Гермон вспыхнул.

– Тсоур! – крикнул он. – Этот человек оскорбляет тебя. Ты слышал?

Толпа воинов расступилась, и перед Хирамом предстал высокий, статный, красивый молодой человек в блестящих латах. Правой рукой он сжимал рукоять большого и тяжелого иберийского меча. Лицо его было бледно, но выражало отважную решимость, а глаза блистали гневом.

– Я никогда и ни от кого не прятался! – сказал он голосом, полным злобы. – Я убью тебя, пират! – добавил он.

– Меня? – засмеялся Хирам. – Попробуй, мальчик! Они готовы были броситься друг на друга, но вмешался Гермон:

– Итак, вы решили свести счеты в смертном бою? – сказал он. – Но разве вы не знаете, что гласит наш древний закон?

Соперники опустили мечи, но глядели друг на друга пылающими яростью глазами.

– Люди! Расступитесь! Очистить место для поединка! – крикнул Гермон.

Толпившиеся вокруг Хирама и Тсоура воины и моряки отступили. Образовался круг приблизительно в десять шагов. Вперед выступили воины с копьями, из которых они образовали своего рода барьер, чтобы никто не мешал участникам поединка.

– Возьмите щиты! – скомандовал затем Гермон. Кто-то из воинов, явно сочувствовавших Хираму, подал ему свой тяжелый щит. Гортатор триремы принес щит для Тсоура. Едва соперники надели щиты на левые руки, Гермон подал сигнал к началу боя, и пылающий яростью Тсоур кинулся на Хирама, нанося ему один за другим свирепые удары, свидетельствовавшие, что у этого юноши была и недюжинная сила, и отвага, и умение владеть мечом. Но Хирам, не отступая ни на шаг, принимал на свой крепкий щит эти удары и парировал их легким движением левой руки. И чем яростнее нападал Тсоур, тем уверенней отражал его удары Хирам.

Утомленный этим отпором Тсоур отпрянул назад, потом снова ринулся на Хирама, но опять его меч встречал или гладкий щит старого соратника Ганнибала, или клинок. И эта атака окончилась тем, что Тсоур попятился. В то же мгновение Хирам перешел в нападение. Его меч, свистя, тяжко рухнул на щит противника, потом грянул по латам еще и еще.

Пронзительный крик вырвался из уст Тсоура. Юноша выпустил из ослабевшей руки свой меч и рухнул всем телом на доски палубы, обагряя их алой кровью, лившейся из широкой раны в груди. Клинок непобедимого Хирама пронзил латы и тело молодого бойца.

Несколько мгновений все стояли словно ошеломленные таким ужасным концом поединка, не веря в гибель Тсоура. Но Гермон скоро оправился.

– Ты убил его! – сказал он глухим голосом Хираму, который стоял неподвижно, молча глядя на поверженного врага. – Что же я скажу его отцу, моему другу?

Хирам пожал плечами:

– Скажи, что он бился геройски. Скажи, что он не запятнал себя трусостью. Еще скажи – это будет утешением для старика, – что его сын пал в бою с человеком, меча которого боялись и поседевшие в сечах солдаты. Это – честь для убитого.

Гермон оглянулся вокруг.

– Отойдите все! – сказал он.

И экипаж триремы разошелся по местам. Там, где за несколько секунд до этого кипел яростный бой, скрещивались, звеня, мечи, раздавались яростные крики Тсоура, теперь царила могильная тишина. Хирам стоял, опираясь на меч. Гермон глубоко задумался. Казалось, он боролся сам с собой.

Еще раз бросив печальный взгляд на труп юноши, он глубоко вздохнул и провел рукою по лбу, словно отгоняя печальные мысли.

– Да будет так! – сказал он. – Твой меч разрешил спор! Я признаю: ты – великий воин. Да, я повинен в том, что в годину опасности отчизна не могла воспользоваться твоими услугами. Но, помимо моих личных счетов с тобой, был еще один важный мотив, который заставил тогда повлиять на решение Совета Ста Четырех изгнать тебя. Ты был слишком близок к Ганнибалу, ты был слишком воинственным, и тебя любили в войске. Если бы я отдал тебе тогда Офир, ты приобрел бы огромное влияние на дела государства и, право же, повел бы полки Карфагена на римлян.

– Разумеется! – отозвался Хирам.

– А мы были обессилены долголетней распрей, мы нуждались в отдыхе, мы считали открытую борьбу с Римом рискованным предприятием. И вот ты был осужден на изгнание. Теперь обстоятельства изменились: ничто уже не предотвратит столкновения с римлянами. Ты устранил последнее препятствие, ты победил Тсоура и, признаюсь в этом, ты победил меня. Именем Совета я отменяю приговор о твоем изгнании. Я добьюсь того, что Карфаген поручит тебе ответственный пост. Правда, у нас есть Гасдрубал…

– Кого победит этот знаменитый воин? – насмешливо отозвался Хирам, презрительно улыбаясь.

– Оставим ненужный спор! Я настою на том, чтобы тебе передали командование флотом.

– Которого почти не существует.

– Но я поставлю тебе условие. Пусть Офир станет твоей женой, но только тогда, когда мы одержим победу над Римом. Приходи ко мне домой сегодня вечером. Не бойся, ловушек не будет.

– Я ничего не боюсь! – гордо ответил Хирам.

– Я тебе ручаюсь, что тебя никто не тронет. Карфаген получит для своей защиты твой могучий меч.

– Да будет так! – в свою очередь подтвердил Хирам этот странный договор, салютуя мечом старику. И потом твердым шагом направился к веревочной лестнице. Вслед ему смотрели толпившиеся у бортов триремы воины и моряки, но никто не промолвил ни слова.

Сойдя в лодку, Хирам крикнул:

– Отдать концы!

И лодка отчалила от триремы.

– Правь на Карфаген! – распорядился Хирам. Почти одновременно поднялись весла и на лодке и на триреме. Вспенивая морскую гладь, оба судна понеслись к гордому городу. Но вскоре лодка стала заметно отставать от мчавшейся вихрем быстроходной триремы, увозившей в Карфаген главу Совета Ста Четырех…

– Что случилось? Почему ты так долго пробыл на триреме? Что ты там делал? – осыпала своего избранника вопросами бледная Офир.

– Мы слышали звон мечей, чей-то крик! – вмешалась Фульвия. – Ты бился? Но тебя отпустили?

– Да. я бился! – угрюмо ответил Хирам. – И тот, кто поднял свой меч на меня, уже никогда не возьмется за оружие. Он убит…

– Гермон? – еще больше побледнела Офир.

– Нет, я не дрался бы с дряхлым стариком. Я убил твоего жениха, Офир. Тсоур уже никогда не потревожит тебя своими домогательствами. Он дрался храбро, и мне жаль, что не было другого выхода. На земле нет места для нас обоих. И он пал в честном бою.

– А ты?

– А я, как видишь, свободен. Мало того – мы плывем в Карфаген. Там ты будешь жить в доме Фульвии. Я опять послужу своей отчизне. Гермон обещал, что мне передадут командование флотом. Я сделаю все, что смогу. Но Ганнибала нет. Карфаген безоружен, и страх за судьбу родины леденит мою кровь…

Хирам в скорбной думе поник головой.

– Будь что будет! – промолвил он мгновение спустя. Через час лодка вошла в порт Карфагена. Триремы давно уже были там и затерялись среди других боевых судов, на которых лихорадочно кипела работа: флот Карфагена деятельно готовился к встрече с врагом.

Вечером того дня, когда Хирам убил Тсоура, он в сопровождении Талы шел по улицам Карфагена.

Офир, Фульвия и молодая рабыня остались в доме Фульвии, куда все сопровождавшие Хирама люди пробрались, не обратив на себя особого внимания, маленькими группами.

Собственно говоря, и Сидон, и многие из воинов Талы, да и сам старый солдат были очень не прочь покинуть Карфаген, явно осужденный на гибель. Сидон сердито ворчал, что Хирам делает глупость, ввязываясь в безнадежную борьбу с римлянами, но когда Хирам заявил, что он решил разделить участь родного города, а всем своим спутникам предоставляет полную свободу действий, отнюдь не принуждая их сражаться против римлян, ни один не захотел покинуть своего вождя.

По дороге ко дворцу Гермона к Хираму и Тале присоединился поджидавший их Фегор.

– Привет вам, храбрые воины! – сказал он. – Поздравляю с удачным исходом всей вашей затеи. Дело-то поворачивалось совсем не в вашу пользу, но боги, видимо, устали преследовать тебя, Хирам, и я очень этому рад, хотя бы в силу того, что погибни ты, пропал бы и обещанный мне тобою талант.