Протокол доставления

г. Вильнюс... февраля... дня.

Сего числа ко мне дежурным по Управлению внутренних дел доставлен Сильвестров Владимир Сергеевич, 42-х лет, прож. постоянного в гор. Москве... улица... дом... работает научным сотрудником научно-исследовательского института, кандидат наук, холост, ранее не судим. При личном обыске изъяты: удостоверение НИИ АН СССР, членский билет в библиотеку Института научной информации, деньги в сумме 26 руб. 18 коп., ключи, брошюра «Гармоническое развитие личности»..,

Обвиняемый СИЛЬВЕСТРОВ В. С.

Мера пресечения — содержание под стражей

— Мой интерес к Камалу и Эркабаю был интересом ученого к таинственным и непознанным особенностям человеческой пси-хики. Камал моложе меня на семь лет, Эркабай — на десять лет старше. Взаимоотношения с обоими нормальные.

— Где и как вы познакомились?

— Через общих знакомых. Камала характеризовали как ученого и экстрасенса. В определенных кругах он вызвал сенсацию, многие хотели с ним познакомиться. В то время Камалу было негде жить, а у меня пустовала трехкомнатная квартира, я предложил ему жить у меня.

— Как долго вы проживали вместе?

— Около года, но за это время Камал прожил у меня всего несколько месяцев. Постоянно куда-то уезжал, о целях поездок я не спрашивал, но считал, что он ездит по делам создаваемого института по изучению биологических и психических возможностей человека. Во всяком случае он глухо на это намекал. Кроме того, часть времени он проводил в Каракалпакии у Эркабая и в Киргизии.

— Что вы можете сказать о том периоде, когда Досымбетов жил с вами?

— Большую часть времени мы проводили в разговорах о биополе, парапсихологии, дзэн-буддизме... По совету Камала я переставил мебель. Из комнаты, где мы занимались аутотренингом, убрал мебель, в частности стулья. Отделали помещение оранжевой драпировочной тканью, цветом, с его точки зрения, наиболее благоприятным для глаз. На пол, чтобы сидеть, положили спальные мешки. Как известно, сидеть на полу полезнее, чем на стульях. Идет постоянное снабжение кровью коленей, кровь фильтруется, недаром на Востоке нет отложения солей. Терапевтический эффект. Я уже не говорю о лечебных позах — «лотосе», «полулотосе», когда ступни кладут на бедра...

— Занятия каратэ не противоречили вашему желанию видеть человека здоровым?

— Я исходил из того, что эти занятия в основном для слабых, мягких. Ввиду сложности приемов требуется огромная самоотдача, самодисциплина, трудолюбие. Одно только замечание, что кто-то из ребят ищет случай подраться, вело к исключению из секции. Чтобы предупредить это, еще в начале занятий я предложил всем принести торжественную клятву, которую сам придумал. Суть ее в том, что мы клялись применять известные нам приемы только в целях самообороны, или для спасения граждан от нападения, или для охраны общественного порядка...

— Как вы сами оцениваете степень их подготовленности?

— Как каратистов? Я считаю, она невысока. Да я и не ставил этой цели. Теперь она у всех у нас одинаковая. «Белый пояс».

— А у Сабира Жанзакова?

— Как актер и каскадер он постоянно тренировался. Пятое или шестое место в республике.

— Тем не менее вам удалось заинтересовать ребят?

— Да. Обычно во второй части урока мы занимались вопросами диеты, аутотренингом. Я клал ребят на спину, просил добиться ощущения тепла в руке, тяжести мышц лица, рук. Вызвать в памяти изображения голубого неба с одним облаком. Так легче представить себе его ясность, голубизну. Снимал напряжение...

— Еще?

— Ребят, например, интересовали факторы риска...

— Что это такое?

— Все жирное, жареное прямо идет на сердце и в желудок. Между тем всего три места-то и надо охранять — сердце, диафрагму и перестальтику! На занятиях мы нередко говорили о том, как их поддерживать в удовлетворительном состоянии. А цель? Быть здоровее физически. Быть устойчивым в социальном плане. Регулировать психологические несовместимости...

— Какую роль в ваших занятиях играли взаимоотношения тренера и ученика?

— Очень важную. Здесь требовалось, как нигде, безоговорочное подчинение ученика учителю. Все было построено на этом...

Следователь

«Что вы там видите?» — интересовался философ, показывая на окно, обращенное к пустырю. — «Ничего», — обычно одинаково отвечали непосвященные. — «Неверно это, — поправлял мудрец. — Перед вами окно!»

Все зависит от направления внимания. Глядя в колодец, можно видеть и воду, и сруб.

Уголовное дело, в котором, кажется, все посвящено обвиняемым, содержит характеристику следователя. Это он формулирует вопросы, даже если они не записаны, а остаются между строк — в ответах свидетелей, обвиняемых. Следователь формирует дело в соответствии с собственными представлениями об объеме, полноте, объективности, поэтому дело, которое он расследует, несет на себе печать его индивидуальности. Смените следователя— и то же самое дело, те же эпизоды будут представляться Чуть иными; следователь придает ему неуловимую особенность. Так в спектаклях актеры, занятые в разных составах, произносящие одни и те же реплики, играющие одни и те же роли, даже самые второстепенные, все же делают спектакли непохожими один на другой. Что же говорить о главных действующих лицах!

Голос следователя звучит в деле, которое он расследует, участники уголовного дела невольно, чуть-чуть говорят его языком, повторяют его интонации. Следователь ведет их за собой, он может первым подавать пример прямоты, открытости, доверия.- Через много лет отбывшие меру наказания обвиняемые пишут следователям, благодарят их за помощь. Чтобы составить представление о следователях, проверяющие из прокуратуры читают расследованные ими дела.

— Как Шаншевич? — спросил Сильвестров. — Могу я узнать? Как он себя чувствует?

— Обвиняемый Шаншевич?

— Да. Понимаете: я считаю себя морально ответственным... Я много старше! И если бы не я, то ребята... Понимаете? Они не попали бы в эту историю... — у Сильвестрова большая голова, непропорциональная по сравнению с короткими туловищем и ногами. — Ребят интересовало многое, и я пытался, как мог, дать им ответ...

— Вы взяли на себя большую ответственность... Считались ли вы с желанием родителей Шаншевича и самих ребят?

— Вы совершенно правы. — На Сильвестрове куртка, джинсовые брюки, туристического типа ботинки, выданные ему в следственном изоляторе. Время от времени он поправляет то одну, то другую часть одежды, подтягивает выше куртку. — Вообще-то я не видел ничего предосудительного в том, что мальчики познакомятся с такими людьми, как Камал и Эркабай, задумаются над окружающими нас загадками природы...

— Родители жаловались вам на ребят?

— Да. Они заметили, что ребята после посещения Каракалпакии как-то отъединились. «Оставьте в покое наших детей»,— был их клич. В свою очередь я ссылался на авторитеты. На академика Борискина, на других ученых, литераторов, видевших Ка-мала и Эркабая, принимавших их у себя. На известного поэта, побывавшего в Гималаях. Новое, непривычное всегда воспринимается нами с трудом...

Пока следователь печатает очередную страницу протокола, Сильвестров читает предыдущую. Берет ручку.

— Пишется «хувараки», через «и»... — Он держит ручку, как вилку, словно хочет взять что-то с общей тарелки, положить себе. — «Ученики»! — Он никак не расстанется со ставшей привычной ролью «сен-сея».

— Вас к телефону, — удивленный дежурный показывается у окошка. — И здесь разыскали!

Следователь удивлен не меньше: он не знает, больше того — никогда не был знаком с человеком, который ему звонит.

— Извините... — Тот, наконец, называет фамилию — известную в республике, человека, безусловно честного. — Извините, что я вмешиваюсь не в свое дело, — он волнуется. — Но я счел своим долгом предупредить...

Следователь привык к такого рода звонкам за время, пока он расследует это дело. Звонили и его предшественнику.