На корме убегающей квинкверемы рядом стояли Хирам и Офир. Глаза молодой девушки были полны слез, мрачен и грозен был взор воина.
– Будь, проклят ты, гордый и беспощадный Рим! – произнес Хирам. – На этот раз ты торжествуешь. Ты истребляешь своих врагов, ты захватываешь все новые и новые края. Тебе все тесно в этом мире, тебе все мало побед. Но настанет день, когда тебя раздавит от тяжести награбленного. Твою кровь отравит смертельный яд, потому что с каждым новым варварским поступком своим ты пьешь частицы яда. За тех, кого погубил ты, придут неведомо откуда страшные мстители. В водах Тибра омоют свои копыта кони пришельцев. Стены Рима будут разрушены, его храмы осквернены, его святыни оскорблены, как сейчас ты, Рим, оскорбляешь святыни других. Будь ты трижды проклят, Рим!
XX. ЭПИЛОГ
Три дня спустя участь Карфагена была окончательно решена. Сципион собрал под стенами полуразрушенного города все свои войска в полной готовности к последнему штурму, но, желая избежать кровопролития, послал парламентеров в город, предлагая пощадить жизнь всем, кто решит покинуть город.
Свыше пятидесяти тысяч человек – почти сплошь женщины и дети – вышли из города и сдались римлянам. Среди них был и тот, кто должен был умереть, защищая отчизну, – гордый Гасдрубал. Но с ним не было ни жены, ни многочисленных детей. Благородная женщина, видя, что Гасдрубал уходит, взошла на крышу храма Эскулапа вместе с детьми и бросилась оттуда на камни мостовой. Она не хотела пережить позор и гибель родины.
В полдень римляне пошли на приступ.
К вечеру город пылал: римляне, взяв стены, проникли в город и отчаянно осаждали Капитолий, в котором засели последние защитники Карфагена, а отдельные отряды брали штурмом буквально каждый квартал, каждый дом. Никто не просил пощады, и никто не щадил.
Два человека, стоя на верхней террасе покинутого всеми дворца Гермона, наблюдали эту ужасную и вместе с тем великолепную картину гибели Карфагена: Фульвия и Фегор.
Кругом бушевало море огня. Становилось трудно дышать. Каждое мгновение дворец Гермона готов был обратиться в огромный костер. А Фульвия поглядывала на огненные волны с каким-то ликованием.
– Пора спасаться! – крикнул ей Фегор. – Иначе мы сгорим здесь.
Вместо ответа Фульвия воскликнула:
– Боги, как светло! Сколько огня! Это – в нашу честь,
Фегор. Это – наши свадебные огни. Ты любишь меня, Фегор? Ты ждешь, когда я стану твоей?
Фегор молча кивнул.
Фульвия поднялась со своего места и пошла навстречу Фегору со странной, полубезумной улыбкой на губах.
– Ты верно и преданно любишь меня, Фегор? – шептала она, словно в забытьи. Иди же, иди ко мне. Я обниму тебя, зацелую тебя…
– Сейчас загорится дворец. Мы погибнем!
– Что? Нет, нет! Ведь ты любишь меня?
И она обвила его своими нежными руками с такой силой, что Фегор не мог пошевелиться. Огненная волна наконец докатилась до дворца Гермона. Запылало величественное здание. Пылали террасы и купола, пылали покои. А этруска не выпускала из объятий полузадушенного Фегора, влекла его к краю парапета, за которым бушевал океан огня.
Ужас охватил Фегора. В нем властно заговорил инстинкт самосохранения. Он рванулся из рук Фульвии, но было уже поздно: с неодолимой силой Фульвия увлекала его с собой. Все ближе, ближе…
– Ты любишь меня? – воскликнула Фульвия. – А я… Я люблю Хирама! А тебя – ненавижу. И я убиваю тебя!
Миг – и два тела упали с террасы, клокочущие волны пламени поглотили их.
А в городе одно за другим рушились здания. Римские солдаты уже проникли в Капитолий и перебили тех карфагенян, которые еще не покончили с собой.
Карфаген не существовал больше…
