Вернувшись в Рим, Сиратори сразу же отправился к Чиано. Предупредив собеседника о холодности Арита к альянсу, посол оптимистично охарактеризовал нового премьера как сторонника союза. Хиранума поддерживал идею оборонительного соглашения против СССР, но опасался портить отношения с Великобританией и США и не хотел форсировать события. «Это не осложняет заключение пакта, но может отсрочить дату подписания», – записал Чиано слова Сиратори и добавил: «Посол очень расположен к альянсу, в котором видит наступательное средство, чтобы получить от Великобритании <обратим внимание. – ВМ> «многие вещи, которые она нам всем должна».

6 января Аттолико прислал из Берлина исправленный Риббентропом окончательный текст пакта (третий по счету), основанный на тех же принципах, что и прежние германские проекты: цель – борьба с «коммунистической угрозой» (преамбула), консультации об общих мерах в случае «трудностей» (статья 1), экономическая и политическая помощь в случае угрозы (статья 2), помощь и поддержка в случае «неспровоцированной агрессии» с обязательством немедленно конкретизировать меры этой помощи (статья 3), обязательство не заключать сепаратного мира (статья 4), скорейшая ратификация (статья 5). Секретный дополнительный протокол предусматривал создание трехсторонних комиссий министерств иностранных дел для постоянного изучения ситуации и обмена информацией. Из проекта исчезло обязательство не заключать соглашения, противоречащие данному, – положение, действующее прежде всего в мирное время. Интересно, кто был инициатором этой поправки, четко обозначившей отличие данного договора от Антикоминтерновского пакта? Пакт выглядел предупреждением западным демократиям и Советскому Союзу, но оставлял лазейку для заключения какого-либо договора с ними до начала военных действий. В общем его можно назвать документом «предвоенного» времени, еще не делающим войну фатально неизбежной.

Договор был готов к подписанию. 8 января дуче, по свидетельству Чиано, полностью одобрил присланные тексты, лишь немного исправив преамбулу [В дневниковой записи за этот день Чиано утверждал, что в преамбуле проекта Риббентропа была фраза об «угрозе большевистской гангрены» как причине пакта и что Муссолини исправил ее. Однако ни в одном из известных документов такой фразы нет.]. Дело было за японским правительством, которому проект также был сообщен 6 января. Арита был вынужден согласиться с включением в число потенциальных противников Великобритании и Франции, но, стремясь максимально сбалансировать ситуацию, предложил ограничить действия Японии против них политической и экономической, а не военной помощью. Кроме того, указывал он, раз договор является продолжением и развитием Антикоминтерновского пакта, акцент должен быть сделан на его политическом, а не на военном характере. 19 января конференция пяти министров приняла его предложение, о чем Арита поспешил доложить императору: «сейчас или в ближайшем будущем» Япония окажет военную помощь Германии и Италии только в случае войны с Россией. Следующее заседание конференции 25 января утвердило инструкции в адрес Осима и Сиратори по заключению «Договора о консультациях и взаимной помощи» и решило направить в Рим и Берлин специальную миссию во главе с бывшим посланником в Польше Ито Нобуфуми.

Арита продолжал трактовать все решения и формулировки по-своему. Он все равно обозначил в качестве главного противника Советский Союз и предостерег от придания договору формы полномасштабного альянса, что может быть выгодно Германии и Италии для их дипломатических маневров в Европе, но совершенно не требуется Японии. Что касается положения об оказании Японией военной помощи только в случае войны с СССР, министр назвал его «самой важной для Японии статьей».

Ход переговоров фатально замедлился. Осима еще 13 января говорил статс-секретарю МИД Вайцзеккеру, что Япония даже при наилучшем стечении обстоятельств не сможет подписать договор 28 января, как это предварительно намечалось, потому что он должен быть предварительно рассмотрен и одобрен рядом инстанций в Токио. 25 января Аттолико не без раздражения сообщал Чиано, что японское правительство должно «изучить заново каждый спорный вопрос» и что предвидится оппозиция пакту со стороны посла в Лондоне Сигэмицу. Согласно полученным перед отъездом из Токио инструкциям министра, Сиратори 27-29 января организовал в Париже встречу глав японских миссий в Европе, куда Осима не смог приехать из-за внезапной болезни. Сиратори агитировал за скорейшее заключение военно-политического союза трех держав, но поддержки не получил.[202]

Пока миссия Ито совершала свое длительное путешествие, а подписание договора откладывалось на неопределенный срок, слухи о нем упорно циркулировали во всех европейских столицах и занимали первые полосы газет. Наибольший переполох вызвала статья лондонской «News Chronicle» 17 января: договоренность о заключении пакта трех «тоталитарных» держав уже достигнута, но Италия решила отложить его формальное подписание до завершения переговоров с Великобританией. 11-12 января главные «лондонские лавочники» – премьер Чемберлен и министр иностранных дел Галифакс посетили Рим с официальным визитом, но так ни до чего с хозяевами не договорились, что укрепило решимость Муссолини поскорее заключить союз с Германией и Японией. Статья служила цели вбить клин между партнерами и попытаться оторвать Италию от будущего союза в соответствии с расчетами Форин офис, однако сказанное имело под собой некоторые основания.

Опираясь на информацию НКИД (и, вероятно, разведки), Литвинов так комментировал события полпреду в Лондоне Майскому: «Как известно, Италия до последнего времени уклонялась от подписания намеченного японо-германо-итальянского союзного договора, опасаясь срыва поездки Чемберлена в Рим. Однако, как только поездка была окончательно решена, Чиано и Муссолини стали торопить вновь приехавшего японского посла <Сиратори. – В.М.>, настаивая на подписании договора в течение января. Эту торопливость они объясняли желанием нейтрализовать в общественном мнении впечатление от визита Чемберлена, которому придается преувеличенное значение, и подтвердить прочность «оси»».[203] По словам наркома, Муссолини якобы предлагал распространить действие пакта и на США. Американский посол в Риме Филлипс, находившийся в неведении, не на шутку встревожился и поспешил за разъяснениями к Сиратори и Чиано. Из разговора с первым он понял, что правительство Японии еще не приняло окончательного решения, а второй вообще заявил, что ввиду очевидной близости трех держав заключение специального пакта не является делом ближайшего будущего.[204] Однако Литвинов, сообщая полпреду в Италии Штейну «точные данные» о будущем договоре, указал: «Можете поделиться ими с Филлипсом»,[205] – очевидно, зная о беспокойстве последнего и желая его усугубить. Штейн не замедлил исполнить поручение и передал информацию Филлипсу, который «очень благодарил и сказал, что вопрос его исключительно интересует», а затем пересказал свои разговоры с Сиратори и Чиано в точном соответствии с тем, что ранее сообщал госсекретарю Хэллу.[206]

Столь нелюбимые Риббентропом «лавочники» беспокоились все больше. Очевидно, под свежим впечатлением неудачного визита в Рим Галифакс писал английскому послу в Токио Крейги: «Антикоминтерновский пакт даже в нынешнем виде – реальная угроза для нас».[207] 4 февраля Крейги явился к Арита и внушительно сказал ему, что «укрепленный» Антикоминтерновский пакт будет воспринят Лондоном как союз, направленный против Великобритании, а не против коммунизма, и что участие в нем Японии сделает англо-японское взаимопонимание и сотрудничество невозможными (вспомним доклад Риббентропа Гитлеру за год до того!). Арита отвел эти упреки с помощью традиционных аргументов и постарался успокоить собеседника известием, что пакт еще далек от подписания.[208] Примечательный нюанс обозначился во время одной из их следующих встреч: Арита заявил, что в Токио делают различие между Антикоминтерновским пактом как сугубо политическим соглашением и «осью» Берлин-Рим, в которой сотрудничество партнеров выходит за рамки политики, но в которой Япония не участвует.[209]