Едва уловимая притягательность присуща самому слову «викинги», несмотря на то, что оно значит просто «люди из залива». Имя «норманны» также не затмило славу опустошителей Британии. Но блеск их тускнеет, когда историки беспристрастно навешивают ярлык «датчане», «даны» и на датчан, и на шведов, и на норвежцев, причем и на моряков, и на сухопутных жителей. «Морские конунги» звучит уже более внушительно. Правда, звание это было лишь почетным титулом, который носили викинги исключительно благородного происхождения, командовавшие собственными эскадрами на море: «с огромным войском, но без земли», как говорится в сагах. Я полагаю, что в этой книге будет лучше всего употреблять слова «викинги» и «норманны» как синонимы, в то время как две народности различать при помощи слов «норвежцы» и «даны».
Карта «На запад через море».
Если задаться вопросом: «Кем были викинги?», то ответ очевиден: они – пираты-скандинавы эпохи викингов. На первый взгляд все просто. Однако границы самой эпохи викингов определить ничуть не легче, чем границы любой иной «эпохи». У нее нет определенного начала и фиксированного конца. В самом лучшем случае мы можем утверждать, что она началась тогда, когда в туманной древности на берег Англии были вытащены первые черные корабли, и продолжалась все то время, пока норманны постепенно превращались в более или менее законопослушных граждан. В грубом приближении эпоху викингов обычно связывают с периодом между девятым и одиннадцатым столетиями. Но даже в таком случае к эпохе викингов придется отнести значительные промежутки времени до и после указанных границ. Если обратиться, например, к завершению эпохи викингов, то викинги с островов Северной Британии нападали и предавали огню наше побережье приблизительно вплоть до тринадцатого столетия: спустя многие годы после того, как норманны проложили путь от своей родины через Северное море, Свейн, которого называют «последним из викингов», но который, собственно говоря, не был последним, погиб с окровавленным мечом в руке уже во времена правления Генриха II.
Точно так же обстоят дела и с началом эпохи. В самом конце восьмого столетия норвежцы высадились на побережье Англии, возле Дорчестера, и убили обратившегося к ним за разъяснениями чиновника. Они разграбили несколько английских аббатств и, пройдя по северу Шотландии, добавили к этому списку Айону и церковь в бухте Дублина. «Вот церковь святого Кутберта, обагренная кровью священников Христа», – восклицает живший в восьмом веке монах со Святого острова.
Судя по всему, эти ранние набеги – одни из первых случайных разведок, которые в поисках легкой добычи проводились викингами повсюду. Возможно, что такие грабительские походы были делом даже отдельных семей – эти первые волны того прилива, который вскоре во внезапном своем неистовстве должен был затопить берега всей Британии: от дальних Шетландских островов вплоть до островов Силли.
Первыми, кто нанес удар, были норвежцы, выходцы из Норвегии. Вынужденные жить изолированными группами на берегу фьордов или заливов по причине того, что внутреннюю часть их страны составляли горы, норвежцы уже обладали всеми теми инстинктами и чертами, которые с такой интенсивностью были выражены в викингах. Кроме того, каждый норвежец был индивидуалистом, постоянно сражавшимся за свою землю. Рыбой – его основной жатвой – он располагал в изобилии; труд же в пределах своего хутора не давал развернуться его темпераменту и бьющей через край энергии. Ему требовались смена обстановки и приключения – какой же иной путь был для него лучше, чем путешествие по морю, дорога к которому начиналась прямо у дверей его дома?
К тому времени викинги уже обучились своему ремеслу, на протяжении многих столетий совершая набеги и отражая вражеские нападения на всем пространстве Балтийского моря, а также вдоль ближайших берегов к югу от Норвегии. Эти походы изобиловали славными сражениями, но добычу Балтика давала скудную. Там не было ни аббатств, которые можно было бы разграбить, ни чужих земель с новыми, невиданными богатствами, которые можно было бы захватить. Британия же сулила норвежцам все, что морской разбойник мог пожелать, стоило только указать ему к ней путь. Пришедший с неведомого Севера, он, помимо своего вооружения, пугал своей таинственностью. Его корабль, словно разинувшее пасть чудище морских глубин, исчезал за горизонтом столь же внезапно, как и появлялся, и следами его на земле оставались лишь дымящиеся развалины. Нетрудно представить себе и триумфальное возвращение искателей приключений к причалу семейного имения. Одного только взгляда на длинный корабль, доверху нагруженный богатствами, или на украшения из золота и серебра, в которые хвастливо разрядилась его команда, было достаточно, чтобы внушить неугомонной молодежи нестерпимое желание испытать свои силы в беззаботных, словно игра в салочки, походах «на запад через море».
Датский рог войны издревле вторил эхом норвежскому. Для датчан путь, ведущий в Англию, был быстрее и легче. Они могли приплыть напрямую через Северное море или же пройти вдоль берегов Нидерландов, чтобы совершить переход по открытому морю еще короче. По тому ли, или по другому пути, но восточные ветры приносили с собой черные паруса смерти, становившейся от лета к лету все более жестокой. Началось завоевание Англии датчанами. В середине девятого века датчане впервые остались на английской земле на зиму, вследствие чего хорошо подготовились к долгой борьбе, которая привела к тому, что из рук короля Альфреда была вырвана область Датского права – Денло (Danelaw).
Несмотря на то, что иногда и датчанин, и норвежец достигали Ла-Манша, минуя по дороге одни и те же стоянки во Франции и Фландрии, пути их были различны. В Нортумбрии они встречались, сражались, общались друг с другом; однако кратчайший путь к захватывающим приключениям пролегал от Норвегии вокруг Северной Шотландии. Пробившись через пролив Пентланд-Ферт, норвежцы поворачивали на юг, где среди узких морских проливов западного побережья находили идеальное место для охоты.
Богатство ирландской Церкви вскоре привлекло их, а после них – и датчан. Тут и там вдоль ирландского берега незанятые устья рек превращались в морские базы, а базы перерастали в королевства. «Светлые чужестранцы» и «Темные чужестранцы» резко повернули историю Ирландии, подобно тому как историю Англии изменили датчане Нортумбрии и норвежцы Камбрии.
Нападение на Британию, однако, было только одной из фаз нашествия викингов. Пока одни норвежцы основывали свои маленькие королевства в Ирландии, другие нащупали путь к югу, в Средиземное море, и уже занимались тем, что совершали набеги на Ривьеру и разоряли города Италии.
Норвежцы и датчане вместе разграбили Париж и совершали глубокие рейды вдоль доброй дюжины французских рек, выходя из своих укрепленных лагерей в устьях, огнем прокладывая путь завоевания Нормандии. Тем временем шведы из Балтийского моря продвинулись вниз по Днепру или Двине через сердце Руси столь далеко, что чуждый звук их речи побеспокоил народы, жившие по берегам Черного моря, и самые стены Константинополя. Они двигались на восток, на запад, на юг и на север: словно все увеличивающийся рой ос из своего улья.
Рассказ о том следе, неизгладимом следе, который викинги оставили не в Британии, а в остальной части Европы, лежит за границами нашего повествования. В качестве примера можно упомянуть о том факте, что, помимо прочих их достижений, они основали королевства на Сицилии и стояли у истоков государства на Руси. Однако знаменитая варяжская гвардия греческих императоров из Константинополя имеет уже непосредственную связь с Британией. Ядром этого воинского формирования были шведские викинги, и в ходе развития оно выросло в элитарный корпус, состоящий из норманнов различного происхождения, столь привилегированный, что подчинялся исключительно приказаниям императора и императрицы. Со временем, когда его ряды пополнились за счет тех молодых саксов, датчан и норвежцев, которые предпочли покинуть Англию, чем подчиниться Вильгельму Завоевателю, корпус этот превратился чуть ли не в английскую резервацию. По иронии судьбы за несколько лет до этого главой варяжской гвардии был тот самый Харальд, которому король Гаральд Английский незадолго до битвы при Гастингсе пообещал «только семь футов земли и не более того» у Стэмфордбриджа.
