Дерзкий замысел Нансена основывался на результатах печально известной экспедиции «Жаннетты». Американец Де-Лонг[377], финансированный любителем сенсаций газетным издателем Беннеттом — тем самым, кто снаряжал в свое время экспедицию Стэнли на поиски Дэвида Ливингстона, — отправился в 1879 году на «Жаныетте» в Северный Ледовитый океан, чтобы отыскать норвежца Норденшельда, пропавшего без вести во время попытки обойти Азию Северо-Восточным путем[378]. Но в то время как сам Норденшельд после удачно проведенной зимовки вернулся на родину, экспедицию «Жаннетты» постиг трагический конец. В районе Новосибирских островов судно было затерто льдами и получило пробоину, экипаж вынужден был оставить корабль и, дойдя до материка, погиб близ устья Лены от голода и истощения.
Через несколько лет после этого в паковом льду у гренландского побережья были найдены обломки корабля. Оказалось, что это «Жаннетта». Значит, обломки были занесены к Гренландии неизвестным полярным течением через весь Центральный бассейн Ледовитого океана, быть может, даже через Северный полюс. Это стало сенсационной новостью, заставившей предположить, что в противоположность Антарктике на Северном полюсе нет сколько-нибудь заметных скоплений суши.
На этом Нансен и построил свой план. Если справедливо, что некое загадочное морское течение пронесло обломки «Жаннетты» через весь полярный бассейн, то и «Фрам» должен быть Подхвачен все тем же течением и, быть может, без особых трудностей достигнет Северного полюса.
Отчаянно смелая мысль! Дрейф и сжатие льдов, этих зловещих могильщиков кораблей, Нансен задумал сделать своими союзниками и с их помощью открыть великую тайну, скрытую за тысячами миль пакового льда.
Но для осуществления своей идеи Нансену нужны были еще и другие помощники. Их он выбрал по своему вкусу: 12 закаленных и испытанных в полярных плаваниях матросов во главе с капитаном Отто Свердрупом, твердо решивших дойти с ним до края земли. Не последним помощником был и корабль, которому, быть может, на годы суждено было стать их единственным пристанищем в ледяной пустыне. Потому-то он и был построен так прочно, чтобы противостоять любому натиску льдов.
Последующие месяцы стали для затерянных во льдах полярников тяжелым испытанием. «Фрам», закованный льдами, правда, постоянно менял снос местоположение, но настолько беспорядочно, что через год они оказались всего в 150 километрах от исходной точки дрейфа. Следовательно, приходилось опасаться, что такое плавание продолжится много лет…
К началу 1895 года ситуация стала просто тревожной. Ломавшиеся с оглушительным грохотом льдины сжимали корабль со страшной силой. Это были те самые роковые «объятия севера», раздавившие борта «Жаннетты» и погубившие другие корабли. В лихорадочной спешке экипаж перенес все предусмотренное для такого случая снаряжение и имущество на расположенную в 500 метрах ледяную возвышенность. «Фрам», зажатый по самые поручни, лег на бок. Выдержит ли крепкая дубовая обшивка корабля такое страшное давление?
5 января началось светопреставление. Беспомощные среди хаоса сваленной на лед провизии, одежды, нарт и научных приборов, окруженные испуганно воющими собаками, люди вынуждены были бессильно наблюдать, как массы льда с громоподобным треском снова и снова атакуют корабль, грозя раздавить его, как скорлупу ореха. Исход этой жуткой сцены, разыгравшейся на глазах экипажа в бледных сумерках полярной ночи, решал вопрос об их жизни и смерти. Если судно погибнет в этой титанической схватке, то им придется пройти 400 километров по льду до ближайшей земли. Да и будет ли это спасением? Кто может предсказать? Перед их глазами была судьба группы Де-Лонга.
Внезапно стало тише. Казалось, будто силы льда иссякли… Прочный корпус корабля пришел в движение и, невредимый, снова занял исходное положение. Отчаяние людей сменилось бурным ликованием: их славный корабль выдержал ледовое крещение…
На следующий день определили местонахождение судна, оно оказалось рекордным — 83° 24' с. ш. Но, с другой стороны, стало очевидно: если не наступит решительной перемены, то дрейф пронесет их в нескольких сотнях километров южнее полюса. Однако Нансен предусмотрел и такую возможность. Хотя ему было всего 32 года, он обладал уже солидным полярным опытом. Ведь семь лет назад с несколькими спутниками, в том числе и с Отто Свердрупом, он первым пересек Гренландию. Тогда Нансен пришел к убеждению, что этот самый большой остров нашей планеты покрыт сплошным льдом толщиной от двух до трех тысяч метров. В подходящий момент Нансен решил, что ему лучше всего оставить судно и добраться до полюса по льду. Разве путешествие через всю Гренландию на санях и лыжах не было подготовкой к этому решающему марш-броску?
Сопровождать его должен был лейтенант Иогансен.
Два смельчака были экипированы самым тщательным образом. У них в числе прочего были нарты с собачьими упряжками, лыжи и два каяка: в случае нужды они могли бы на обратном пути добраться до Шпицбергена по открытой воде.
Это было невероятно смелым предприятием! Тем не менее особых шансов на то, что Нансен и его спутник первыми в истории дойдут до полюса, не было. Ведь «Фрам» находился всего на 84° с. ш.
Впрочем, с другой стороны, ни одна экспедиция не располагала таким далеко выдвинутым вперед форпостом.
После нескольких разведочных вылазок 14 марта 1895 года настал, наконец, день расставания с «Фрамом». Сопровождаемые салютом из ружей и винтовок, оба норвежца двинулись навстречу своему великому подвигу. Но пусть дневник Нансена — этот несравненный документ человеческой преданности науке — сам расскажет о том, как протекала их отчаянная схватка с природой.
14 марта. «Итак, мы отправились навстречу Безмолвию. Впереди простирались большие пространства ровного льда, и поэтому мы, все больше удаляясь от товарищей, быстро продвигались в Неизвестность, где нам двоим и собакам предстоят долгие месяцы одиночества. Нам часто встречались торосистые и неровные льды, где нарты приходилось подталкивать, а иногда и тащить волоком. Не раз они опрокидывались, и тогда немалых трудов стоило снова поставить их на полозья. Порядком измученные всей этой работой, мы сделали, наконец, в 6 часов вечера привал, пройдя за этот день всего девять километров. Не на такие дневные переходы я рассчитывал…»
20 марта. «Чудесная погода для езды на санях; великолепный закат, но холодновато, особенно по ночам в спальном мешке (температура держалась от —41° до —42° С). Лед, чем дальше вперед мы идем, становится как будто все ровнее; местами кажется даже, что едешь по материковому льду Гренландии. Если так и дальше пойдет, это будет не экспедиция, а увеселительная прогулка… Единственная неприятная вещь — холод. Одежда наша к концу дневного перехода все больше походит на ледяной панцирь, а ночью на компресс…»
24 марта. «Лед становится хуже. Вчера был трудный день. Все же мы немного продвинулись вперед, но, боюсь, не больше чем мили на полторы. Иной раз к вечеру мы бывали настолько сонными, что глаза слипались и мы засыпали на ходу… Если где-нибудь за холмом или за цепью торосов можно было укрыться от ветра, мы обычно там останавливались. Иогансен кормил собак, а я ставил палатку и как можно скорее готовил ужин. Затем раскладывался спальный мешок и вход в палатку тщательно закрывался. Чтобы одежда оттаяла, мы залезали в мешок и, прижавшись друг к другу, щелкая зубами, лежали час или полтора, пока немного отогревались. Это было совершенно необходимо. Наконец одежда размягчалась, но только затем, чтобы утром, через несколько минут после того как мы вылезали из мешка, снова обледенеть и затвердеть…
Так, дрожа от мороза, мы дожидались, чтобы поспел ужин».
29 марта. «Наши мучения продолжаются, но мы, хоть и очень медленно, продвигаемся. Лед средний, не такой, как я ожидал раньше. Часто встречаются бросающие нас в дрожь огромные нагромождения ледяных хребтов; они отнимают очень много времени. Приходится уходить вперед, искать дорогу и, как правило, делать большие обходы. Положение ухудшается еще тем, что собаки очень устают и стали медлительней, а главное, нам постоянно нужно распутывать постромки и развязывать проклятые скрученные узлы. Развязывать их все труднее, потому что собаки мечутся в разные стороны. Иногда они перекусывают бечевку и убегают, нередко увлекая за собой еще одну или двух других. Их приходится ловить, а постромки снова связывать узлами, потому что сращивать их как полагается нет времени. Последний хребет был самым худшим, тем более что перед ним в глубоком льду зияла трещина. Когда мы попытались переправить через нее первые нарты, все собаки провалились, и их пришлось вытаскивать, причем одна собака ускользнула из упряжки и убежала. Вторые нарты при переправе полностью провалились в расщелину. Мы вынуждены были их разгрузить, вытащить груз наверх и вновь уложить. На это ушло много времени. Но затем нужно было еще сбросить вниз собак и вытащить их на другой стороне. Когда мы добрались, наконец, до подходящего места, где можно было расположиться лагерем и поставить палатку, то установили, что термометр показывает минус 43°…»
2 апреля. «…Лед становится все хуже, и я начинаю сомневаться, разумно ли слишком долго продолжать поход на север. Обратный путь к Земле Франца-Иосифа будет втрое длиннее, нежели то расстояние, которое мы прошли до сих пор. Каков будет лед в том направлении?..
Я давно пришел к выводу, что невозможно добраться до полюса или хотя бы побывать вблизи от него по такому льду и с такими собаками. Раньше или позже, но нам придется повернуть обратно…
Мне все более и более было непонятно, почему мы не подвигаемся к северу. Я все время считал и суммировал пройденные расстояния и всегда приходил к одному и тому же результату — что нам следовало уже быть далеко за 86° широты при условии, если лед неподвижен. Но скоро мне стало ясно, что лед движется к югу и относит нас обратно; стало быть, его капризный дрейф по милости ветра и течения является нашим худшим противником…»
8 апреля. «Я прошел на лыжах порядочное расстояние, но нигде не нашел места, где можно было бы продвинуться дальше. Это настоящий хаос торосов, простирающийся до самого горизонта. Идти дальше нет смысла!
Оказалось, что мы находимся приблизительно на 86° 10' с. ш.»
