Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Не признаю.

Потом, прокашлявшись, как бы со скрытой иронией глухо добавил:

— Признаю кражу брошки.

— Распишитесь, что признаете частично, — предложил Петрушин, протягивая ручку.

— Не буду.

— Ваше дело, — вздохнул следователь. — Показания по существу обвинения давать будете?

— Не буду, — буркнул Сапогов.

— Хорошо, так и напишем: «От дачи показаний отказался».

— Все равно не поверите.

— Почему вы так считаете? Скажете правду — поверю.

— Не надо, гражданин следователь,— поморщился Сапогов.— Я знаю ваши порядки. Делай свое дело, а я помолчу покамест—может, что и вымолчу, всяко бывает.

И тут Петрушин вспомнил, вспомнил ясно и отчетливо. Нажав на кнопку и попросив увести Сапогова, он не спеша вышел из следственного изолятора, прошелся по улице, подышал воздухом. Куда торопиться, зачем? Это от него уже не убежит. Сегодня он не пойдет в Средний Каретный. Завтра, пожалуй, а может быть, послезавтра — в общем как дела позволят. Вечером Петрушин не выдержал и позвонил из дома Красину.

— Капитан? Советник говорит. Это не ты случайно утверждал, что убийцу тянет на место преступления? Нет? Ну и правильно. Никуда его не тянет. Это следователя тянет, грехи его тяжкие тянут. Подготовь на завтра понятых: буду изымать орудие, которое так позорно прошляпил. Пока.

Вот и гостиная. Кажется, что здесь он знает все и знает не хуже, чем ушедшие хозяева, а может быть, даже лучше, потому что облазил на коленках, обшарил, общупал все темные углы и закоулки. И все же одну вещь он выпустил из виду, хотя она находится на самом видном месте. Вот ведь как можно переиграть самого себя.

Часы. Старинные часы в медной оправе. Стрелки остановили свое движение на отметке 11 часов 43 минуты. Возможно, вместе с ними остановилась и жизнь Лели Ведниковой. На медных цепях медные гири ромбовидной формы в основании. Какой изощренный ум придумал эдакую, форму вместо проверенной веками цилиндрической? Такое могло породить только загнивающее, исчерпавшее себя барокко,

Петрушин осторожно снял гирю, взял двумя пальцами за ребрышки покрутил на свету у окна и трепетно опустил в полиэтиленовый пакет. Покрутил другую, заметил крохотное бурое пятнышко, подставил под косой свет — проявились два овальных следа с мелкими причудливыми штришками. Эту гирьку Петрушин не знал куда и положить. Метнулся на кухню, взял граненый стакан, опустил туда гирьку так, чтобы ни один штришок не потревожить. Все, больше здесь делать нечего.

— Вера Ивановна, давайте же наконец объяснимся. Муж ваш молчит, вы молчите, а нам что же делать прикажете?

Ведникова, злая и подчеркнуто безразличная, постно поджала губы.

— Я предъявил вашему мужу обвинение в умышленном убийстве при отягчающих обстоятельствах. Это серьезно. Может быть, хоть вы что-то поясните?

— Не убивал он, — процедила Ведникова. — Мы взяли свое.

— Что вы взяли? — несколько растерялся Петрушин.

— Мы взяли свое, — упрямо повторила Ведникова. — Я одна у Лели была, значит, все мое.

— Вы поконкретнее можете? — нетерпеливо подгонял Петрушин.

— Поконкретнее, а потом под расстрел?

— Ну, это совсем не обязательно, — успокоил Петрушин как мог.

— Нет уж,—отрезала Ведникова.

— Послушайте, Сапогов действительно не убивал?

— Не убивал. Он взял имущество. Не взяли бы мы—все прахом бы пошло. Вы бы сами и растащили.

— То есть как? — опять растерялся Петрушин.

— Знаем как. В карман положили, и никто не заметил. А потом ищи-свищи.

— Значит, вы признаете, что взяли драгоценности из ящика?

— Взяли. И никого не спросили.

— Так... взяли. Вместе или один Сапогов?

— Я ему сказала — он взял. Так что, считайте, вместе.

«Это любопытно», — подумал Петрушин. При обыске Ведникова была огорошена тем, что в доме обнаружены драгоценности. Эта женщина не умеет играть, у нее все на лице. Значит, она действительно не знала, а сейчас выставляет Сапогова лишь исполнителем своей воли. Здесь не обошлось без советчиков...

— А когда взяли?

— Одиннадцатого, как узнали про убийство. Ключик от ящика в матраце хранился. Достали и взяли.

— Понятно... А чем ваш муж пятого июля занимался?

— Пятого июля он не убивал, а чем занимался — спросите у него.

— Вера Ивановна, надеюсь, вы понимаете, что даже в этом случае вы совершили хищение, кражу в крупном размере?

— Дело ваше, а только имущество это мое, я буду жаловаться прокурору.

— Ну как же ваше? —не выдержал Петрушин. — Ведь вы не заработали эти огромные ценности, вы их взяли даром, палец о палец не ударив. Это что же, справедливо, по-вашему?

— А Леля их заработала? Заработала?! Стало быть, если у нее имелась бумажка, то все по справедливости, а если нет бумажки, то в тюрьму? А Анна Ивановна заработала? Как же, перетрудилась. С мое бы постояла у прилавка в грязи да в гнили. Вы поглядите на мои руки, их уже никакие кремы не берут. «Не заработала»...

— И что же вы хотели делать с этими деньгами?

— Кремы французские покупать! Устраивает?

— Ну хорошо, — невпопад заметил Петрушин, не зная, что и сказать. — Да, а с той брошкой, о которой вы говорили, все выяснилось. Ее ваш муж украл и сознался уже, — сообщил Петрушин не без скрытого злорадства и желания отыграться.

— Дурак, что с него возьмешь,—равнодушно отреагировала Ведникова.

Переснять с гири на дактилопленку обнаруженные следы Петрушин сам не решился, чтобы ненароком не испортить дело. Он принес гирю в лабораторию и попросил эксперта сделать это в его присутствии. На всякий случай следы сфотографировали, потом криминалист опылил их посредством специальной магнитной щеточки и откопировал на темной пленке. Один след вышел нечетко, смазанно, папиллярные узоры прерывались или забивались порошком. Другой получился вроде бы получше, но эксперт никаких гарантий его пригодности для идентификации не дал. Красин, присутствующий тут же, умолял работать аккуратно, угрожал криминалисту какими-то последствиями, если тот все испортит. Предварительное сравнение потребовали провести сразу же, но криминалист воспротивился и выгнал их обоих из кабинета, заявив, что без постановления экспертизу проводить не будет. Правильно, конечно.

...На столе следователя в прозрачном целлофановом пакете лежала медная гиря — та, которая была «чистой» и для экспертизы интереса не представляла. Она была определенным образом прикрыта газетой. Петрушин отошел подальше от стола, присмотрелся внимательно. Что-то ему не понравилось. Он чуть пододвинул гирю к ближнему от него краю стола, еще посмотрел так и эдак, поправил газету. Присел на стул для посетителей, прикинул, еще поправил. Кажется, теперь в самый раз. Гиря должна быть хорошо различима и в то же время не очень мозолить глаза, не создавать впечатление нарочитости. Петрушин готовился.

В дверь постучали. Вошел Михнюк. Он сел у стола и приготовился к очередному допросу. Следователь не торопился, перебирал бумаги, делал какие-то пометки. Михнюк ждал, внимательно рассматривая свои пальцы. Петрушина это не устраивало, и он продолжал весьма неучтиво заниматься своими делами. Наконец, обследовав пальцы, Михнюк стал проявлять признаки томления. Взгляд его рассеянно побежал по кабинету, по голым стенам. Ни за что не зацепившись, перебросился на стол, несколько раздраженно остановился на Петрушине, потом пошел блуждать по разложенным бумагам. Вот, кажется, остановился. Михнюк заинтересовался, но гиря лежала не очень удобно для обозрения. Он незаметно отклонился, пытаясь получше рассмотреть, что там. Раза два зыркнул на следователя, потом опять на гирю, снова немного подался в сторону, чтобы поймать наиболее удобную точку обзора. Поймал и, уже не в силах скрыть интереса, завороженно уставился во все глаза. Петрушин продолжал шелестеть бумагой. Михнюк нервничал уже явно, и пальцы его, как и тогда, выбивали стремительное аллегро. Потянув резину еще минуты три, чтобы окончательно подготовить «клиента», Петрушин оторвался от своих липовых на данный момент дел и уперся в Михнюка долгим взглядом, как бы раздумывая, с чего начать.

50
{"b":"239448","o":1}