединье, давно облюбованном политической элитой Сербии, находится человек, которого газета The New York Times называла «балканским мясником». Международный трибунал уже выдал ордер на его арест. Сейчас этот человек наблюдал за тем, как рушится его власть. Мне нужно было решить, как прокурорская служба Международного трибунала может использовать ситуацию политической нестабильности. Мы должны были заставить Милошевича, его генералов, руководителей разведки и политических сторонников по закону ответить за то, что они творили в Хорватии, Боснии и Герцеговине и Косово.

На следующее утро, 6 октября, украинский вертолет, в салоне которого сильно пахло керосином, доставил нас в Приштину где мы встретились с Бернаром Кушнером, по-прежнему возглавлявшим миссию ООН в Косово. Следователи трибунала и судебно-медицинские антропологи провели в Косово больше года. Все это время они эксгумировали трупы из массовых захоронений, оставленных после себя армией Милошевича. Я сказала Кушнеру что в распоряжении трибунала уже достаточно вещественных доказательств массовых убийств, чтобы выдвинуть обвинение. В это время миссия ООН и другие гуманитарные организации продолжали вскрывать места захоронений. Я сообщила Кушнеру, что прокурорская служба понимает обеспокоенность миссии ООН и военной миссии НАТО в Косово распространяющимися в местной прессе слухами о том, что трибунал тайно готовит обвинения против ряда руководителей косовской албанской милиции, Армии освобождения Косово. Я сказала, что следователи трибунала изучают материалы о военных преступлениях АОК против сербов, цыган и представителей других национальностей. Эти события попадают под мою юрисдикцию. Я с радостью взялась за задачу, несмотря на то, что меня ожесточенно критиковали за симпатии к сербам и желание осложнить работу миссии ООН и НАТО. Я была преисполнена решимости предъявить обвинения лидерам АОК. От этого зависела репутация трибунала в целом. Трибунал по военным преступлениям, который пытается обвинить лишь одну из сторон, участвовавших в конфликте, целиком зависит от милости победителей. Такой подход не может положить конец культуре безнаказанности.

Наш украинский вертолет вернулся в Скопье 6 октября ближе к вечеру. К этому времени все декоративные колонны, карнизы и подпорки, на которых строился режим Милошевича, окончательно рухнули. Теперь ему подчинялись лишь несколько офицеров, силы полиции и дворцовая охрана, окружившая его резиденцию в Дединье. Зазвонил мой мобильный телефон. Из Вашингтона звонила госсекретарь США Мадлен Олбрайт. Она сказала, что Соединенные Штаты совершенно удовлетворены белградскими событиями. Милошевич явно падает в бездну. Но ситуация очень сложная и деликатная. Г-жа Олбрайт предупредила меня, что сейчас неподходящее время для ареста Милошевича, и попросила быть сдержанной. Если Милошевич попытается бежать, то улицы Белграда могут быть залиты кровью. Диктатор вполне способен вывести на улицы полицейских, вооруженных дубинками, гранатами со слезоточивым газом, брандспойтами и автоматическим оружием, и даже танки. Я сказала Олбрайт, что согласна с ее оценкой ситуации, и готова повременить с требованием выдачи Милошевича. Но, добавила я, «как только опасность исчезнет, наша стратегия изменится».

Тем же вечером Милошевич сложил с себя полномочия и признал свое поражение. Он поздравил своего преемника Воислава Коштуницу, нового президента Югославии. Эту информацию мы получили на пути в Гаагу. В тот момент я поняла, что рано или поздно Милошевич обязательно окажется у нас в руках. Я знала, что предстоит мучительный процесс выдачи, и предпочла не обращать внимания на признаки того, что Милошевич уступил только в обмен на обещание Коштуницы не выдавать его Гаагскому трибуналу. Днем раньше Коштуница, выступая по телевидению, объявил, что выступает против «экстрадиции» Милошевича, и считает Международный трибунал политическим детищем Соединенных Штатов, а не реальным международным институтом. Эти слова ясно дали понять, чего мы можем ждать от нового президента Югославии. Но прошло несколько месяцев, прежде чем я признала правоту слов моих консультантов относительно Коштуницы. Я узнала, что новый президент ведет себя так, словно не было массовых убийств в Сребренице, а в 1999 году сотни тысяч косовских албанцев не были вынуждены бежать в Албанию и Македонию. Его взгляд на мир был и остается закоснелым, догматичным и националистическим.

После возвращения в Гаагу я сделала преследование Милошевича своим главным делом. В апреле 1999 года моя предшественница Луиза Арбур спешно подписала обвинение против Милошевича, основываясь лишь на преступлениях, совершенных в Косово. Обвинения основывались на том, что Милошевич, будучи главой государства и главнокомандующим вооруженными силами, несет уголовную ответственность за действия полиции и армии в Косово, где проходили массовые этнические чистки. Сотрудники Арбур под руководством Нэнси Паттерсон и Клинта Уильямсона составили проект обвинений. Арбур работала быстро. Она хотела продемонстрировать, что трибунал (следовательно, и международные институты правосудия в целом) способен эффективно и быстро исполнять свои обязанности. Кроме того, она хотела помешать какой-либо сделке между США и другими государствами-членами НАТО и режимом Милошевича. Луиза Арбур понимала, что всем так хочется одержать победу и прекратить бомбардировки Сербии и Черногории, что подобная сделка, которая избавила бы Милошевича от преследования в обмен на вывод сербских войск из Косово, вполне возможна. Обвинения со стороны Арбур были смелым поступком. Теперь настала моя очередь продолжить ее дело.