Само собой разумеется, что никому из гуляющих в это время не могло прийти и в голову, что вот сейчас, здесь, на набережной, среди них, находится тот, чье могущество столь велико и всесильно, что имя его каждый раз упоминается с чувством суеверного страха, сильного душевного трепета и тайного безотчетного интереса. И уж тем более, кто бы мог признать эту демоническую личность в хорошо одетом галантного вида мужчине, который со спутниками, облокотившись на ажурное чугунное ограждение набережной, окидывал взглядом открывшийся с высоты верхнего яруса живописный пейзаж. А внизу, прямо под ногами, у самой воды, как громадный белый лайнер, сверкало просторными окнами здание речного вокзала, а чуть поправее — с прогулочной площадкой на крыше и, как нарисованной, стройной башенкой с золотистыми часиками не менее нарядное здание ресторана.
С весны и до глубокой осени сюда приставали красавцы теплоходы, и тысячи шумных туристов высыпали на берег, чтобы полюбоваться местными красотами городских достопримечательностей и запечатлеть их на память.
— Эх, вот если бы вы, Петр Петрович, пожаловали бы к нам немного пораньше, — мечтательно проговорил Шумилов, — здесь была бы совершенно иная картина… Такая красота… Тепло, кругом зелень, чистота… Куда приятнее, чем сейчас!
— Вполне разделяю ваши патриотические чувства, уважаемый Валерий Иванович, — соглашаясь, ответил «Воландин», — но в то самое время, о котором вы так вдохновенно говорите, мы находились в не менее исторически интересных и привлекательных местах… Ведь разного рода проблемы и проблемки, любезнейший, имеются без исключения везде, — ухмыльнулся он многозначительно, — куда ни плюнь. А поэтому и работы у нас предостаточно. Так что никакой перспективы остаться безработным, как вы понимаете, у нас в ближайшее обозримое время не предвидится, — засмеялся он откровенно, бросив взгляд на своего помощничка. — Если не ошибаюсь, и были мы тогда…
— В Стране восходящего солнца, Петр Петрович, — опередил его шустрый пионерчик.
— Насколько я правильно понял, этим летом вы были в Японии? — переспросил Шумилов.
— Именно. Именно, в тот временной промежуток, о котором вы только что упоминали, — согласно кивнул головой могущественный гость, доставая свой необычный портсигар и предлагая Шумилову закурить. — Хотя понятие «лето» для разных географических мест, как вы прекрасно знаете, вещь относительная… Да, тогда мы были именно там, — продолжил он, направляясь вдоль набережной и увлекая за собой спутников. — Интереснейшая, скажу я вам, страна… Живут на такой малой территории, а все-то у них имеется. И они берегут и приумножают эти богатства. Понимают, что нельзя губить то, что тебе свыше дано… — взглянул выразительно он на спутника. — А вообще-то, должен признаться: люблю я у них бывать! Уж такие они по этой части выдумщики! А у вас, уважаемый, взгляните, такие просторы, — кивнул головой он в сторону широкой ленты реки, — но не умеете вы распорядиться всем этим. Губите нещадно, не думая о том, кого плодите. А это нехорошо… На вашей-то территории ведь сколько таких Японий одновременно может уместиться!.. Вот в этом, любезнейший, пока большая проблема для вашей необъятной, — сделал он ударение на этом слове, — страны. Да-да, не удивляйтесь!.. Так уж недальновидно вы устроены, что ценить начинаете что-то лишь тогда, когда это самое что-то теряете…
А по поводу состояния атмосферы, стоит ли так беспокоиться, уважаемый Валерий Иванович. Уж вы-то наверняка замечали, что сказки оказывают благотворное влияние не только на детей, но и на взрослых. И здесь совсем нетрудно ответить: почему? Да не потому ли, что они раскрепощают фантазию и приносят ощущение, что ничего невозможного нет. И нам незачем по этому поводу печалиться… А ты что думаешь, Аллигарио?
— Как прикажете, Петр Петрович, — с живостью хихикнул зеленоглазый мальчуган, — элементарно, айн, цвай — и в два счета украсим вечер теплой погодой. Можем подогреть обстановочку даже, как в африканской саванне, дело нехитрое.
— Как в саванне не требуется, — сухо заметил «Воландин», а вот как в Ницце совсем бы не помешало.
В это время мимо наших знакомых промчалась шумная стайка куда-то спешащих мальчишек.
— Да вон там, подальше, прямо внизу, на берегу!.. — тоненьким голоском возбужденно кричал на бегу один из них, энергично показывая рукой куда-то перед собой, — Леха сам видел… Мне-то он врать уж не будет!
— Какой Леха-то, Серый? — догоняя первого и шмыгая носом, крикнул другой мальчишка.
— Да какой какой?!. Ну Калина, из соседнего дома… Он же своими глазами видел!.. Давай, бежим быстрей! — и мальчишки дружно умчались вперед.
Находящиеся в районе набережной горожане через самое короткое время к своему крайнему удивлению и естественному удовольствию ощутили дыхание теплого воздушного потока, который внезапно опустился и накрыл собой все прилегающие окрестности, оставив, однако, неизменной погоду в остальной части города. Стало тепло и приятно, словно по какой-то причине вернулось знойное лето, а некоторые из надетых вещей сразу же оказались излишними. Но стоило удалиться от набережной на каких-нибудь сто пятьдесят шагов, как прогретый фронт воздуха резко обрывался. Оказавшиеся на границе воздушных масс люди, недоуменно крутили головами и, делая несколько шагов то в одну, то в другую сторону и отчетливо ощущая на себе эту разницу температур, громко и эмоционально удивлялись.
— Маша, ты смотри, вот здесь еще прохладно, — восторженно говорил озадаченный молодой человек, вытягивая перед собой руки ладонями вперед, — а делаю всего лишь один шаг — и… сразу же как стена из теплого воздуха… Вот это да! Никогда ничего подобного не встречал! Просто какие-то чудеса! Маш, да ты сама попробуй, проверь!..
Весть о необычном природном явлении мгновенно разлетелась по прилегающей округе, и любознательный народ ринулся в означенную аномальную зону, чтобы собственной персоной засвидетельствовать столь необычный погодный феномен, а заодно и просто погреться перед грядущими холодами.
Посыпались звонки в городской гидрометеоцентр. И работники этого замечательного ведомства, явно застигнутые врасплох, сначала что-то невразумительно мычали, обещая с этим вопросом разобраться, но вскоре под напором бесплатных осведомителей сами были вынуждены выехать на место. В этот вечер их чуткие приборы зафиксировали на границе воздушных масс перепад температур в пять с половиной градусов. Причем граница была выражена настолько ярко и четко, словно кто-то поставил здесь невидимый занавес. Эти не укладывающиеся в рамки привычных понятий странные факты дали пищу для ожесточенных споров, нестандартных догадок и исключительно смелых размышлений, но к единому выводу однозначно никто из них так и не пришел. Да это и неудивительно. А уважаемый Иван Алексеевич Ферапонтов, худой и высокий мужчина в очках, глядя на потупленные взоры своих коллег, сам, вконец измучившись, ужасно нервничая и от того больно кусая тонкие губы, язвительно заметил:
— Так, ну и что ж прикажете людям говорить, леший меня в сустав, когда вразумительных версий ни у кого не имеется? А? А ведь объяснить необычное явление все же как-то придется… Это же не шутки… Сами знаете, чудеса бывают лишь только в кино… Что ж, опять врать беспардонно, придумывая очередные, самим непонятные словесные абракадабры?.. Ну уж увольте, надоело!.. Или лучше того — расписаться окончательно в собственной беспомощности да на нечистую силу все свалить?! — хмыкнул он едко в заключение.
Ах, если б только знал этот славный служитель капризной погоды, что в действительности своей последней ехидной репликой был так исключительно близок к истине!
Но вернемся к тройке гуляющих, которые, беседуя, медленно продвигались в район бывшего губернаторского дома, внутри которого уже многие годы располагался городской художественный музей.
Климатические изменения, стремительно произошедшие, можно сказать, на глазах у Шумилова, и бурная реакция на них окружения вызвали, как он заметил, у его спутников вполне объяснимое чувство удовлетворения, а самого Валерия Ивановича заставили расстегнуть обе пуговицы пиджака. При всем природном хладнокровии и выдержке он никак не мог привыкнуть к этим внезапным и необычным, если можно так выразиться, «экспериментам» своих новых знакомых, но старался внешне не так явно выказывать свою чувственную эйфорию и непременно возникавший при этом сильный эмоциональный всплеск. Но согласитесь, что сохранить в такие моменты абсолютное хладнокровие может только бесчувственный робот, но уж никак не человек, с юношеских лет влюбленный в поэзию и литературу, да и сам иногда записывающий внезапно рожденные сердцем рифмованные строки.
