Дело № 23385.

«Жигули-универсал», нагруженный коробками, подъехал к задам магазина «Природа». Усков с Веником сноровисто выгрузили очередную партию продукции, сложили коробки у дверей подсобки. Усков скрылся в магазине, а Веник остался сторожить. Совсем скоро Усков вернулся с видом несолоно хлебавшего.

— Сдается, Веник, нам дали расчет, — сообщил он.

Веник вопросительно посмотрел на него, ожидая разъяснений.

— Сказали, что принимать больше не будут.

— Почему? — был задан естественный вопрос.

— Почему — не говорят. Наверное, не нужны больше наши цветы, видать, все клумбы засадили...

— А это куда? — Веник показал на коробки. — Жалко.

— Жалко, Веник, жалко, — задумчиво подтвердил Усков. Но неожиданно к нему пришла решимость: — А ну давай помогай,— приказал он, поднимая коробку с луковицами.

Вдвоем они мигом перенесли коробки обратно в машину и резко тронулись.

На обочине загородной дороги стояли «Жигули-универсал», оклеенные винными и сигаретными этикетками иностранного производства. Вплотную к дороге подступало свежевспаханное поле, а в поле трудились Усков с Веником: Усков сажал луковицы, засыпая лунки руками, а Веник рыл лунки—все новые я новые. Работа спорилась, даже вспотели, Усков с трудом, разогнулся, растер натруженную поясницу, посмотрел из-под ладони на солнце.

— Что, Веник, идет дело! — воскликнул удовлетворенно,— Это тебе не деньги считать, коммерсант. След на земле оставляем, так-то...

Дело № 23561.

В Запорожье Петрушин с Красиным прежде всего удостоверились, что официальной командировки в Москву Черемных не имел. И тогда настала очередь его допроса.

— Гражданин Черемных, вам разъясняются права подозреваемого, предусмотренные статьей 52 УПК РСФСР, — следователь Петрушин в таких случаях был строг и предельно официален. Акция ответственная, любые недоразумения должны быть по возможности исключены. Черемных обязан почувствовать, что имеет дело не просто с человеком, работающим следователем, а с лицом, представляющим или даже олицетворяющим Закон, его строгую, неотвратимую суть. — Прошу ответить на следующие вопросы. Где вы были пятого июля 1977 года и чем занимались?

— Я не помню.

— Поставлю вопрос более определенно: отлучались ли вы я этот день из Запорожья?

— Я хочу прежде всего знать, в чем меня подозревают. Я ничего не совершил.

— Законом не предусмотрена такая обязанность следователя на данном этапе. Вам будет сообщено об этом в нужное время.

— Я ничего не сделал, — растерянно повторил Черемных.

— В таком случае вам тем более нечего скрывать.

— Пятого июля? — наморщил лоб Черемных. — Кажется, я был дома. А я имею право не отвечать на этот вопрос?

— Полное, — подтвердил Петрушин.

Черемных помялся, поерзал.

— Я был на рыбалке, — соврал он неуклюже и вызывающе.

— Вы были в Москве, Черемных. Улетели из Запорожья пятого июля рейсом № 15-69 в 7 часов 15 минут. Это очевидно, и не это мы хотели узнать от вас. Нас интересует вопрос: были ли вы пятого июля в районе Медведково, на улице Полярной, у дома номер шесть?

Маленькая безобидная хитрость. Вреда не причиняет, а пользу иногда приносит. Наслаждаться ложью Черемных у Петрушина не было ни времени, ни настроения, а поэтому надо было побыстрее выйти на главные вопросы.

— Я никогда не был в районе Медведково,—уверенно, даже с некоторым пафосом, но и с видимым облегчением заявил Черемных.

— Тогда постарайтесь указать максимально точно, где вы были в этот день.

— По приезде я был в районе Петровки.

— Поточнее можно? — перебил Петрушин.

— Средний Каретный переулок.

— С какой целью вы там были?

— Я приезжал к... знакомому, — слегка сбился Черемных.

— Он это может подтвердить?

— Мне бы не хотелось... его впутывать. Давайте разберемся сами, в конце концов! Ведь это же очевидное недоразумение, зачем же беспокоить людей?

Петрушин понял: это не он.

— Фамилию вашего знакомого мы знаем — Ведникова Елена Ивановна, — спокойно объявил Петрушин.

— Ничего не понимаю... — растерялся Черемных. — Чего же вам от меня надо?

— Уточнить несколько моментов. Первое: когда вы прибыли к Ведниковой ,и когда ушли от нее?

— Я у нее не был, — пролепетал Черемных.

— Вы у нее были.

— Я у нее не был, не был, не был! — капризно повторил он.

— Черемных, вы оставили в доме Ведниковой свою расческу...

— Ничего я не оставлял! Чего вы от меня хотите?

— Если вы отрицаете, мы проведем опознание.

— Чего опознание?

— Расчески.

— Зачем?

— Чтобы установить окончательно, кому она принадлежала. Придется, видимо, привлечь к этому делу и вашу жену.

— Зачем? Что случилось? Я ничего не понимаю? При чем тут моя жена! Ну хорошо, я был у нее, и расческа моя. Только не надо ничего опознавать, ради бога! — взмолился Черемных.

— Итак, в котором часу вы пришли к Ведниковой?

— Я не был у нее в этот день, я был раньше. Да, я прилетел и решил навестить Ведникову, но ее дома не оказалось.

— В котором часу это было?

— Примерно в обед, часа в два. Прямо с аэропорта я решил заглянуть, но ее дома не оказалось, и я ушел по своим делам.

— Если прямо с аэропорта, то вы были у дома Ведниковой где-то в десять-одиннадцать часов утра.

— Нет, около двух. Самолет задержался с вылетом, и я прилетел в Москву примерно в половине первого.

Петрушин прервал допрос и попросил Черемных побыть в коридоре.

— Ты уточнял фактическое время вылета и прибытия? — спросил он у Красина.

— Уточнял. И то и другое значится по расписанию.

— Странно. Черемных не врет. Тут что-то не то. Проверь еще раз.

— Сделаю. А ты закругляйся с этим альфонсом, да в Москву бегом — дела ждут.

Петрушин вновь позвал Черемных.

— А теперь рассказывайте все по порядку. Елена Ивановна Ведникова убита и ограблена. Это случилось пятого июля,— жестко проинформировал Петрушин.

— Убита? — трагическим шепотом переспросил Черемных.— А я тут при чем?

Вопрос оказался неожиданным даже для Петрушина.

— Она ждала вас в этот день, вас, понимаете? Она очень вас ждала.

— Ну и что? — отреагировал он в том же тоне.

— Черемных, выпейте воды и посидите, успокойтесь.

Черемных последовал совету следователя, а Петрушин стоял у окна и наблюдал за жизнью на улице. В нем закипало раздражение, надо было как-то отвлечься. Наконец оба они привели себя в относительный порядок и вновь уселись по обе стороны стола.

— Хорошо, я расскажу, только обещайте, что все останется между нами. Вы обещаете? — Черемных умоляюще заглядывал в глаза Петрушину.

— Я вам ничего не обещаю, подозреваемый, но вашу просьбу приму к сведению.

— Познакомились мы в Рузе, на отдыхе. У Лели была очень милая обаятельная мать — Анна Ивановна. Старушка интересная, общительная, мы быстро нашли общий язык. Она много рассказывала о жизни эстрады, вспоминала корифеев, любопытные факты и эпизоды. Перед отъездом Анна Ивановна дала адрес, пригласила в гости. Своего адреса я не мог оставить: жена, знаете ли, не так поймет... Знакомство запало в память, такие люди притягивают. Я посылал ей поздравления, однажды выслал посылку с яблоками. Ну, это мелочь... И вдруг читаю в «Советской культуре» сообщение о смерти Анны Ивановны. Я был, признаюсь, очень взволнован. Когда я оказался в Москве, позвонил Леле, посочувствовал. Она пригласила меня домой. Потом мы изредка перезванивались. Бывая в Москве, я захаживал на чашку чая. Вот и все, пожалуй. Никаких таких особых отношений у нас не было. Леля, правда, была радушна, но и только. Мы говорили об Анне Ивановне, слушали пластинки с ее записями.

— С гражданкой Бельдейко вы тоже пластинки слушали?

— Боже, вы все знаете, — растерянно пролепетал Черемных.— Я сам себя казню, поверьте! Да, мы понравились друг другу...

— Вы о ком, о Бельдейко? — перебил Петрушин.

— Да нет же, при чем тут эта хищница? Бельдейко — роковая случайность. Это глупость, которую я никогда себе не прощу. С Лелей было совсем по-другому. Леля чистая женщина, у нас все было чисто. Однажды она пригласила меня остаться переночевать— время было позднее, но я не остался, пошел пешком через полгорода. А вы говорите... С Лелей было просто хорошо и спокойно. И больше ничего. Ведь может же быть просто хорошо и спокойно? И совсем не обязательно в этом копаться и что-то искать. Боже, как чудовищно все вышло!